Изменить стиль страницы

— Правда? Расскажи, в чем же заметнее всего проявляется это ухудшение.

— Ты ведь хочешь, чтобы я тебя утешил, не так ли? Так и будет. Просто это другая Элизабет, вот и всё. Вовсе не хуже, наоборот. Но временами она удивляет. Теперь я понимаю, как ты была молода, когда пообещала выйти за меня замуж.

Элизабет убрала руку от бокала, но задержала пальцы на ножке.

— Но достаточно взрослой, чтобы понимать, чего хочу.

Иногда Росса удивляла ее манера говорить. Ее тон вдруг стал самоуничижительным. И это тут же увело их разговор в сторону от вежливой беседы с легким намеком на флирт.

Росс посмотрел на нее, пытаясь взвесить свои слова, чтобы дать ей возможность вернуться к обычной болтовне:

— Что ж, мы оба согласны, что ты была юной. А потом ты решила, что я погиб.

Элизабет взглянула через стол, на беседующего с Рут Тренеглос Фрэнсиса. Возможно, нахлынувшие чувства тоже застали ее врасплох. Или она решила, что слишком часто их избегает. Совершенно спокойным и юным голосом она произнесла:

— Я никогда до конца не верила, что ты мертв. Просто мне казалось, что Фрэнсиса я люблю больше.

— Тебе казалось, что ты его любишь?

Она кивнула.

— А потом я обнаружила, что ошиблась.

— Когда?

— Довольно скоро.

Его логический склад ума отказался принимать всё значение этого неожиданного разговора, но где-то внутри заколотилось сердце, словно понимание пришло по другому каналу. Двадцать с лишним человек за столом, его собственная жена, беседующая с офицером-кавалеристом с большими усами, сэр Хью по другую ее руку, ожидающий возможности вмешаться, Джордж Уорлегган, по большей части молчаливый и напряженный, но постоянно переводящий взгляд со своей тарелки или партнеров по беседе на волосы Элизабет, ее губы или руки. Невероятно, что Элизабет выбрала именно это время для подобного признания, и это через девять лет! Настолько невероятно, что звучит правдиво.

— Проклятые дворняжки, что шляются вокруг, — пылко заявила леди Бодруган, — постоянно спариваются, до чего же трудно держать чистую породу. Вам повезло гораздо больше Джон, раз имеете дело только с коровами. Так что у вас за пес, мисс?

— Мопс, — ответила Кэролайн. — С чудесной кудрявой шерсткой и золотистой мордой размером не больше этой тарелки. Анвин относится к нему с чрезвычайным уважением и любовью, не так ли, дорогой?

— С уважением, несомненно, — сказал Анвин, — потому что его зубы дьявольски остры.

— Ты пытаешься надо мной подшутить? — спросил Росс у Элизабет.

Она улыбнулась неожиданно беззащитно.

— О, разумеется, это шутка. Но подшучиваю я только надо собой, Росс. Разве ты не понимаешь? Мне было интересно, догадаешься ли ты.

— Догадаюсь...

— Что ж, если ты не догадался, с твоей стороны было бы любезнее остановить это откровенное признание на полпути. Разве так уж удивительно, что женщина, однажды изменившая решение, может изменить его еще раз? Что ж, видимо, да, потому что для меня это всегда было унизительным потрясением.

После довольно длинной паузы Росс сказал:

— В ту Пасху, когда я пришел к тебе после твоего замужества, ты достаточно ясно дала понять, что любишь только Фрэнсиса и не думаешь ни о ком другом.

— А что еще я могла тебе сказать? Всего через несколько месяцев после замужества и с Джеффри Чарльзом в моем чреве?

У Росса забрали тарелку и поставили на ее место новую. Каким бы ни был повод для приема, сэр Джон не поскупился на запасы из погреба, и разговоры за столом стали громче. Но Росс боролся с собой, чтобы не отодвинуть стул и уйти. И Элизабет выбрала именно это время... Разве что только присутствие посторонних придало ей мужества так откровенно рассказать о том, что она давно собиралась. И хотя несколько минут назад он не понимал значения ее слов, теперь Росс видел, что они имеют смысл. Каждая прошедшая секунда неумолимо вплетала эти слова в узор прошедших девяти лет.

— А Фрэнсис? Он знает?

