Изменить стиль страницы

Лора завела двигатель, положила руку на рычаг коробки передач, и тут Вик удержал ее.

— Погоди-ка, — сказал он и обернулся к Сарториусу. — На всякий случай… Вы, крутые ребята, не забыли проверить Бетти Фридан? «Загадку женственности»? На которую Кеслер подумал?..

— Она лежит в офисе на каждом подоконнике, — небрежно бросил федерал. — И, кстати, в каждой машине женского такси. Они возят кучу агитационной литературы и раздают пассажиркам. А это вообще настольная книга феминистки.

— Я не понял, — сказал Вик. — Вы ее проверяли?

— Да какой смысл? Это пустышка.

— Ну вы и дебилы, — сказал Вик. — Знаешь, Сарториус, ты мне нравишься, но поскольку вы все дебилы, то, извини, ты тоже дебил!

Захлопнул дверь и сказал Лоре, очень довольный собой:

— А вот теперь полный газ. А этот пускай попрыгает.

Сарториус проводил машину взглядом. Даже в темных очках вид у него был крайне озадаченный.

Дамы не имели привычки болтаться в гараже и уж точно никогда не заходили в мастерскую, и Кеслер от неожиданности вздрогнул. А это была Стелла со стаканом лимонада. Жарко сегодня, держи, сказала она. Презент тебе от компании за верную службу! И засмеялась.

Кеслер был тронут — он понимал, что компания тут ни при чем, просто Стелла добрая. И для нее он точно не педик. И лимонад оказался вкусный.

Да, такая теплая весна, с непривычки весь день в сон клонит, пожаловался он. Это от перемены погоды, со всеми бывает, сказала Стелла. А что ты делаешь сегодня вечером?

Думаю, как мне дальше жить, честно ответил Кеслер, и осекся. Стелла всегда оказывала на него действие почти гипнотическое. Она спросила — он ляпнул.

Вот просто сидишь дома и думаешь?

Ну, еще я в это время играю на гитаре, так думается лучше.

Да ну тебя, сказала Стелла и опять засмеялась. Умора ты, Джонни. Надоест быть механиком, иди в комики. А почему ты думаешь о том, как жить дальше? Ой, ты пей, не слушай меня. Я стакан-то заберу, у нас стаканов осталось всего ничего, Хиггинс их постоянно роняет со своего стола, корова такая…

Мне кажется, в моей жизни пора что-то менять, сказал Кеслер, отважно глядя Стелле в глаза. Совершить, как говорит мисс Уорд, поступок. Я долго не был готов, а теперь вот потихоньку готовлюсь.

С этими словами он картинно, как ему показалось, допил лимонад и пожалел, что в мастерской нет зеркала.

Только не вздумай увольняться, сказала Стелла. Не вздумай, слышишь? Без тебя здесь совсем тоскливо станет. Они же все думают только о работе и феминизме. Я тоже феминистка та еще и тоже вкалываю, но у меня знаешь сколько других интересов? Да ты и не знаешь, Джонни, ха-ха… Ладно, сегодня вечером я разрешаю тебе подумать, как дальше жить, а завтра ты мне расскажешь, чего надумал.

Забрала стакан и ушла.

Кеслер повернулся к верстаку, на котором в тисках был зажат тормозной суппорт с закисшим поршнем, и вдруг пошатнулся. Лимонад холодный, а толку никакого — вот как парит сегодня… А не присесть ли мне на минуточку в это удобное кресло? И он присел. А не закрыть ли глаза?

Ну-ка, очнись, сказал голос мисс Фишер. Ты чего тут дрыхнешь.

Кеслер встряхнулся, но перед глазами все плыло. А радиомаяк в чьей-то громадной лапе вообще двоился.

Зачем это, Джонни, спросила мисс Фишер. Мы же с тобой по-хорошему. А ты с нами вон как. И ведь до чего глупо. Я езжу, он пищит… Думал, не услышу? А ведь мы с тобой по-хорошему, Джонни. А могли бы и сожрать еще тогда.

Кеслер кое-как сфокусировал взгляд, но легче не стало. Предметы то удалялись, то приближались и были все искажены, и громадная жуткая когтистая лапа принадлежала, оказывается, мисс Фишер, а вместо лица у нее одни зубищи да растопыренные черные дупла ноздрей. И голос мисс Фишер звучал то громовым басом, то хриплым рыком.

Наверное, страшно, но в первую очередь невыносимо скучно. Скука просто затопила Кеслера по самую макушку, и он знал, что надо делать: поскорее отвечать на вопросы, тогда от него отстанут. Тогда можно будет подремать немного на рабочем месте, все равно суппорт заклинило насмерть, он уже новый заказал… А после с невинным видом утомленного трудяги отправиться домой.

Ведь мы повсюду, Джонни, говорила мисс Фишер, ты даже не представляешь, сколько нас на земле. Ты против кого пошел, глупышка? Ты нас, главное, не бойся. Мы тебе ничего раньше не сделали и теперь не сделаем. Нам еще с тобой работать и работать. Ты теперь знаешь нашу тайну, и мы тебя не отпустим. А если ты рыпнешься… Мы просто Стеллу твою ненаглядную на кусочки порвем и съедим. Уяснил, да? Повтори, что уяснил. Молодец. А теперь давай, рассказывай…

И тут Джонни понял: это все настоящее. Вот эта лапа с кроваво-красными длинными когтями. Вот эти зубы. Эти крошечные, едва различиме точечки глаз и растопыренные ноздри. Это и есть мисс Фишер, которую он считал когда-то женщиной, а потом хотя бы человеком.

