Во мне нарастает отчаяние. Я не хочу быть одной из тех девушек, которые не могут пережить расставание, когда яснее ясного, что все кончено. Ради наших отношений мы столько всего преодолели... Все просто не может вот так вот закончится. Я всегда считала, что нет ничего, что могло бы действительно встать между мной и Галеном. Я и подумать не могла, что у нас может быть последний поцелуй.

Прошло уже два дня, но я не собираюсь сдаваться. Я сижу на краю кровати и набираю его номер. В этот раз не раздается гудок, а меня перенаправляет сразу же на голосовую почту. Неужели я оставила так много сообщений? Или же кто-то ещё пытался до него дозвониться?

— Гален, пожалуйста. Пожалуйста, выслушай меня. — Я закусываю губу, чтобы мой голос не сорвался. Наконец, договариваю: — Я люблю тебя. Мы сможем все исправить. — И вешаю трубку. Что еще мне ему сказать? Сейчас я его практически умоляю.

На самом деле, я боюсь того, что он превращается в Грома — закрывается за твёрдой раковиной, в которую не будет пускать никого. Единственное исключение для Грома — моя мама. Но Гален не станет отгораживаться от меня, ведь правда?

Когда телефон в руке разражается мелодией, я едва не сваливаюсь с кровати. Я пытаюсь перехватить трубку, чтобы ответить, и замечаю, что это звонит Рид. Рид. Не Гален. Снова.

— Алло? — выпаливаю я как можно жизнерадостнее.

— Привет, мисс Популярность, ты готова порыбачить?

Сейчас я действительно загораюсь энтузиазмом. Рид представил меня вчера практически всему городу. Когда я отправилась вечером прогуляться и купить чего-нибудь перекусить, то не встретила ничего, кроме доброжелательности: «Привет Эмма! Рады видеть тебя снова!»и «Могу я помочь тебе что-нибудь донести?» Все жители — полукровки, люди, сирены, — приняли меня как одну из них всего за каких-то два дня. Это полностью противоположно тому, к чему я привыкла. Дома я должна была бороться за каждый долбанный кусочек признания или одобрения. Здесь же я словно какая-то знаменитость.

И это замечательно.

Тем не менее, больше всего чести достается Риду. Он один из тех, кто не станет стесняться, если речь заходит о получении желаемого. Но проблема в том, что становится все очевиднее, что он хочет заполучить меня. Легкое прикосновение здесь, томный взгляд там. Вчера за обедом меня даже назвали его девушкой, а он не потрудился это исправить. Исправление подобных ошибок остается на мою долю. До той поры, пока Гален не заявит обратного, я связана с ним.

— Но мы же отпустим всю пойманную рыбу, верно? Ты обещал.

Рид вздыхает в трубку. — Я надеялся, ты об этом забудешь.

— Ни за что. Я не убиваю рыб.

— Как еще я смогу доказать, что поймал рыбу крупнее, чем Тоби?

— Приготовься к взрыву мозга. Оказывается, есть такие современные штучки, называемые мобильными телефонами, и в них есть встроенные камеры...

— Не умничай.

— Говорю как есть.

— Я уже подъезжаю к гостинице. Спускай свою задницу вниз, пока я не передумал и не уехал один.

Я смеюсь. — Только попробуй.

Рид фыркает. — Дуй вниз, мисс Конгениальность. — И вешает трубку. За это он еще поплатится.

***

Шаткий причал настолько узкий, что на нём могут стоять только два человека, и то бок о бок. Рид прыгает на маленькую рыбацкую лодку, и она качается туда-сюда, как во время шторма. Затем он протягивает руку, чтобы и я запрыгнула. Я ещё не говорила ему, какая я неуклюжая: что я не прыгаю куда-либо вообще, не говоря уж о неустойчивом объекте, плавающем в опасной близости от причала, под которым могут оказаться острые камни.

— Я не такой ловкий маленький чертёнок, как ты, — говорю ему я, сидя на краю причала.

Он хихикает.

— Ты считаешь меня маленьким? — Он протягивает мне обе руки, так что я могу сойти с причала, не вызывая большой встряски на крошечном суденышке.

Считаю ли я Рида маленьким? Ни капельки. На самом деле, он выглядит очень атлетически, особенно, когда снимает свою футболку. Он не такой высокий, как Гален, но в нужных местах правильно сложен. Именно поэтому я отворачиваюсь.

