Грэйс мне нравится. Проклятье, она мне очень нравится.

Мне даже нравится, как она одевается. Черный цвет и весь этот металл? Это сексуально. Вот! Я признал. Это горячо. Грэйс сексуальна. Становится ли она из-за этого шлюхой? Не знаю, и мне без разницы. Сую руку в карман, нащупываю пальцами заклепку, которую сохранил, потому что она принадлежит Грэйс.

С ней все нормально. Все, за исключением одного момента, и это Зак. Он начал действовать первым. И теперь Грэйс под запретом. Теперь либо она, либо...

– Мистер Рассел, каков интеграл от секанса в квадрате?

Эмм. Черт.

– Эээ. Что?

– Каков интеграл от секанса в квадрате?

– Ага. Эмм, тангенс Х?

– Вы у меня спрашиваете или отвечаете?

– Отвечаю.

– Последний ответ?

Я киваю, с трудом сглотнув.

– Вы забыли "плюс С".

– Ох, точно. – Опускаю взгляд на тетрадь, будто мне есть какое-то дело до этой хрени.

Миссис Паттерсон отворачивается к доске, пишет очередную теорему или вроде того, а я возвращаюсь к своим угрюмым размышлениям.

Слова Грэйс теперь вытатуированы на моих гребаных барабанных перепонках. Черт побери, что тут плохого, когда ты называешь девчонку своей девушкой, если вы встречаетесь? Ладно, хорошо, "я бы ее оприходовал" – это грубость. Но в реальности никто так не говорит, за исключением Джереми, может быть, и то потому, что он инфантилен в плане секса. А если я когда-нибудь заявлю маме "я голоден, принеси мне поесть", она...

Эгей. Стоп. Вспоминаю ночь, когда мы с Заком напились. Он заорал из подвала, и его мать проснулась, чтобы разогреть нам еду. Зак даже не поблагодарил ее. Ерзаю на своем стуле. Не помню, сказал ли я "спасибо".

Ручка трещит в моей руке. Долго смотрю на нее, затем наконец-то бросаю на учебник. Я не знаю, что делать. Твою мать! Это ложь. Я знаю, что делать. Просто не знаю, смогу ли. Дело в том... все это дерьмо? Тут даже Грэйс ни при чем, по сути. Это касается Зака. Он ведет, мы следуем. Почему?

Не знаю.

Никто никогда не отказывался следовать.

У меня в памяти проигрывается вечер на прошлой неделе в "Пицца Хат", когда мы затеяли пари. Когда та девушка, Эдди, застукала Зака, обнимавшего мою сестру, он не выглядел так, словно хотел сказать: "Эй, это не то, что ты думаешь!". Он казался раздраженным, словно думал: "Я только что запорол беспроигрышный вариант?". Голова болит и кружится. Знаю, мне следует отправиться к медсестре. Уж лучше в темной комнате посидеть, чем на уроке математики, только мне нужно во всем разобраться.

В матче, на котором я получил свое первое сотрясение, падение было жестким, у меня аж дыхание сперло. Я не мог дышать. Пришлось поморгать несколько раз, чтобы зрение прояснилось. Звуки казались бессвязным шумом. Помню, мне хотелось и уши "проморгать". Был момент, пока я катался по полю в попытке перезапустить свое тело, когда Зак оставил свою позицию и сбил игрока, врезавшегося в меня. И, хотя мой мозг будто через шейкер пропустили, я практически уверен, что видел его – то выражение, которое Грэйс пытается поймать на камеру, выражение, которое Сара назвала голодом.

Оно было заметно в глазах Зака.

Слава Богу, он на моей стороне. Вот, о чем я подумал в тот момент.

Ты бы, наверно, присоединился, сделал бы это своего рода ритуалом для укрепления командного духа.

Мне все равно, что думает Грэйс. Я не такой, как она сказала.

Я не такой.

***

Наконец звенит звонок с третьего урока, и я держу путь на физ-ру. Раздевалка гудит от разговоров – парни обсуждают утреннюю демонстрацию Грэйс.

– Ты это видел? – спрашивает Зак, улыбаясь.

Стягиваю с себя футболку и киваю.

– Ага. Из первых рядов. Где ты был?

– Опоздал. Мне вчера подфартило с девчонкой из "Пицца Хат", помнишь?

– Эдди.

– Нет. С другой. Джесс.

Другая предназначалась для меня. Сукин сын. Я надеваю форменную футболку школы Лаурел Пойнт, чтобы скрыть свое отвращение.

