Следует отметить, что согласно этому подходу переход от "развитого" капитализма к социализму должен совершиться только в результате стихийных выступлений масс. Массы убеждены, что существующее зло порождается частной собственностью на средства производства. Они верят, что социалистическая организация производства должна улучшить их положение. Значит, их действия будут направляться теоретическими представлениями. Согласно историческому материализму, однако, сама эта теория должна быть неизбежным результатом определенной организации производства. Здесь перед нами еще один пример того, как марксизм движется по кругу, когда пытается доказать свои утверждения. Определенные условия должны возникнуть, поскольку к этому ведет развитие; развитие приводит к этим результатам, поскольку это диктуется сознанием; но сознание определяется бытием. Это бытие, однако, не может быть не чем иным, как существующими общественными отношениями. Из сознания, определяемого существующими отношениями, выводится необходимость других отношений.

Есть два возражения, перед которыми беззащитна вся эта цепь умозаключений. Она не в состоянии противостоять тем, кто, пользуясь той же по существу аргументацией, рассматривает мышление как первичное, а общественное бытие как производное. Точно так же эта цепь рассуждений ничего не может противопоставить возражению, что будущие условия вполне могут быть неверно понятыми и в результате то, что сегодня представляется столь желательным, может оказаться много хуже существующих отношений. В результате мы опять подходим к дискуссии о преимуществах и недостатках различных типов общества -- как уже существующих, так и спроектированных реформаторами. Но именно эту дискуссию марксизм и хотел бы прекратить.

Не следует думать, что марксистское учение об исторической тенденции капиталистического накопления может быть легко верифицировано статистическими показателями развития предприятий, доходов и состояний. Статистика доходов и состояний просто противоречит теории концентрации. Это можно утверждать со всей определенностью, несмотря на все несовершенство существующих статистических методов и все трудности, которые колебания ценности денег ставят на пути истолкования данных. С равной уверенностью можно заявить, что оборотная сторона теории концентрации -- пресловутая теория обнищания, в которую едва ли верят даже ортодоксальные марксисты, -- не подтверждается данными статистических исследований [352*]. Статистика сельскохозяйственных предприятий также противоречит предположениям Маркса. Напротив, данные о числе предприятий в промышленности, на транспорте и в добывающей промышленности, как будто подтверждают эти предположения. Но данные количественного учета за небольшой период времени не могут служить решающим доказательством. На коротком отрезке развитие может идти в противоположном по отношению к общей тенденции направлении. Поэтому лучше будет вывести статистику из игры и отказаться от того, чтобы считать ее аргументом за или против определенной теории. Не следует забывать, что в любом статистическом доказательстве уже содержится теория. Цифры сами по себе ничего не могут ни доказать, ни опровергнуть. Решающее значение могут иметь выводы, которые извлекаются из всего собранного материала. А это всегда вопрос теории.

Теория монополии основательнее, чем марксистская теория концентрации. Согласно ей свободная конкуренция -- источник жизни общества с частной собственностью на средства производства -- ослабляется неуклонным ростом монополий. Неограниченное господство частных монополий настолько невыгодно для общества, что у него нет другого выбора, как превратить частные монополии путем их национализации в государственную монополию. Каковы бы ни были недостатки социализма, он предпочтительней, чем частный монополизм. Если окажется невозможным противодействие тенденции к монополизации во все большем круге отраслей, тогда частная собственность на средства производства обречена [353*].

Очевидно, что этот приговор теории взывает к проведению исследований: во-первых, действительно ли развитие идет в направлении монополизации и, во-вторых, каково же воздействие такой монополии на экономику. Здесь нужно соблюдать величайшую осторожность. Эта доктрина появилась на свет в период, который был неблагоприятен для теоретического изучения подобных проблем. В порядке вещей было не холодное исследование существа вопроса, а скорее эмоциональная оценка явлений. Даже аргументы такого выдающегося экономиста, как Д. Б. Кларк, пронизаны распространенной тогда ненавистью к трестам. [305] Как в такой обстановке обстояло дело с высказываниями политиков, можно судить по отчету Немецкой комиссии по социализации от 15 февраля 1919 г., в котором в качестве бесспорного преподносится утверждение, что монопольное положение немецкой угольной промышленности "образует независимую власть, несовместимую с природой современного государства, и не только социалистического". По мнению комиссии, не было необходимости "заново обсуждать вопрос, использовалась ли и до какой степени эта власть во вред остальным членам общества, потребителям и рабочим; само существование ее делает достаточно очевидной необходимость ее полной ликвидации" [354*].

Вместе с разделением труда автоматически происходит концентрация производства. В сапожной мастерской концентрируется производство обуви, которая раньше изготовлялась в отдельных домохозяйствах. Поселок сапожников, сапожная мануфактура, становится центром производства для большой области. Обувная фабрика, которая создается для массового производства обуви, представляет собой еще более широкое объединение производств. Основной принцип ее внутренней организации, с одной стороны, заключается в разделении труда, с другой -- в концентрации отдельных операций в особых цехах. Коротко говоря, чем сильнее расщеплена работа, тем выше должна быть концентрация однородных операций.

Ни по результатам цензов, проводившихся в разных странах для верификации доктрины концентрации производства, ни по другим статистическим материалам, отражающим изменение числа предприятий, мы не можем судить о действительном состоянии концентрации производства. То, что в этих статистических обследованиях принимается за производственную единицу, всегда является некоторым образом единицей в юридическом и финансовом смысле, хозяйственным предприятием, но не единицей производства. Лишь иногда в таких исследованиях учитываются отдельные производства, которые ведутся в рамках охватывающего их предприятия. Необходим совершенно иной подход к понятию "производство", чем используемый в промышленной статистике.

Система разделения труда обеспечивает большую производительность труда в первую очередь благодаря специализации операций и процессов. Чем чаще повторяется операция, тем выгодней использовать для нее специализированный инструмент. Расщепление труда идет дальше, чем профессиональная специализация или, по крайней мере, чем специализация производств. На обувной фабрике используют разнообразные частичные процессы. Вполне можно представить себе, что каждый процесс осуществляется на особом производстве и даже на отдельном предприятии.

На деле существуют фабрики, которые производят заготовки или части обуви и поставляют их на обувные фабрики. Тем не менее, мы обычно рассматриваем операции и процессы, объединенные в рамках одной обувной фабрики, которая сама производит все компоненты обуви, как единое производство. Если же к обувной фабрике присоединяется кожевенная фабрика или цех по выпуску упаковки для обуви, мы говорим об объединении нескольких производственных единиц в общем предприятии. Это чисто историческое различение, которое нельзя объяснить ни техническими условиями производства, ни спецификой делового предприятия.