— Конечно. Выдал за него Паштеню, дочь своего мокшанского воеводы. Стерва почище свекрови! Когда Марзак, царь модоков[65], разбил Тюштеня, тот дал ему не только дань, но и Паштеню — не в жёны, в наложницы! Та напоила хорошенько Марзака и зарезала сонного. А муженёк её со своей шайкой тут же, среди ночи, напал на стан модоков.

   — Эти лесовики не знают, что такое честь, — презрительно скривился царевич. — Говорят, будто он ещё и колдун.

   — Да. Когда его выбирали царём, у него и кнутовище листьями прорастало, и свечи сами собой зажигались. И птицей оборачиваться умеет. Этим он и страшен! Воюет по-степному, колдует по-лесному. А тут ещё и Ардагаст со своими колдунами и Огненной Чашей, и эта самозваная мокшанская царица... Если так дальше пойдёт — в лесах может появиться сила, что покорит степь! Представляешь, наши внуки будут ездить на поклон в какой-нибудь Копас или Суботов, пить пиво и квас вместо доброго кумыса? И никто, никто этого не видит, кроме нас, живущих на краю степи!

Амбазук в отчаянии хлестнул плетью по дереву. Большой, сильный, закованный в железо, он сейчас выглядел совершенно беспомощным. Вдруг раздалось громкое карканье. На деревьях расселась целая воронья стая.

   — Стреляйте по воронам! — сквозь зубы приказал князь.

Загудели тетивы. Одни чёрные птицы упали мёртвыми, другие взмыли, крича ещё громче. Лишь один крупный ворон, пригвождённый стрелой к стволу, невозмутимо чистил перья, на которых не выступило ни капли крови. Птица взмахнула широкими крыльями и легко взлетела, а стрела осталась в дереве, словно пронзила тень. Ворон облетел всадников, призывно крикнул. Волна холода прокатилась по сердцам сарматов, словно звали их не в лес, а в тёмное царство Владыки Смерти. Князь крепко обнял царевича:

   — Прощай, племянник! Или мы сейчас покончим с обоими царьками, или сгинем в лесах. Но конца Сарматии не увидим!

Заметив, что воины осеняют себя знаком Хорса-Солнца, Амбазук громко сказал:

   — Не зови Солнца, если идёшь на север, за вороном. Только Чёрный Всадник поможет нам на пути Тьмы. — Он выхватил меч. — Саубараг, будь с нами!

   — Саубараг, будь с нами! — с мрачной решимостью отозвались сотни голосов, и сотни клинков блеснули на солнце.

Один отряд двинулся вглубь леса. Другой укрылся в лесистой балке к югу от древнего пути. Дружина Андака и Саузард прошла здесь, даже не заметив засады. Но Сорак и не собирался тратить ра них силы. Вскоре разведчики донесли ему, что с запада приближается дружина Ардагаста.

Впереди уже виднелась долина Суры, когда Ардагаст решил поохотиться в степи, не заходя в долину, чтобы избежать случайной стычки с эрзянами. Вместе с ним поехали Ларишка, Хилиарх и Вышата, а ещё Волх с десятком воинов: царь помнил, как они с Ларишкой, оторвавшись на охоте от своих, угодили в плен к манжарам и те едва не принесли их в жертву богу войны. Остальная дружина отдыхала.

Возле липовой рощицы Ардагаст заметил одинокого крупного сайгака и уже взялся за лук, как вдруг прогудела тетива, и сайгак бросился бежать со стрелой в спине. В следующий миг из рощицы показалась лошадь, невидимый до сих пор охотник спрыгнул с дерева ей на спину и помчался за добычей.

   — Это иирк! Они так охотятся — Геродот писал! — воскликнул грек.

Внезапно всадник развернул коня, поднял лук и послал стрелу прямо в Зореславича. Тот едва успел уклониться. Дружинники, прикрыв собой царя, разом погнали коней на стрелка.

   — Брать живым! — крикнул Ардагаст.

Иирк помчался прочь, на скаку метко стреляя назад. Он успел ранить двоих, пока аркан Ларишки не стянул его с коня. Но и аркан он сумел перерубить акинаком и бросился на царицу, но та быстро выбила махайрой клинок из его руки, а подоспевшие дружинники мигом скрутили охотника. Пленник был молод, рыжеволос и одет в простую рубаху и штаны из белого холста. Голубые глаза смотрели дерзко и бесстрашно.

   — Кто ты такой и почему ищешь смерти? — спросил Зореславич.

   — Я воин Тюштеня, великого владыки. А ты царь Ардагаст, враг богов?