– Она тайком провела меня в свою комнату, и я уснул.

– Чувак, ты остался на ночь? Да ты мужик! – Какой-то парнишка, с которым я не знаком, протягивает сжатый кулак; Зак стукается с ним.

В этот момент я вижу кое-что. Айфон Зака, лежащий в его кроссовке.

У него появилась любопытствующая публика. Он не заметит, если я пороюсь в его сотовом.

– Зак, могу я одолжить твой телефон?

– Вон там, братишка. – Он указывает на свой кроссовок, затем подносит руки к груди, демонстрируя размер буферов той девчонки.

Грудей. Я хотел сказать грудей.

Беру телефон, включаю. Пароля нет. Открываю папку с медиа-файлами и нахожу видео с Грэйс, которое Зак снял в лесу.

Ого. Их тут два. Пересылаю себе оба, потом быстро набираю смс папе, чтобы сообщить о своем головокружении. Я уже собираюсь положить сотовый обратно, когда меня осеняет идея. Открываю историю отправленных сообщений и удаляю те, к которым были прикреплены видео.

Секунду спустя вибрирует мой телефон; Зак смотрит на меня как на идиота.

– Зачем тебе мой телефон, если твой на месте?

– Мой никогда не работает в раздевалке, – быстро нахожу прикрытие. – Странно.

К счастью, звонок раздается раньше, чем он успевает задать больше вопросов.

Думая о том, что, вероятнее всего, запечатлено на непросмотренном видео, я замираю на месте. Десятилетия спустя урок подходит к концу; я свободен. Меня ждут три сообщения – два, отправленные с телефона Зака, плюс одно от папы.

Папа: Если хочешь уйти домой, уходи. Я уже договорился с медсестрой.

Отлично. Убираю сотовый в карман, складываю джинсы, чистую рубашку и белье, беру эту стопку с собой в душевую. Не люблю расхаживать по раздевалке в одном полотенце. Через пять минут, когда я бросаю мокрое полотенце в корзину, меня находит Зак.

– Чувак, твоя голова в порядке? – Он держит телефон в руке. Я застываю на миг. Будь я проклят. Зак меня проверил.

Качаю головой.

– Нет, я иду домой. У меня уже несколько часов головокружение не проходит.

Он поджимает губы, сжимает челюсти.

– Нужно было вырубить того придурка под номером двадцать три.

– Зак, это был честный прием.

– Все равно. Никто не гадит моей команде.

Опускаю глаза, тихо выругавшись. Грэйс ехидно ухмыляется у меня в голове.

Просто быть не должно. Это правильно.

***

Я добираюсь до дома в начале первого и иду прямиком в свою комнату. Дом пуст. Это хорошо. Сижу за столом, смотрю первое видео. Оно короткое, меньше минуты. Качество у записи фиговое, но его все же было достаточно, чтобы убедить всю школу в мерзости Грэйс Колье после того, как Зак опубликовал видео на фэйсбуке и отметил ее. Второе видео длиннее, около шести минут. Я проигрываю его один раз. Качество по-прежнему фиговое. Темно, рука Зака, держащая телефон, дрожит. А вот качество звука идеальное. Я слышу все. На обоих видео звуки одни и те же.

Вот только это не те же самые звуки.

Я проигрываю его снова. Еще шесть минут.

К третьему разу мои кулаки сжимаются. Еще шесть минут.

После четвертого раза я дрожу.

Шесть минут.

В случае если вам интересно, именно столько времени требуется, чтобы возненавидеть моего лучшего друга.

Бросаю телефон на стол и пристально смотрю на него часами, но он так и не говорит мне, что я должен сделать. Выругавшись, запускаю пальцы в волосы. Мне нужен совет. Мне нужно с кем-нибудь поговорить, вот только с кем? Если расскажу Джереми, или папе, или сестре, или тренеру, я уже знаю, что каждый из них скажет, но все равно не определюсь, что делать.

Я практически слышу папину календарную речь, проповедующую о моих друзьях-неудачниках, о том, что из меня ничего толкового не выйдет, но думаю только об одном: я не такой, как Зак.

Подхватываю телефон, сую глубоко в карман, где он, клянусь, буквально пытается прожечь ткань, чтобы выбраться наружу, и тащусь на первый этаж. Нужно подумать. Нужно... Господи, я не знаю, что мне нужно. Надеваю толстовку, выхожу на улицу и бегаю до тех пор, пока легкие не начинают гореть.