Я молчал. Мне нечего было ответить на этот комплимент. Затухая, потрескивал огонь. Гость тронул палкой угли, подняв небольшой фонтанчик крупных золотых искр, похожих на мохнатых пчел, летящих в вечернем, уже холодном солнечном свете.
– Я бы тоже хотел жить, как вы, – сказал человек. – Хоть раз заблудиться с сыном и сидеть у затухающего костра, есть собственноручно пойманных раков. Но часто мы живем не так, как хотим. Все что-то мешает, чего-то недостает. Бежим, ругаемся, пихаем соседей локтями, подставляем друг другу ноги, а куда бежим и зачем, сами не знаем. С каждым веком все быстрее и быстрее. Скоро вот и на звезды летать будем. А почему мы лезем на звезды? Любопытство нас гонит? Страх, что мы одиноки во Вселенной и нам хочется кого-нибудь найти, чтоб был рядом? Хоть простейший, хоть букашка. Или опять проклятые вещи? Может, там, на других звездах, есть такое вещество, какого нет у нас и нам его надо непременно иметь, чтобы на Земле ответить на вечный вопрос – зачем мы существуем, мы отправились за ответом в Космос? Вполне возможно, это и движет нами, заставляет все глубже и глубже лезть в тайны материи… Может, на какой звезде и узнаем… Скажет кто-нибудь…
Человек замолчал и опустил голову, вглядываясь в подергивающиеся пеплом, то вдруг разгорающиеся угли, похожие на глаза засыпающего кота: тот долго всегда то открывает, то закрывает глаза, прежде чем заснет…
Я не знал, что сказать… Я чувствовал, что сейчас мне не надо ничего говорить. Обернувшись назад, я пошарил рукой и нащупал маленькую сухую веточку. Я машинально бросил ее в огонь. Ветка вспыхнула сразу вся, словно пороховой заряд, и осветила местность вокруг бледным качающимся светом. Свет тут же погас, но я увидел, что человек плачет. Крупные слезы текли по его щекам, застревали в бороде и сверкали бледно-зелеными и розовыми огнями, как стекляшки, вделанные в дешевые женские украшения.
Мне стало отчего-то стыдно и немного страшно. Что это за человек и чего ему тут надо? Стоит ли сказать, что я заметил его слезы, или сделать вид, что я ничего не увидел, тем более, что его лицо теперь снова было во тьме? Может, это сумасшедший?
Человек хотел что-то произнести, но из его горла вырвался не то кашель, не то задушенный крик. Теперь я испугался по-настоящему.
– Вам плохо? Может быть, вам помочь?
– Нет, не надо… Это так… У меня насморк… – Гость достал платок и стал сморкаться. Он сморкался долго, продолжая не то кашлять, не то плакать. Потом он лег на бок.
– Не хотите ли воды?
Человек не ответил. Вскоре он затих и лежал молча. Я сидел, не шевелясь, решив так дождаться рассвета.
Женщина бежала по лесу, иногда впотьмах натыкаясь на деревья, но все же она бежала уверенно, инстинктивно чувствуя препятствия. Она всю жизнь прожила в лесу, и у нее развилось чувство доверия к нему. Даже в очень темную ночь она могла идти быстро, без тропинки, не вытягивая вперед рук.
Она понимала, что, будь сейчас даже луна, она все равно не смогла бы найти того, кого искала. Разве можно найти в беспредельном лесу одинокого человека, когда нельзя даже кричать? Пусть даже она решится крикнуть, ведь он все равно не отзовется…
В кармане плюшевого пиджака, когда-то модного, а сейчас вылинявшего и побитого молью, тихо позвякивала коробочка, и это звяканье было неуместно среди звуков спящего леса.
Женщина прибежала на то место, где скорее всего мог находиться человек, но его там не было. Тогда женщина присела на пенек и, положив руки на колени, задумалась. Она знала, что больше искать бесполезно, надо идти домой…
Может быть, он уже пришел? Пришел, ищет слепыми руками в печурке, а она торчит здесь, расселась…
Женщина помчалась назад более короткой дорогой. Вскоре она взбежала на пригорок, и ей открылась вся пойма. Пойма уже затягивалась предутренним туманом. Только неподалеку мерцал костер.