Рид не упускает этого из вида. — Ты так не думай, — подмигивает он.

Боже, он раздражающе самоуверен.

— Теперь запомни, — продолжает Рид, когда я сажусь на одну из деревянных досок, предназначенных для сидения. — Как только мы достигнем места назначения, больше никаких разговоров. Когда мы приблизимся, я дам тебе знак, что настало время притихнуть.

— Какой знак? — я прикрываю рукой глаза от солнца.

Он поднимает вверх кулак — вроде жеста, который мог бы сделать солдат, если бы захотел остановить войска за своей спиной.

— Ладно. Я поняла.

Рид везёт нас зигзагом по изгибам ручья, уклоняясь от упавших брёвен и зарослей кустов у берега. Ветер веет сквозь деревья, будто нашептывая секреты. Птицы звенят сопрано, а дятел поблизости добавляет ударных в общий хор. Все это сопровождается мерным гулом лодки, рассекающей воду перед нами. Пожалуй, это один из самых умиротворяющих моментов в моей жизни.

Пока я не замечаю, как Рид ухмыляется, глядя на меня.

— Что? — спрашиваю я.

Он невинно пожимает плечами. — Я просто попытался представить, как ты используешь свой Дар в океане. И даже немного позавидовал.

Он осторожно уводит нас подальше от низко свисающих ветвей дерева, словно оберегая висящую там паутину. — С какой самой большой рыбой тебе удалось поговорить?

Я отвечаю, не задумываясь. — С голубым китом. Я назвала его Голиафом. Ты никогда не был в океане?

— Конечно же, нет.

— Почему?

—Во-первых, это идет вразрез с нашим законом. А во-вторых, разве ты не слышала, что сделал Тритон с Тартессосом? Это не смешно.

Нет, совсем не смешно. Я не могу себе представить, что тоже самое может случится с Нептуном.

— Понятно.

— Кроме того, я не хочу оказаться пронзённым пикой какого-нибудь всемогущего жителя океана. — Сказанное прозвучало неожиданно жестко. Все равно, что прикусить вишнёвую косточку. — Значит, ты подружилась с голубым китом? — Похоже, Рид может перейти от серьезности к простоте, не сделав паузы и в две секунды. — Разве ты не боялась?

Была в ужасе — точнее не скажешь. Но сейчас Рид под впечатлением, поэтому я решаю облокотиться назад и насладиться моментом.

— Так было еще до того, как я узнала о своем даре. Я подумала, он собирается меня съесть.

— Голубые киты едят криль. Если бы он съел тебя, это было бы случайностью.

— Утешает. Правда.

— В общем, он тебя не съел. Ты ужасная рассказчица, ты это знаешь?

Вот вам и весь восторг.

— Я поняла, что он был робким — и реагировал на мой голос, когда я говорила ему что делать. Тогда я осознала, что он не обидит меня.

— Как часто ты с ним видишься?

Я сникаю, и сожаление, разгораясь, поднимается от моего желудка к горлу.

— На самом деле, несколько месяцев назад его задел гарпуном какой-то рыбак-идиот. Я не видела его после этого долгое время. Потом, несколько недель назад, он приплыл ко мне из ниоткуда. Шрам все еще был виден, и я постаралась его утешить и приголубить. И мне всё равно, что учёные говорят, будто у рыб нет никаких чувств. С Голиафом дела обстоят иначе. Раньше он не был таким угрюмым, до этого происшествия. Словно у него осталась душевная травма или что-то в этом роде.

Рид серьёзно кивает.

— Гм. Киты — млекопитающие. Безусловно, у них есть чувства. Но подобная эмоциональность? Сильно сомневаюсь.

— Говорю тебе как есть.

— Ок. Ладно, мы не обязаны рыбачить, если ты этого не хочешь. Мы можем развернуться и поплыть обратно.

Я склоняю голову в его сторону.

— Но ты же сказал, мы собираемся отпустить рыбу. Это было серьёзно?

— Конечно. Я никогда не стал бы тебе лгать, Эмма. Для этого ты меня слишком напугала. — Он рассмеялся. — Но когда ты ловишь рыбу, она иногда проглатывает крючок. Никогда об этом не задумывался, но проглотить крючок, чтобы потом его выдрали из тебя обратно, слегка травмирует, не находишь?