Если бы не скука, он бы умер от страха или попытался убить инопланетное чудовище. Но пушка лежала в ящике верстака, и тянуться за ней было совсем скучно, а страха настоящего не было, скорее брезгливое отторжение.

«Сколько нас на земле», сказало оно. На Земле. Проговорилось. Раскрыло себя. Мало ли, кем оно хотело прикинуться, но Кеслер все понял.

И он теперь будет работать с ними, пока им не надоест. А если что, они убьют Стеллу. Это он тоже уяснил накрепко.

Джонни рассказал чудовищу все, и угадал: оно оставило его в покое, приказав на прощание спать. И Джонни заснул. А когда проснулся, выпал из кресла на пол, сжался в комочек и сдавленно, чтобы не услышали, зарыдал.

Он ничего не забыл. Он все помнил.

Ты хотела знать, что я надумал, Стелла?

Да я, вот беда, не успел. Я хотел придумать, как мне посадить тебя в машину и увезти далеко-далеко. Но тут оказалось — за меня все придумали. А когда ты видишь, что за тебя думают другие, значит, надо собраться с духом и решиться на поступок, как говорит мисс Уорд.

Придурок и неумеха Хинкли расстрелял весь барабан за три секунды. Готов поспорить, он почти не целился. И все равно три пули угодили в людей, а четвертая рикошетом достала президента Рейгана. А я умею метко стрелять, Стелла. И я буду целиться спокойно, как на охоте.

Ведь они не люди.

Ты узнаешь, почему я буду стрелять, в кого и зачем. Запишу это в дневник, и когда все кончится, тебе передадут мой рассказ, а с ним и мои последние слова.

Я не педик, Стелла.

Они услышали пожарную сирену издали.

— Не успели, — сказал Вик.

— Может, это не там.

— Там. Врубай нашу, а то не протолкаемся, если уже все перекрыто, — Вик пошарил под сиденьем и вытащил «мигалку» с магнитной присоской.

— С чего ты взял, что это там?!

— Потому что от сексуальных извращенцев и британских шпионов ничего хорошего не жду, — отрезал Вик.

Офис женского такси горел, как соломенная хижина, с хрустом и снопами искр, весело горел. Вик откинул спинку сиденья и со словами «Поспать, что ли…» закрыл глаза. Лора вышла из машины. Если пожарные сработают четко, гараж почти не пострадает, отметила она. Гараж только и останется.

Но тела надо искать на первом этаже офиса — там, где ярче всего полыхает. Тела всегда там, иначе какой смысл поджигать.

Вик, казалось, спал. Лора оглянулась в сторону крыши, с которой стрелял Кеслер. Теперь ей хотелось прочесть его дневник. Вчера она легко уступила эту работу Рейнхарту, признавая за ним ум и опыт. Но по дороге Вик рассказал ей, в кого на самом деле стрелял несчастный мальчишка, и теперь Лоре отчего-то очень нужно было прочесть его последние слова.

Она помнила, что Кеслер был не вполне психически здоров, и довести его, бедолагу, мог любой достаточно ловкий мерзавец. Но ведь не довели в школе, не довели на улице, не довели в гаражах! Побольше бы нам таких психов.

Что же они с тобой сделали, твари, думала она. Что же они с тобой сделали.

Ведь ты, стреляя в них, думал, что бьешься один-одинешенек против инопланетного вторжения. Один за всех нас.

Ты отомстил своим обидчикам, но какого черта…

А если бы они нас с Виком так обработали? Что бы сделали мы?..

Тут примчался Сарториус, а за ним вся его братия.

— Ну что, говнюк, доигрался? — спросила Лора.

— Да, нехорошо получилось, — согласился федерал.

— Это у вас называется «мы своего человека ведем»?!

— Нестыковка произошла. Нестыковочка.

— Тебе надо было всего-навсего позвонить в офис прокурора и убедить его, чтобы он там не соплю жевал и боялся обидеть феминисток, а поспешил с санкцией на обыск! А еще лучше, вместо того чтобы кофе хлестать, пойти самому за этой долбаной санкцией! — Лора наступала на агента грудью, и Сарториус пятился, пятился и уперся спиной в своих, застывших полукругом с каменными лицами.

— Ну кто же знал… — промямлил Сарториус.

— Да все мы хороши, — сказала Лора и отвернулась. — Идиоты.

— Не напрягайся раньше времени. Наверное, улики жгут.

— Трупы — это тоже улики!

Сарториус тяжело вздохнул.

— Объявлен розыск, — сухо доложила Лора, глядя в сторону. — Перекрыли все, что могли. Ищем Беверли Уорд, Джоанну Хиггинс, Стеллу Макферсон. Больше просто не знаем, кого. Хотя, наверное, имеет смысл отловить всех местных извращенцев и проверить алиби, как ты думаешь? Чего-то мне кажется, это неплохая идея!

— Не заводись ты опять, — попросил Сарториус. — Только не заводись. Такая красивая, а такая злая.

— Посмотрим, какой ты красивый будешь, когда оттуда понесут трупы, — сказала Лора, указав подбородком в сторону пожара.

Сарториус вздохнул еще тяжелее.

— Пойду, что ли, позвоню, — буркнул он и исчез.

Лора подошла к машине.

— Вик, а Вик, — позвала она. — Хватит притворяться. Не бросай меня тут одну. Наедине со всем этим дерьмом.

Рейнхарт не ответил. Он спал.

Его растолкали через полчаса, когда вскрыли гараж — сообщить, что внутри ничего интересного. Рейнхарт выругался и заснул опять. Потом его разбудили, когда стало можно войти в офис. И там «интересного» нашлось сколько хочешь.