Изменить стиль страницы

Уорд выстрелил. Левая коленка Коснова подогнулась и он рухнул на пол.

— По-моему, именно так вы начинали с Кордой, — сказал Уорд.

Роун чувствовал, что теряет сознание. Все тело горело, боль стала невыносимой, он едва дышал. Роун цеплялся за остаток сознания, заставлял себя смотреть и слушать. Уорд стоял над извивающимся Косновым.

— Помните Цайфа? — услышал он голос Уорда. — Помните, как вы лили ему в горло кислоту так, чтобы он не умер, а кричал от боли. Вы любите, когда кричат от боли, так ведь, полковник? Ну так я вам тоже кое-что приготовил.

Роун боком повалился на пол. Казалось, боль отступила, появилось ощущение прохлады и покоя. Он смутно чувствовал, что его поднимают за плечи и ноги, помнил крик Коснова: «Нет, это не возможно, этого не может быть», как его спускают по лестнице. Затем раздался крик. Этот крик Роун помнил отчетливо, кричал Коснов. Роун никогда раньше не слышал такого страшного крика, даже со скидкой на свое состояние.

38

Убежище

Роун очнулся на заднем сиденье автомобиля. Один глаз опух так, что не открывался. Другим он видел лишь лысый затылок и тюбетейку водителя. Машина резко повернула. Роуна подбросило вперед на тело Коснова. Азиат смотрел на дорогу, Роун попытался вернуться на сиденье. Он должен собраться с силами. Он сжимал и разжимал кулаки. Они совсем ослабели, руки болтались как плети.

Роун дотянулся до Коснова и начал шарить по карманам. Но когда азиат повернулся, отдернул руку от Коснова.

— Больно? — равнодушно спросил азиат.

— Пройдет, — ответил Роун.

— Когда приедем, о тебе позаботятся, — сказал азиат, не поворачиваясь.

Роун продолжил обыскивать Коснова. Того, что он искал, не было. Он надеялся найти пистолет. Роун продолжал искать.

Машина остановилась. Задняя дверь открылась, и двое выволокли тело Коснова. Роун попытался приподняться.

— Не высовывайся, — сказал ему Уорд, наклонившись в машину. — Чем меньше увидишь, тем здоровее будешь. Поезжай, — приказал он азиату и захлопнул дверь.

Роуну понадобилось несколько минут, чтобы сесть. Он старался дышать глубоко и медленно. Азиат не сводил глаз с дороги. Роун увидел, что они проезжают сквер имени Николаева и едут в сторону Кремля. Роун снял ремень и положил его на колени. Он шевелил пальцами и растирал себе руки, чтобы улучшить кровообращение. Единственным глазом он следил за дорогой и за водителем, задерживал дыхание, пережидая приступы боли в боку. Они подъезжали к строительной площадке — теперь Роун точно знал, где они.

Он сделал на ремне узел, постарался затянуть его как можно туже. На это ушли все его силы. Он подвинулся к двери и сел прямо за водителем, вытянулся вперед, накинул ремень на шею азиата и затянул, упершись ногой в спинку переднего сиденья. Голова азиата дернулась назад. Он отпустил руль и попытался освободиться от петли. Роун продолжал затягивать ее. Машина съехала на обочину. Роуна бросило на дверь, и машина перевернулась.

Азиат лежал неподвижно. Роун дотянулся до пистолета. Машина лежала на боку. Роун открыл дверь, медленно вылез и что было сил побежал к строительной площадке. Он соскользнул в вырытую яму и чуть не свалился в воду, прислушался. Было совсем тихо. Он прошел через яму с водой к деревянной лестнице-стремянке, кое-как поднялся по ней и пополз по свеженасыпанной земле. С насыпи он посмотрел на бульвар — виднелись только темные очертания. Остановилась какая-то машина.

Роун спустился к набережной, прошел через недостроенное здание, пересек временный подъезд к стройке и, качаясь, направился к вагончику строителей. Ноги почти не слушались. Дышать становилось все трудней. Из носа пошла кровь, открылась рана на шее. Он ухватился за подоконник чтобы не упасть и огляделся. Разглядел в темноте несколько грузовиков и неуверенно направился к ним. Одна нога подогнулась, Роун упал, поднялся и заставил себя идти дальше. Он упал еще дважды, пока дошел до машин и притаился между ними. Потом постарался дотянуться до ручки кабины одной из них, ухватился за нее, с трудом влез на подножку и, превозмогая сильную боль в руках, подтянулся, перевалился в кузов и упал на кучу мокрой глинистой земли. Роун чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, сил уже не оставалось.