«Нет, он никогда туда не подойдет», – подумала женщина и уже хотела повернуть в сторону, чтобы найти тропинку, ведущую прямо на кордон, но тут из близкого темного ельника кто-то тихо сказал:
– Здравствуй, мама…
Женщина тихо охнула и провела рукой по груди. Голос был родной, знакомый… Она много раз слышала его… Это был голос сына.
Только у женщины никогда не было сыновей.
Никто никогда не звал ее мамой. И сейчас этого не могло быть. Просто по верхушкам прошелся порыв ветра…
Женщина стала тихо плакать, раскачиваясь из стороны в сторону. В кармане позвякивала коробочка со шприцом.
Женщина плакала, и за ближайшей елкой ей кто-то отвечал сочувственно и успокаивающе, как может отвечать только близкий по крови человек…
Сквозь слезы она даже видела этого человека. Высокого, широкоплечего, с белокурыми волосами. Такого, каким в молодости был его отец. Вот только лица сына она не могла разглядеть. Оно должно было быть похоже на лицо молодого отца, но как выглядел молодой отец, она забыла.
Так проплакала она пять минут, а может и больше: она потеряла счет времени, потом вытерла слезы и пошла домой. Но прежде чем покинуть это место, женщина зашла в ельник и, не зная, зачем она это делает, пошарила по земле руками. Там ничего, кроме шишек и сухой хвои, не было…
3
Послышались быстрые торопливые шаги. К нам кто-то шел. Я встал навстречу новому гостю. Бородач не пошевелился.
Не было слышно даже его дыхания, как будто он умер.
К костру подошла женщина.
– Здравствуйте, – сказала она торопливо. – Я ищу мужа. Он у вас?
– У нас, – ответил я с облегчением. – По-моему, он плохо себя чувствует.
– Он спит?
– Не знаю…
Женщина нервно поправила наброшенную на плечи кофточку и подошла ближе к костру. Видно, несмотря на то, что она шла быстро, она озябла, идя через сырой луг. Голова ее была не покрыта, волосы зачесаны назад и слегка растрепались. Была она уже не молода, но сухощава, и это делало ее моложе.
– Он давно у вас?
– Нет.
– Он не пил?
– Нет.
Женщина ничего не сказала, но я понял, что она не поверила.
– Честное слово. У нас нет ничего. Мы заблудились. Мы пошли с сыном в лес и заблудились. Мы остановились на кордоне. Вы не знаете, он далеко?
– Кордон? По-моему, в той стороне… Ночью вы не найдете дорогу… Сколько вашему сыну?
– Скоро шесть.
– Заснул?
– Да.
– Пусть спит. Вам лучше дождаться рассвета… На рассвете появятся рыбаки. Спросите у кого-нибудь…
– Спасибо…
Мы помолчали.
– Вы говорили о детях? – спросила женщина тихо.
– Нет… То есть и о детях тоже, но больше о людях вообще. И о Космосе. Его очень занимает вопрос, зачем люди стремятся в Космос. Вам, наверно, холодно. Я могу сходить поискать еще дров. По-моему, он устал. Не стоит будить его.
– Мне не холодно. Мы сейчас пойдем.
– Как вы догадались, что он здесь?
– Я увидела костер. Его всегда тянет на костры… Как бабочку… В трех километрах отсюда еще один… Я думала, он там… Пока дошла, он погас. Я вернулась Муж никогда не сидит у потухшего костра А потом я увидела ваш…
– Он тоже почти погас.
– Больше нигде огня нет.
Женщина протянула руки к потухающему костру. У нее были тонкие бледные руки. Настолько тонкие, что через ладони просвечивал огонь. Сейчас она была похожа на заклинательницу огня.
– И вам часто приходится… совершать такие путешествия?
– Нет… Когда он выпьет… Сегодня он немного выпил. Вообще-то он совсем не пьет, но сегодня почему-то выпил. Может быть, из-за того, что такая темная ночь. Его тянет куда-то в темные ночи. Когда темная ночь и он выпьет, то ходит по чужим кострам… Обычно я иду следом, но сегодня не заметила, как он ушел. У нас было очень шумно. Песни пели. Мы редко поем песни, как-то неловко, даже страшно петь, когда кругом такая тишина, кажется, что оскорбляешь и этот простор, и тишину. Но сегодня мы много пели. Может быть, потому, что больше, чем следовало, выпили, и не заметила, как он ушел… Вы, наверно, здесь первый раз?