Ссылка на авторитет в доводе к пафосу также обычно содержит характеристику самого авторитета. Это может быть не только авторитет в собственном значении слова, но и малоизвестный человек, ставший авторитетом как лицо, испытавшее на себе то, о чем говорится в угрозе или обещании. Более того, в последнем случае третья сторона может быть названа обобщенно: «Всякий американец вам скажет, что ...», «Тому, кто испытал ужасы войны, не надо объяснять, что...», «Тот, кто жил при социализме, прекрасно помнит, как ...». Так как речь идет не о фактическом доказательстве (свидетельских показаниях в узком смысле слова), такое обобщенное называние третьей стороны вполне допустимо, если только не расходится с действительностью.

Ссылка на авторитет в доводе к этосу чаще всего содержит характеристику авторитета (с «этосной» стороны) и указание на самого адресата речи. Ее обычная схема такова: «Такой-то, а уж он в этом знает толк, сказал, что мы часто забываем о том-то».

Интересную ссылку на авторитет содержит одна из защитительных речей С. А. Андреевского. Ссылка замечательна тем, что довод к доверию сочетается в ней с доводом к недоверию, причем оба авторитета – великие русские писатели. Андреевский защищал мужчину, убившего женщину из ревности, и вполне естественно вспомнил «Крейцерову сонату» Толстого. Кстати, он не мог ее не вспомнить еще и потому, что повесть в то время была на слуху у присяжных.

«Конечно, он погиб из-за любовной страсти, из-за того чувства, которое так глубоко заявляет о себе в процессах и над которым так мучительно думал Толстой, когда писал свою «Крейцерову сонату». К чему же пришел знаменитый писатель? Он нашел, что единственное средство избегнуть бедствий и преступлений от любви – это совершенно и навсегда отказаться мужчинам от женщин. Легко ли сказать? Единственное возможное средство – и то невозможное. Значит, дело не так просто. Многие благородные мыслители предлагают теперь заняться очищением нравов путем целомудренного воспитания. Но Иванов созрел ранее этих благих начинаний; к тому же он имеет болезненно-пылкую кровь. Да еще и неизвестно, насколько поможет горю проповедь борьбы со страстями. Не глубже ли сказал Пушкин: «И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет!»

Не полемизируя прямо с Толстым и современными моралистами, защитник мягко отвел их рецепты и сослался как на авторитет на Пушкина.

Выше говорилось о доводах к доверию.

Недоверие при доводе к логосу создается тем, что приводится заведомо неверное высказывание, принадлежащее человеку, в логических способностях которого автор сомневается. В этом случае также часто используется эффект «эксперт не в своей области».

«Конечно, если нет мотива, так о чем же и говорить; но полагаться на судебно-медицинскую экспертизу, что она раскроет мотивы, кажется мне совершенно неосновательным; исследование мотивов преступления лежит в области явлений более сложных, чем те, которыми занимается медицина» (А. И. Урусов).

Недоверие при доводе к этосу создается тем, что какое-то лицо квалифицируется как не знающее людей (чаще всего людей вполне конкретных, данную социальную или возрастную группу), не понимающее их этических установок. Например: «Такой-то с большим чувством говорит о проблемах молодежи. Но он, видимо, забыл, чем живет молодежь. А о сегодняшней молодежи, ее мыслях и чувствах просто не имеет представления». В одной из сатирических песен Галича описана ситуация, когда выступающему на митинге дают текст чужой речи и он, мужчина, вынужден произносить слова: «Как мать говорю и как женщина». В данном случае сатирик выразил глобальное недоверие к этосу советских речей, показывая несоответствие этических клише пафосу реальной жизни оратора.

