Даже более-менее сносного водителя из Кернкросса не вышло. Однажды он с советским связником Питером чуть не засыпался на ерунде. Приехав на встречу с несколькими секретными документами, Джон забыл убрать ручку подсоса, и его машина заглохла на оживленном перекрестке. Все попытки завести мотор заканчивались неудачей. Предупредительный лондонский бобби, долго наблюдавший за страданиями водителя и волнениями сидевшего рядом с ним спутника, пришел на выручку. Уселся на шоферское место, снял ручку с подсоса и через минуту отогнал авто к обочине. Потом вежливо объяснил Кернкроссу его элементарную ошибку. Если бы полисмену пришло в голову проверить документы водителя и его спутника, он наверняка бы заинтересовался: почему оказались вместе английский госслужащий и дипломат советского посольства? Ну а догадайся вежливый полисмен глянуть на прихваченные Кернкроссом бумаги, разведывательная карьера «Карела», да и его связника, оборвалась бы прямо на злосчастном перекрестке.
Каждая неумелая парковка Кернкросса привлекала внимание полиции. От встреч в специально приобретенной для ценного агента машине пришлось отказаться. Резиденты стали прибегать к специфическим — и рискованным — способам связи. Облюбовали лондонские окраины, поздними вечерами пустынные. А Джон, в очередной раз что-то напутав, приходил туда не всегда. Однако все эти обоюдные мучения стоили тех данных, которые он добывал.
К тому же Кернкросс дисциплинированно подчинился указанию советских друзей: всё внимание сосредоточивал именно на тех материалах, которые требовались сейчас, сегодня. К разочарованию соратников, отошел от коммунистической партии. Не поддерживал отношений и с бывшими знакомцами по левым митингам и прочим сходкам.
От него, поддерживавшего нормальные отношения с женским полом, можно было не ожидать каких-то эксцентричных выходок, типа тех, что позволял себе Берджесс или иногда выкидывал истощенный постоянным нервным напряжением Маклин. Он мало пил — тоже редкость, и, что высоко ценится, совсем не болтал. Его надежность потрясала, перечеркивала все недостатки, которых набиралось немало.
В отделах США и Центральной Европы на безропотно-трудолюбивого новичка навалили столько работы!.. В 1937 году особенно много материалов поступало в Германию и из Германии. Они тщательно обрабатывались «Мольером» — Кернкроссом. И в Москве на него не могли нарадоваться.
Но в конце 1938 года «Мольера» перевели в Министерство финансов. Он слишком отличался своим трудолюбием и ярким талантом от людей из высшего круга, засевших в Форин Оффисе. Даже его единомышленник Маклин из МИДа считал Кернкросса малообщительным, не слишком приятным, никогда не улыбающимся сотрудником. Одевался Кернкросс кое-как. Вероятно, финансы были тут ни при чем. Возможно, демонстрировал презрение к устоям, для себя не приемлемым. Он и тут, как и в Кембридже, не стал и не захотел стать «своим».
И был жестоко наказан «чужим» большинством. Формальным поводом для его перевода в менее престижное Министерство финансов послужил недостаток образования: чего-то не закончил, где-то недоучился, недополучил лишнюю бумажку. Как бы то ни было, «Мольер» попал в другие условия и обстановку. Оперативные возможности, и разведка это вскоре почувствовала, явно сузились.
Надо ли было заниматься перевоспитанием ценного агента? Нотации, нравоучения могли его обидеть или, еще страшнее, оттолкнуть. Кернкросса принимали таким, какой он есть. Ведь логично предположить, что в советскую разведку Джона помимо прочего привела как раз та ненависть к твердым консервативным устоям, которые он не принимал с молодых лет, против которых боролся, рискуя не только положением в обществе — жизнью.
В Министерстве финансов он тоже очень старался. Его информация стала другой, но не иссякла. И вскоре полиглот и трудяга Кернкросс потребовался такому же трудоголику лорду Хэнки.