   — Да, я враг богов тьмы и зла. Не им ли ты служишь?

   — Это ты служишь им: детей живыми жаришь, женщинам груди режешь, святые места разоряешь. Только ты опоздал: вся земля эрзянская о тебе уже знает, не налетишь, как на мокшанский Горелый городок.

   — Кто тебе сказал обо мне всю эту ложь?

   — Это ты лжёшь, как все сарматы. Только Тюштеня ты ни обманом, ни силой не одолеешь. Он — великий владыка, могучий, как Пурьгине-паз, его отец. Самый богатый на земле, самый богатый под небом, а за плугом сам ходил, когда старейшины пришли его на царство звать. Он согласился, только когда кнут в его руке процвёл, а священные свечи сами загорелись. Он — сильный колдун, птицей обернётся, всё увидит, и тебя с твоими разбойниками тоже!

Голубые глаза молодого эрзянина горели восторгом.

   — Птицей оборачиваться? Это и я умею, — небрежно усмехнулся Волх. — А ещё волком и туром. И вся моя дружина это умеет. Вот какой я великий колдун. А служу Ардагасту, Солнце-Царю.

Один молодой нур обернулся волком, подкрался сзади к эрзянину, положил ему лапы на плечи и прорычал:

   — На колени перед Солнце-Царём!

Юноша от неожиданности рухнул на колени, но головы не опустил и глядел на Ардагаста по-прежнему непокорно. Зореславич достал гагатовый амулет и сказал:

   — Встань и посмотри сюда. Этот знак мне дал дед твоего царя, Мазтан. Узнаешь его тамгу?

   — Да. Ну и что? Ты мог украсть оберег. Я не верю вам, сарматам, не верю, — упрямо сказал эрзянин. — Вы торговать пришли, а ночью наше село сожгли, моего отца убили, мать и сестёр увели... Сунетесь в наши леса — из-за каждого дерева в вас стрела полетит!

   — Ты веришь только полусарматам, вроде твоего царя? — резко спросил Зореславич. — Так я, знаешь, тоже из таких.

   — А наши дети только на четверть сарматы, если ты веришь одной лишь крови, — добавила Ларишка.

ьышата пристально, но доброжелательно взглянул в глаза юноши:

   — Верить нужно не крови, а душе и свету в ней. Учили тебя, что есть два бога: светлый и тёмный, но светлый сильнее?

   — Да. Чам-паз и Кереметь.

   — Веришь ли, что Чам-паз человека добрым создал?

   — Да. Кереметь его только испортил — так старики говорят.

   — А в бога солнца, доброго и праведного, сына Чам-паза, веришь ли?

   — Да. Чам-паз высоко сидит, далеко от людей. Ши-паз с людьми жил, добру их учил. Добрые души после смерти к нему уходят.

Простой и добродушный волхв в белом плаще и вышитой белой сорочке невольно располагал к себе эрзянина — может быть, тем, что совсем не походил на сармата.

   — Так вот, если не сделаешь того, что я скажу, великий грех на тебе будет перед Чам-пазом и Ши-пазом, и душа твоя к Кереметю уйдёт. МьГПойдем вниз по Суре, а ты поезжай вперёд и всем говори: Ардагаст, царь росов, едет с добром к царю Тюштеню; пусть ни одна стрела не летит в росов, а они первыми никого не тронут. И то же скажи самому царю. Если же этого не скажешь, вся кровь, какая в лесу прольётся, на тебе будет.

   — Всё сделаю, клянусь светом Солнца, — с поклоном ответил эрзянин.

«О боги, скольким эллинам бесполезно говорить о Свете и Тьме, ибо они различают только свет золотых авреусов и серебряных драхм. И многих ли эллинов можно убедить, что от рождения они ничем не лучше варваров?» — подумал Хилиарх.

ьернувшись в стан, Вышата наполнил водой Колаксаеву Чашу и с высоты птичьего полёта окинул взглядом древний путь сначала на запад, потом на восток. Царь и его соратники, сгрудившись вокруг чаши, внимательно следили за появлявшимися в ней видениями. С запада к росам приближался конный отряд. Его рыжеволосая предводительница показалась знакомой Ардагунде. А уж Медведичей и их воинство в чёрных шкурах узнали все. Мужчины ругались сквозь зубы, хотя и не слишком крепко: при Огненной Чаше и при женщинах не пристало уста сквернить. А с востока двигался другой отряд — под знаменем с тамгой сарматов царских. Увидели и дружину Андака, преспокойно подъезжавшую к реке Ра. Сигвульф, стиснув кулаки, прорычал: