В ответ сенатор Рид, председатель комиссии по обследованию «документов», говорящих «о связи сенаторов Бора и Норриса с совпра… и получении ими денег… за пропаганду… объявил, что он, как и вся комиссия пришли к заключению о несомненной подложности документов…»{335}. Месяц спустя немецкая политическая полиция арестовала группу русских эмигрантов, занимавшуюся составлением антисоветских фальшивок, в том числе таких, как «письмо Зиновьева» и «документов о покупке» американских сенаторов Бора и Норриса советским правительством. «В результате демаршей советской стороны дело было передано в уголовную полицию. Входе процесса… суд признал подложность документов…»{336}. Подобная судьба ожидала и все сообщения о связи Амторга с «революционной пропагандой», которые оказались вымыслом{337}. Тем не менее, полицейский комиссар Нью-Йорка Уэйлен опубликовал их{338}.
На обвинения комиссара ответила «Филадельфия паблик леджер»: «Трудно поверить, чтобы какой-либо ответственный представитель Амторга, советской торговой организации в Нью-Йорке, рискнул подвергнуть опасности свою полуторастамиллионную торговлю с Соед. Штатами». «Если комиссар Уэйлен заплатил хотя бы дырявый пятак за письма, которые он опубликовал с целью дискредитировать 1-е мая, его жестоко надули»[37]. Амторг обратился к Уэйлену, предлагая «расследовать подлинность документов и обещая свое полное содействие в этом деле. Уэйлен, однако, от этого уклонился…»{339}.
Настроения здравомыслящей части американского населения отражало выступление Алисы Рузвельт — дочери президента Т. Рузвельта и вдовы спикера Н. Лонгворта: «Мы судим о Советском Союзе слишком в большой степени по словам русских эмигрантов, вращающихся здесь в Обществе, полных горечи по отношению к новому строю в России и не понимающих того, что там происходит. Нас пугает так же пропаганда, но если бы было верно, что наша страна не может выдержать допущения чужих идей из-за границы, то пришлось бы сказать, что такая страна никуда не годится. Иностранные идеи Америке ничего не сделают, ибо Америка будет идти своим путем, и если придет к фашизму, то придет к фашизму по-американски»{340}.
Свою лепту в обострение идеологической борьбы вносили экономические успехи Советского Союза. Советский дипломат Файлин в то время отмечал, «что травля советского режима в американской печати является естественным последствием того, что в Америке интересы страны регулируются интересами собственников, которые видят в каждом успехе советского строя большую опасность…»{341}.
«Целый ряд конгрессменов выступал с речами об опасности, грозящей Америке от осуществления пятилетки…»{342}. Напряжение было столь велико, что представители СССР были вынуждены выступать с успокоительными заявлениями. Так, Келлок (из бюро Сквирского) «указал, что одни неправильно считают ее (пятилетку) утопией, а другие так же неосновательно полагают, что при выполнении ее СССР станет гегемоном в мировой экономике. Пятилетка лишь начало экономического развития СССР, который будет нуждаться в экономических отношениях с иностранными государствами и по выполнении пятилетки»{343}.
Советский полпред в США сообщал: «Демократы и прогрессисты обвиняют Гувера в отсутствии «плана». Он на это отвечает им, что они заразились от советской пятилетки по части «планов»; он выдвигает идею «американского плана»… Влиятельная республиканская «Нью-Йорк ивнинг пост» заявляет, что Гувер выдвинул своим лозунгом: «Индивидуализм против коллективизма», что равносильно «капитализм против коммунизма», или «американизм против большевизма». Это, по мнению газеты, американский ответ России. «Это будет боевым кличем 1932 г.», «Мы не можем лечь и пассивно встречать зверские атаки советской экономики… Мы не можем не поддержать президентского кандидата, который становится во главе такой битвы. И мы знаем, что самый акт борьбы поможет лучше, чем что-либо иное, рассеять депрессию, окружающую нас»… В середине июня Гражданская федерация разослала письмо с предложением организации съезда деловых людей для выработки десятилетнего плана хозяйственного развитая СШ. Мэтью Уолл, вице-председатель Федерации труда, призывал: «Нам нужно встретить хладнокровный коммунистический пятилетний план теплокровным десятилетним планом демократического идеализма…»{344}.
