Об Африке де Лас Эрас в Испании узнали только в 1989 году. О ней пишут. Но много неправды. Однако есть и искренние строки. Трогательно написала о ней двоюродная племянница — дочка ее двоюродной сестры. Большая семья, они все в Испании жили рядышком, дружили. И вот эта девочка пишет, что слышала рассказы про тетю Африкиту. И в словах ее уважение. Родная сестра Вертудес очень любила Африку, в ее честь назвала свою дочку Африкой.
В редких и коротких заметках о ее жизни я читала, что на склоне лет Африка де Лас Эрас была одинока. Неправда! Она была взрослой, казалась нам не молодой, уже не выезжала. А мы, молодые, учившиеся у Африкиты, ее обожали. Иногда я оставалась у нее ночевать и наутро, если к ней кто-то приходил, тихонечко убегала, потому что нельзя видеть…
У нее часто бывали испанцы, партизаны — она очень любила людей, общение, споры, наши песни. Сама Африкита почти не пела, но когда мы собирались на 9 мая, всегда пели. Такая была общность, такое понимание!
Она любила ходить в музеи, в театры, часто заглядывала в книжный магазин на улице Горького. Помните, «Дружба», где продавались книги на иностранных языках? Там работали ее испанцы. И она меня с ними познакомила. Я тоже покупала там книги.
Африка не пропускала выставок. Благодаря природной своей утонченности совершенно потрясающе чувствовала прекрасное и как могла доносила это до своих спутников. В те годы Антонова из Пушкинского музея устраивала столько выставок! Привозили Джоконду, приезжал Метрополитен-музей, мы увидели картины Гогена и были в восторге от Гойи.
У Африки была прекрасная библиотека, много книг по искусству. Когда мы приезжали, всегда ей привозили альбомы с живописью.
Она нас, молодых, научила вкусно готовить. Сама готовила великолепно и с каким-то изяществом. Любила сервировать стол, чтобы всё было идеально. И нас всех приучила — обязательно красивые скатерть и салфетки. Надо, чтобы всё было элегантно, тогда понравится и то, что на столе.
Мои дети стали ее внуками, фото моего первенца стояло у Африкиты на столике, она все повторяла: «Дождалась внука, дождалась».
Однажды, когда она была еще там, Центр приказал ей купить браслет. Ну, чтобы у нее вещь необыкновенной красоты была.
Знаете, как это бывало? Когда мы, ее девчонки, уезжали, она дарила нам что-то свое, оттуда привезенное, — старинные бокалы, чайный сервиз, золотой кулон… Это так вписывалось в нашу легенду. Подарок грел, прикрывал. Во-первых, это были натуральные вещи оттуда. Во-вторых, у нас ничего своего не было. Мы, ее ученики, до сих пор чувствуем себя как братики и сестрички, потому что наши легенды нелегалов были, безусловно, частью ее жизни.
Настало и время нашего с мужем отъезда. И она мне подарила серебряный набор для десерта, очень старинный. Потрясающей красоты вилочки, ножички и ложечки. Как будто это досталось мне по наследству от моих родителей, и это всё очень здорово включалось в нашу историю.
И еще один такой ее подарок ездил за мной по свету много лет. Однажды, когда я была далеко, а она уже тяжело болела и поняла, что не увидимся, передала мне туда через моего мужа тот самый браслет. Я поняла — это прощание. Быть может, эстафета. Она меня не дождалась, умерла 8 марта 1988-го. Сейчас браслет у меня, и я — в трудной ситуации, потому что заменить полковника де Лас Эрас невозможно.
Но, быть может, я тоже подарю его какой-нибудь хорошей девочке. Они есть и понимают: когда начинаются разговоры о зарплате, о том, кто и сколько получает, нелегальная разведка заканчивается. Они работают на Родину, как их учительница, как Африка де Лас Эрас — мать их учительницы. Мы, нелегалы, суеверны. Нельзя говорить: я сделаю это, я поеду… Надеюсь, когда-нибудь я подарю этот браслет. Только самую хорошую девочку я еще жду.
