Вначале она довольствовалась тем, что называла его просто: «Этот тип, который сует нос не в свои дела». Затем она перекрестила Крестителя в Старую перечницу. «Как поживает Старая перечница? Он еще не рассыпался, эта Старая перечница?» И наконец, он стал для нее Грязной скотиной. Грязная скотина — последняя стадия гнева цариц. После Грязной скотины остается только виселица. Тетрарх уже горько сожалел, что пересказывал своей благоверной все невыдержанные слова Крестителя. Из-за того, что он не сумел в свое время смягчить обличения Иоанна и придать им более удобоваримую форму, теперь ему приходилось защищать своего пленника от ярости Иродиады. А у той появилась навязчивая идея.
«Этот проклятый Креститель не перестанет совать свой нос в наши дела, пока я его не отрублю!» — думала она день и ночь.
Отрубить нос или отрубить голову — разница не столь уж велика. Иродиада не преминула этим воспользоваться. И вот как это произошло.
Царь Ирод не справлял именин, потому что не имел святого имени: святцы в ту эпоху пока еще не придумали. Поэтому Ирод, следуя римскому обычаю, праздновал свой день рождения.
В тот год он решил устроить празднество в Махере. По случаю дня рождения был устроен пир для вельмож, тысяченачальников и старейшин галилейских. Все, что мы знаем о богатстве Ирода, о его расточительной щедрости и великолепии его двора, позволяет думать, что праздник и пиршество были выше всяких похвал.
Иродиада, прекрасно знавшая слабости своего супруга, взяла на себя увеселения. Она была далеко не глупа, эта Иродиада!
Сам же Ирод Антипа занимался только пиршественным столом и оплачивал прочие расходы.
Словно между прочим царица ему сказала:
— В конце вечера я устрою балет.
Именно этот балет и был придуманной ею ловушкой. Вы сейчас увидите, как ловко она все подстроила.
Празднество шло по установленному порядку. Сначала гости отменно отобедали и хорошенько выпили. Затем, когда последние сосуды опустели, все перешли в голубую гостиную, где был заранее поставлен помост для танцовщиц. Ирод обожал сладострастные танцы, завезенные из Рима, а потому он поспешил занять место в первом ряду.
Началась балетная программа. Танцовщицы, одна соблазнительнее другой, были выбраны из лучших учениц Терпсихоры. Но самой бесподобной среди них была, разумеется, Саломея, дочь Иродиады от первого брака. В искусстве задирать ноги ей не было равных!
Очаровательное дитя исполнило свой номер под крики всеобщего одобрения. Букеты сыпались на сцену дождем. Ирод был в восторге.
— Иродиадица, дева, радуйся! — восклицал он. — Какая грация! Какие антраша! Я еще не видел ничего подобного! Клянусь, за такое удовольствие я готов отдать прелестнице все, что она захочет, хоть половину царства!
— Ловлю вас на слове, папочка! — сказала Саломея.
— Я готов его подтвердить! — откликнулся Ирод Антипа. Саломея подбежала к матери и шепнула ей на ушко:
— Мамочка, чего мне попросить?
— Проси голову Крестителя, — ответила Иродиада. И вот милое создание возвращается к Ироду, строит ему глазки и щебечет с самой очаровательной гримаской:
— Маленькая Саломея хочет головку Крестителя на красивеньком серебряном блюде, — вот!
Такого подвоха Ирод не ожидал. Он даже подпрыгнул в своем кресле, а потом склонил голову на грудь, как человек, которому нужно хорошенько подумать. Однако придворные находили каприз Саломеи прелестным и повторяли хором:
— Голову Крестителя! Голову Крестителя! Голову Крестителя!
Для монарха нет ничего дороже данного слова, — разумеется, если он расположен его сдержать.
Антипа вынужден был позвать палача, которого предусмотрительная Иродиада заранее пригласила на празднество.
— Гарсон, — приказал царь, — подать мадемуазель Саломее голову Крестителя!
— На серебряном блюде! — прибавила Саломея, желая, чтобы ее заказ был подан по всей форме. — И погорячее!
Четверть часа спустя нежная дочь поднесла своей мамочке голову незадачливого предтечи на вышеупомянутом блюде.
Если верить святому Иерониму, который, впрочем, не мог присутствовать на достопамятном пиру, поскольку родился лет триста спустя, Иродиада из женской мстительности тут же проткнула язык пророка булавкой.