Но некоторые американские политики смотрели на будущее с большим «оптимизмом». Так, указывая на опасность конкуренции со стороны СССР, конгрессмен Сирович утешал себя и других тем, «что в течение ближайших 10 лет будет иметь место мировая революция и война, от которой СССР погибнет…»{345}.
Комиссия Фиша
В обоснование создания своей комиссии Фиш заявил, что «хотя документы (о коммунистической пропаганде) Уэйллена оказались фальшивыми, это не помешает комиссии сделать определенные выводы на основании тех доказательств, которые были обнаружены независимо от дела о фальшивых документах»{346}. «Независимые доказательства» начались с показаний — «свидетеля» католического священника Уолша, которому помогал Э. Гувер, глава Розыскного бюро департамента юстиции. Уолш заявил… что в 1923 г. в Союзе был издан декрет, по которому запрещалось иметь больше 30-ти жен в течение 10 лет…{347}, что Москва тренирует негров с целью поднять в будущем восстание… другой «свидетель» глава Федерации труда Грин заявил, что главная цель коммунистов подготовить революцию в Соед. Штатах. На вопрос комиссии, откуда коммунисты добывают средства для своей работы, он ответил незнанием… Кроме этого советское правительство обвинялось в поддержке восстания в Никарагуа, в субсидировании демонстрации безработных в САСШ, в причастности к руководству коммунистической пропагандой в Америке. Нью-йоркский прокурор Тэттл даже опубликовал в прессе обвинения в контрабанде в Соед. Штаты часовых механизмов из СССР!{348}
Доказательств «свидетельствам» явно не хватало, однако это не смущало Э. Гувера. Он объяснил этот факт тем, что с 1924 г. департамент юстиции прекратил наблюдение за деятельностью коммунистов ввиду отсутствия средств и недостаточности законов. Этой стороне дела уделяется особое внимание, — сообщал Сквирский, — и в результате расследования, вероятно, перед конгрессом будет поставлен вопрос о снабжении парламента достаточными средствами и принятием новых законов против коммунистов… В защиту ассигнования выступил конгрессмен Снелл при содействии, которого была создана комиссия Фиша. Он заявил, что нужно установить факты в отношении деятельности коммунистов в Соед. Штатах и что для этой цели нужно дать столько денег, сколько потребуется»{349}.
«С резкой критикой расследования вообще выступил конгрессмен Лагардиа, рекомендовавший истратить деньги в помощь безработным. «Устраните причину недовольства, и не будет никакой опасности от деятельности коммунистов», — заявил Лагардиа. «При наличии безработицы, нужды, страданий, голода никакое расследование конгрессом коммунизма не уничтожит недовольства. Нельзя проповедовать патриотизм человеку, которому в лицо смотрит голод». «Мы действительно в печальном положении, если боимся пропаганды, которая, может быть, имеет место во всем свете… Мои коллеги хорошо знают, что после американской революции господствовала боязнь новой формы правительства, основанной колониями, и что эта боязнь выражалась среди монархических стран Европы таким же образом, как она выражается здесь в отношении к коммунистам. Они смотрели на перемену, на революцию как на угрозу стабильности их монархий; они смотрели на новую американскую республику как на вызов божественному праву королей. На французов и лидеров французской революции некоторые консерваторы нашей страны смотрели самым неблагоприятным образом, и алармисты того времени также боялись пропаганды лидеров французской революции, как некоторые джентльмены боятся коммунистов… Конечно, будет иметь место пропаганда; конечно, будет иметь место недовольство; конечно, народ будет выражать свое мнение, но, господа, позвольте мне Вам сказать, что мировая история показывает, что идеи нельзя подавить, выражение мнений не может быть уничтожено; передача мнений и обмен ими не могут быть приостановлены, каким бы то ни было законом или расследованием. Я хочу, чтобы меня поняли в том смысле, что этому правительству не грозит никакая пропаганда»… «Мы имеем радикалов и коммунистов в Нью-Йорке, но не имеется никакой угрозы, что городское, штатное или национальное правительства будут свергнуты. Яне верю, что мы находимся в опасности только потому, что какой-то меховщик-коммунист в Нью-Йорке возьмет иглу и ткнет ее в мясистую часть анатомии Грувера Уэйлена (смех). Социальная революция так не делается»{350}.