Коммунист и агент Кернкросс чудесно сработался с не любившим большевиков лордом. Хэнки подкупали не только трудоспособность, но и полная, постоянно демонстрируемая преданность Джона. Стоило кому-то из политической или военной верхушки обойти Хэнки с секретными документами, не прислать ему засекреченный доклад или сообщение, не пригласить на очередное заседание какого-то комитета, как энергичный личный секретарь моментально посылал от имени лорда официальный и суровый запрос «обидчику». За редким исключением документы быстро досылались главе бесчисленных комиссий. Этим сложившимся сотрудничеством были удовлетворены и лорд Хэнки, и Джон Кернкросс, не говоря о советской разведке.
А сообщения от Кернкросса в 1941 году приходили исключительно тревожные. Ему удалось передать телеграмму министра иностранных дел Идена о беседе Гитлера и наследного принца Греции Павла. Документ свидетельствовал: нападение на СССР неминуемо. Это же подтверждали письма в Форин Оффис английских послов в США и Швеции. Британская разведка сообщала о военных приготовлениях немцев в Германии и Финляндии. Тревожно звучали предупреждения посла из Турции: немецкие суда быстро перебрасываются поближе к черноморскому побережью СССР.
В четвертом томе «Очерков истории российской внешней разведки» приводятся такие цифры: «Об интенсивности работы с источником говорит отчет резидентуры, направленный в Центр 31 мая 1941 года. В нем, в частности, идет речь о направлении 60 пленок с материалами Кернкросса, по разнообразнейшим аспектам — от военно-политических до чисто разведывательных».
Грянуло 22 июня 1941 года, и Кернкросс приступил к обработке сообщений об отношении английской верхушки к нуждам Красной армии, о затягивании рассмотрения вопросов о военных поставках в СССР. Стало понятно, что союзники не торопятся снабжать нас современным вооружением.
Но как когда-то в 1938-м, Кернкроссу, он же теперь «Карел», пришлось подыскивать новое место службы. Лорд Хэнки поменял работу, а вслед за ним поисками иного вида деятельности пришлось заняться и «Карелу». Сложнейшая проблема: работа должна была приносить пользу Советскому Союзу. Резидент Горский советовал попробовать устроиться в школу шифровальщиков в Блетчли.
Считается, что к 1942 году англичане частично разгадали не только немецкие, но и советские шифры. Некоторыми данными из Германии делились с «этими русскими». Но что касается наших шифров — Владимир Барковский уверен: они оказались тогда англичанам не по зубам. Утверждения, что во время войны разгадать шифр им помогла найденная где-то в Финляндии полуобгоревшая книжка с кодами, Владимир Борисович просто высмеивал. Во время войны такого не было. Только когда сбежал из Канады советский шифровальщик Гузенко, а к работе подключился гениальный дешифровальщик Мередит Гарднер, англичане и американцы частично продвинулись в решении этой задачи. А как же тогда операция «Ве-нона», в результате которой американцы вроде бы справились, пусть и задним числом, с расшифровкой посланий Центра в Штаты, последовали аресты и казнь супругов Розенберг и другие неудачи нашей разведки? Барковский рассказывал мне: шла игра спецслужб. Доказательств вины советских агентов не было. Легальными методами засадить их в тюрьму было невозможно. Вот и прибегали к давлению. Шантажировали вымышленными расшифрованными посланиями, выбивали признания из слабонервных. Так, например, сознался наш «атомный» агент — талантливый немецкий ученый Фукс, хотя прямых доказательств его сотрудничества с Советами не было.
Кстати, эту точку зрения подтверждают и теоретические работы Филби на тему — признавать агентам свою вину или не признавать. Дальновидный англичанин на свой лад подкреплял доводы Барковского, настаивая на полном непризнании вины.
Как бы то ни было, проникновение Джона Кернкросса в школу в Блетчли-парке можно считать серьезной удачей разведки. Джону снова помогло знание языков. На его низкое происхождение в жестокие военные годы было уже наплевать.
И машина под названием «Кернкросс» заработала на всю катушку. Тут, правда, возникал деликатный вопрос. Англичане, даже делясь с СССР расшифрованной немецкой информацией, никогда не выдавали источников. Наоборот, дурили головы, утверждая, что сведения добыты то в третьих странах, то благодаря немецким перебежчикам. Да и дележка информацией с русскими союзниками была выборочной, иногда с опозданием. И справедливость в этом вопросе восстановил Кернкросс.