Он прислушался, где-то далеко в ночи звучал голос. Слабея, он зарылся в мокрую землю, размазал ее по себе и потерял сознание.

Сверху на него валился сырой грунт. Роун обтер лицо и увидел челюсти экскаваторного ковша, направляющегося за новой порцией грунта. Роуна почти засыпало, он высвободил руки и расчистил небольшое пространство у борта грузовика. Стрела повернулась, ковш заскрежетал открываясь, и на Роуна вывалилась мокрая земля.

Он услышал крики. Двигатель грузовика затарахтел, машина дернулась и выехала на покрытую грязью дорогу. Роун догадывался, куда его везут. Прогуливаясь, он часто бывал здесь. Он освободился от земли, подполз к заднему борту и приподнялся. Грузовик опять свернул. Они ехали по асфальту. Уже недалеко, еще один поворот. Роун дважды пытался подтянуться и перевалиться через борт, это удалось только на третий раз. Машина исчезла за поворотом. Роун встал и побежал к воротам. Неважно, кто встретит его первым. Он пробежал мимо удивленного охранника, вскарабкался по ступенькам к входной двери и, ввалившись в здание посольства, рухнул без сознания.

Комната была уютная. Роун сидел на кровати, потягивая чудесный итальянский кофе.

— Я долго спал? — спросил он.

Вице-консул Амадео Грано положил ногу на ногу, смахнул пылинку с темного в полоску костюма, сунул большие пальцы в кармашки жилета и откинулся на спинку кресла.

— Почти два дня, — ответил он на безупречном оксфордском английском. — Как самочувствие?

— Трудно двигаться.

— Доктор говорит, ничего серьезного. Если не считать серьезной травмой два сломанных ребра и вывихнутую скулу, с ним можно согласиться.

— Вы связались с американским посольством?

— В первый же день, — отозвался Грано. — Вы плохо соображали. Возможно, вы дали нам не совсем точную информацию?

— А что сказали в посольстве?

— Никогда не слышали о Чарльзе Роуне.

— Пусть свяжутся с ВМФ США.

— Похоже, они пробовали связаться со всеми, кто мог прояснить положение. Чарльз Роун никогда не значился в списках ВМФ, и паспорт на это имя никогда не выписывали.

— Идиоты! — вырвалось у Роуна.

— Я предложил им прислать кого-нибудь побеседовать с вами. Они довольно сухо отказались.

— Когда мне можно будет отправиться туда?

— Как только вы покинете наше посольство, вы можете идти куда угодно. Но я сомневаюсь, что американцы обрадуются вам. Они утверждают, что Чарльз Роун вообще не существует. Если им верить — вы самозванец и, во всяком случае, не американец.

— Вы же слышите мой английский — разве это подделка?

Грано встал, быстро провел кончиками пальцев по лацканам.

— В бреду вы говорили по-русски, — сказал он, расхаживая по комнате. — А еще у вас французский паспорт. Мы связались с французским посольством, они говорят, сам паспорт подлинный, но никогда с таким номером и именем не выдавался.

Грано остановился в ногах у Роуна и посмотрел на него. Он похлопал руками по карманам пиджака и заговорил, подняв руки кверху:

— Дорогой друг, что я могу сказать? Мы связались и с британским посольством. Нигде о вас ничего не знают. Больше того, у меня даже создалось впечатление, что они слишком уж от вас открещиваются, а может быть, мне просто показалось. И здесь, у нас, вам тоже оставаться нельзя.

Роун посмотрел на него.

— Попытайтесь понять положение в Москве. Мы ни в чем не уверены. Это ведь очень старый трюк для внедрения — прикинуться слабоумным. Он используется с незапамятных времен.

— Вы хотите сказать, — перебил его Роун, — что я должен уйти?

— Друг мой! — Грано опустился в кресло и положил ногу на ногу. — Вы ставите нас в затруднительное положение. Я не знаю, кто вы, что вы должны сообщить, но я точно знаю, что ваша информация никому не интересна, в Москве, во всяком случае.