ПАРТИЗАН ПОЙМАЛ ПЕНЬКОВСКОГО
Иван Дедюля
Десятки тысяч людей шли в партизаны без всякого принуждения, что называется, по зову сердца. Мечтали сражаться, бить фашиста, мстить. Партизанское движение могло бы стать хаотичным, неуправляемым и анархичным, если бы им не руководили из Центра, но было оно по-настоящему народным. А в Белоруссии — в буквальном смысле массовым.
Судьба Ивана Прохоровича Дедюли — тому подтверждение. По образованию он учитель, окончил Могилевский педагогический институт. Но как следует поработать в сельской школе молодому педагогу не удалось. В декабре 1939-го в 22 года его призвали в армию. А потом грянула война, и 22 июня 1941-го начался его боевой путь. С первых дней, разгромив со своим батальоном колонну немцев, понял и уверовал: бить их вполне даже можно. Отступал, однако, достойно, с боями.
Был ранен. Подлечившись, около двух месяцев готовился к партизанской войне. Вместе с полусотней бойцов перешел линию фронта. За два года сражавшийся в Белоруссии отряд «Смерть фашизму» превратился в бригаду, комиссаром которой в 1943-м и назначили молодого Ивана Дедюлю. Его партизаны держали в страхе немецкие гарнизоны и полицаев. А все попытки уничтожить партизан, прервать их связь с местными жителями, внедрить в отряд провокаторов пресекались жестко и умело. Контрразведка в отряде действовала почти безошибочно.
После освобождения Белоруссии молодой партийный работник Дедюля вместе с народом поднимал республику из руин. Когда закончилась война, поступил в Высшую дипломатическую школу МИДа, а по ее окончании был направлен в командировку в Германию. Потом трудился в центральном аппарате министерства. Стал профессиональным чекистом, перейдя с 1954-го во внешнюю разведку. В 1957–1961 годах был помощником, затем заместителем резидента КГБ в Австрии. С середины 1962-го по 1967 год — резидентом КГБ в Израиле.
Достигнутые им «оперативные результаты» оцениваются как «значительные». После возвращения он долгое время работал в непосредственном подчинении у председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова. Помощник по разведке отвечал за связи с Первым главным управлением — теперешней внешней разведкой. Полковник Дедюля награжден боевыми орденами, медалями и особо ценящимся среди чекистов нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности».
Когда мы познакомились, было ему за восемьдесят. Жил он далеко от центра Москвы и каждый раз встречал меня около дома. Иван Прохорович был невысок, кряжист, широкоплеч. Только опирался на здоровенную сучковатую палку — ну прямо из леса. Потом признался, что она при нем на счастье или на память о партизанских годах.
Его жена Валентина Павловна, как почти все жены разведчиков, была молчалива, да и сама, если не ошибаюсь, принадлежала к той же редкой профессии. Быстро собирала на стол, иногда сидела с нами, слушала мужа. Никогда ничего не добавляла к рассказам, а наоборот, когда вырывались у супруга откровения, укоризненно, чтобы он видел, покачивала головой. Мол, а вот об этом пока не надо бы.
Они поженились сразу после освобождения Белоруссии. Он — комиссар, она — единственная женщина из той полусотни бойцов, что пересекли в 1942-м линию фронта. Оба оказались однолюбами.
Рассказы Ивана Прохоровича вызывают доверие, ведь человек он совестливый. Комиссара бригады представляли к высокой награде, а он от нее отказался: в одной из операций потерял много партизан, значит, орден Ленина не заслужил.
В его отряде, перешедшем линию фронта, было, уж если совсем точно, 52 человека, из вооружения — один трофейный немецкий пулемет, десять автоматов и несколько винтовок. С этим и начали воевать в Смолевических лесах. А когда пришли наши, в бригаде было около полутора тысяч бойцов.
— Мы старались по возможности брать бежавших из плена или пробивавшихся из окружения солдат и офицеров. Из местных жителей — тех, чьи родственники уже сражались в отряде или помогали партизанам и так или иначе вызывали подозрение у немцев, — вспоминал Дедюля. — А как люди к нам рвались! Захотели бы, заставила бы нужда — и в леса подались бы около пяти тысяч человек.
Командиры и комиссары вынуждены были частенько отказываться от добровольного пополнения: вы хоть автомат или винтовку какую ни есть раздобудьте, а потом уж — в лес. Катастрофически не хватало оружия, патронов.