Недоверие при доводе к пафосу (угрозе или обещанию) создается аналогичным образом: показывается, что лицо, апеллирующее к пафосу, плохо знает людей, к которым апеллирует. Например: «Он обещает голодным старикам «сникерсы» и дискотеки! Он приглашает их насладиться звуками тяжелого металла, а им нужно бесплатное медицинское обслуживание!» Или: «Он угрожает повстанцам войной? Людям, которые уже сорок лет носят при себе оружие! Да...Навряд ли этот политик сможет управлять людьми!»

Выразительный пример возбуждения недоверия при доводе к пафосу находим у А. Ф. Кони. Знаменитый судебный оратор берет на себя смелость выразить недоверие общественному мнению, противопоставив его общественной совести.

«Но суд общественного мнения не есть суд правильный, не есть суд свободный от увлечений; общественное мнение бывает часто слепо, оно увлекается, бывает пристрастно и или жестоко не по вине, или милостиво не по заслугам. Поэтому приговоры общественного мнения по этому делу не могут и не должны иметь значения для вас. Есть другой, высший суд – суд общественной совести. Это ваш суд, господа присяжные».

Очень часто доводами к недоверию ставятся под сомнение свидетельства, т.е. доводы к очевидному. Самым типичным в таких случаях является сомнение в компетентности свидетеля:

«Но я не хочу сказать, что Пайт – ложный свидетель, придумывающий события, чтобы припутать свое неизвестное к загадочному процессу. Просто он в темноте, сидя на пароходной пристани, не разглядел хорошо происходящего, перепутал и время, и место и ошибочно утверждает, что Мезина стояла сверху на панели, тогда как в действительности она стояла внизу, у самой воды» (из речи адвоката М. Г. Казаринова)

Итак, доводами к доверию или к недоверию поддерживаются основные виды аргументации: доводы к очевидному, логические доказательства, доводы к пафосу и доводы к этосу. Обращаясь к авторитетам, говорящий привлекает «третью сторону»: для доводов к очевидному – очевидцев, для логических доказательств – специалистов, для доводов к пафосу – «лицо, испытавшее все это на себе», для доводов к этосу – «лицо, знающее в этом толк». Выстраивая доводы к недоверию, говорящий отталкивается от показаний лжеавторитетов: некомпетентных свидетелей, специалистов, действующих не в своей области, «лиц, не испытавших этого на себе», и «лиц, ничего в этом не смыслящих».

§ 7. Общие места

Два понимания термина «общие места». Широко принятая трактовка общих мест, ее значение. Экспрессия и стандарт. Аристотелево понимание общих мест. Четыре основных топоса. Статисы. Тезис и гипотезисы.

Термин «общие места» – калька с греческого κοινοί τόποι, существовавшая уже в латинском языке (loci communos). Однако разными авторами термин применялся в разном значении, частично даже пересекаясь с понятием «аргумент». Нас будут интересовать два значения этого словосочетания: первое, закрепившееся в языке и выходящее за пределы риторики, второе, введенное Аристотелем.

В первом значении общие места – некие расхожие истины или привычные концепты, штампы, на которые ссылается оратор либо явно, либо опираясь на них как на распространенные представления. Это близко к этическим доводам. Но общие места, имеют более узкое и менее укорененное распространение, чем этические максимы. Например, общим местом современного западничества является концепт «цивилизованного мира», а современного почвенничества – концепт «национальных ценностей». Часто общими местами называют риторические штампы, некие клишированные риторические ходы. Например, ярых антикоммунистов часто уподобляют самим коммунистам, точнее большевикам, говоря о «большевиках с обратным знаком».

Что дает нам такое понимание общих мест? Прежде всего, оно позволяет характеризовать разные идеологические направления политической риторики, диагностировать принадлежность оратора к той или иной политической группировке, к той или иной ораторской школе.

Далее, система общих мест и особенно их динамика позволяет увидеть политическую карту эпохи. Смена парадигмы в государственной риторике ленинского, сталинского, хрущевского, брежневского периодов – это смена общих мест. В нашей книге мы будем говорить об общих местах именно в этом значении.