После этого Иоанн Креститель окончательно утратил вкус к жизни.
Эту ночь и все последующие тетрарха мучили кошмары. Он все время видел во сне свою жертву. Креститель появлялся перед ним, возникая из самых неожиданных предметов, порою весьма интимных. Ироду казалось, что тот вылезает даже из его ночной тумбочки! Торжественный и бледный сын Захарии отовсюду протягивал к нему перст указующий и глубоким басом провозглашал:
— Убийца! Убийца! Убийца!
Мало того. Когда Ироду донесли о деяниях Иисуса, он в отчаянии пробормотал:
— Я знаю, что это такое… Это Иоанн, которого я обезглавил. Теперь он воскрес, вышел из могилы и творит всяческие чудеса!
(Смотри евангелия от Матфея, глава 14, стихи 1-12; от Марка, глава б, стихи 14-29; от Луки, глава 9, стихи 7-9.)
Глава 40. СЕЛЕДКИ И БУЛКИ ЕШЬ-НЕ ХОЧУ!
Он взял пять хлебов и две рыбы, воззрев на небо, благословил и преломил хлебы, и дал ученикам своим, чтобы они роздали им; и две рыбы разделил на всех. И ели все, и насытились.
И набрали кусков хлеба и остатков от рыб двенадцать полных коробов.
Было же евших хлебы около пяти тысяч мужей.
Марк, глава 6, стихи 41 -44
Вернемся, однако, к нашим апостолам, которых миропомазанный разослал попарно с особыми поручениями во все концы Иудеи. Они узнали о печальной участи Иоанна Крестителя одними из первых и, не ожидая дальнейших указаний, поспешили вернуться к Иисусу.
— Господи боже мой! Учитель! Нам рассказали такую страшную историю, что у нас волосы зашевелились!
— Что еще за история?
— Дело плохо. Похоже, твоего кузена Крестителя отправили к праотцам. Говорят, ему отрубили голову.
— Я это знаю. Да свершится воля господня!
— При чем здесь господь? Свершилась воля не господа, а мадам Иродиады, если мы что-нибудь понимаем!
— Возможно. Но, поскольку ничто не свершается помимо предварительного соизволения божьего, мой кузен Иоанн был обезглавлен только потому, что так решил мой отец на небесах.
— Твой небесный родитель не слишком любезен по отношению к своему племяннику. Чего это он на него взъелся?
— Пути господни неисповедимы.
Такое объяснение, конечно, не могло успокоить апостолов. Они спросили, не благоразумнее ли им куда-нибудь укрыться на время.
— Погодите, — ответил Иисус, — Я должен взглянуть на часы моей судьбы.
Затем, немного помолчав, изрек;
— Нет, мой час еще не пришел. Надо сматываться!
Святая братия поспешила к ближайшему порту, а оттуда переправилась на северный берег Тивериадского моря-озера.
Наши путешественники высадились близ Вифсаиды, уже прославленной чудом с рекордным уловом. Эта деревня находилась на территории, которой управлял
Филипп. Год тому назад она стала называться городом и даже была по указу тетрарха переименована. Чтобы сделать приятное дочери императора Августа, Филипп повелел отныне именовать Вифсаиду Юлией.
Вокруг молодого города простирались пустынные равнины, ограниченные с востока холмами, такими же унылыми и голыми, как в наши дни. Именно здесь сын голубя рассчитывал найти укромное место и отсидеться в тиши.
Увы, расчеты его не оправдались. Несмотря на то что великий исцелитель ретировался елико возможно скромнее, несколько рыбаков заметили удаляющийся парус его лодки и предупредили народ. Верующие толпой поспешили за ним вдоль берега, стараясь не выпускать парус из виду. Барка плыла медленно, разумеется, из-за неблагоприятного ветра, толпа обогнала ее, и, когда Иисус со своими апостолами сошел на берег, его тотчас окружило такое множество людей, какого он не видывал ни в Капернауме, ни в Наиме. Происходило это накануне праздника пасхи, паломники стекались отовсюду. Издалека прибывали целые караваны любопытных. Папаша Зеведей, прослышав о скором прибытии своих сыновей с Иисусом и компанией, буквально разрывался на части, подогревая энтузиазм земляков.