— Я уже и так слишком много сказала, Росс. Ох уж мой язык. Внезапный порыв. Лучше о нем позабыть. А если и не забыть, то оставить без внимания. О чем мы говорили до этого?

Через три человека за столом сидел Фрэнсис со слегка пренебрежительным выражением лица, на котором живые черты юности постепенно уступали место преждевременному увяданию. Словно что-то подозревая, он взглянул на Росса, поднял бровь и подмигнул.

Фрэнсис знал. Теперь Росс это понял. Фрэнсис знал уже так давно, что первый приступ разочарования и крушения иллюзий уже прошел. Он давно растерял ревность, а может, вместе с ней и любовь, больше кузен не ощущал никакой неловкости, видя Росса и Элизабет вместе. Стычки прошлых лет, загадочное поведение — всё имело объяснение. А теперь его это не трогает, всё прошло, стало частью давно минувшей эпохи, пришли новые времена терпимости и добродушия.

Возможно, думал Росс, именно потому Элизабет и осмелилась ему рассказать, потому что ее чувства давно остыли, и она считает, что и у Росса тоже, Элизабет просто предложила объяснение и извинение за прошлое, этим признанием она хотела показать, что никакой опасности для них всех более не существует.

Элизабет повернулась, чтобы ответить на какие-то вопросы сидящего по другую руку мужчины, и Росс увидел ее лицо лишь через пару секунд. И даже тогда он не встретился с ней взглядом, но всё равно понял по выражению ее лица (или, на самом деле, уже давным-давно об этом догадался) — дело даже не в том, что она считала или не считала его погибшим.

После того как дамы удалились, мужчины провели полчаса за портвейном, а потом вновь соединились с дамами за чаем и кофе.

Росс встретился с Кэролайн Пенвенен. Он шел по малой гостиной, когда услышал сердитые слова и узнал голос Анвина Тревонанса. Пройдя еще немного, Росс услышал, как резко хлопнула дверь, и быстрые шаги в сторону главной гостиной. Он попятился, чтобы пропустить вперед Кэролайн. Она улыбнулась и выглядела запыхавшейся, а глаза еще сверкали от пережитых чувств.

Росс уже собрался двинуться дальше, как она спросила:

— Могу я отвлечь вас на минутку?

— На сколько вам понадобится.

Девушка стояла рядом, с прищуром рассматривая гостей. Теперь Росс понял, какая она высокая и насколько грациозная.

— Я благодарна, что вы сохраняете верность друзьям, капитан Полдарк.

— Верность? Надеюсь. Но вы же не...

— Я про доктора Эниса. Должна признаться, когда я встретилась с ним впервые, он горячо вас защищал.

— Когда это было?

— До суда над вами, разумеется. Он так пылко выступил в вашу защиту.

Обычно люди избегали упоминать при Россе о суде. Выражение его лица не поощряло такие вольности. Но эта девушка, казалось, не испытывала никаких сомнений. Она произнесла эти слова либо от полного отсутствия проницательности и понимания, либо исходя из собственных понятий о честности, в которых не существовало табу. Раз уж она решила вести себя дружелюбно, то Росс сделал ей скидку.

— Должен ли я понимать, что вы дали ему повод выступить в мою защиту?

— О, разумеется. Потому что если вы хотите узнать подлинные чувства человека, всегда стоит его спровоцировать.

— Именно к этой тактике вы сейчас и прибегаете, мисс Пенвенен?

Она мило улыбнулась.

— Было бы слишком самонадеянно с моей стороны вообразить, что у меня получится.

— Вы останетесь на лето у дяди?

— Возможно. В октябре мне исполнится двадцать один, и тогда я стану сама себе хозяйкой. Такое досадно долгое ожидание.

— Может, к тому времени вы уже выйдете замуж.

— Не означает ли это просто замену одного владельца другим?

— Так я и думал, что вы смотрите на мужа именно в этом свете.

— Поскольку у меня никогда не было мужа, трудно судить. Но повидав многих вокруг себя, я бы не стала называть такое описание нелестным.

— Вашему дяде оно уж точно не льстит.

— Почему же, — засмеялась Кэролайн. — Он меня содержит. Разве это не значит, что он мой владелец? Там нет решеток на окнах, разве что невидимые решетки условностей и неодобрения. Но думаю, свобода мне понравится.