Военный грузовой автомобиль, мчавшийся по Москве, свернул на

заснеженную и пустынную улицу Фурманова. Сугробы баррикадами перекрывали

дорогу, лежали вдоль заборов, возвышались до окон первых этажей зданий.

Грузовик то и дело замедлял ход: передние колеса зарывались в снег, а

задние буксовали.

У подъезда дома № 3/5 автомобиль остановился. Из кабины вышел

подполковник. За ним из кузова выскочили на снег старший лейтенант и

сержант. Удостоверившись в правильности адреса, они вошли в парадное.

Квартира 21. Табличка на дверях... Казалось, чего проще нажать кнопку

или постучать; дверь откроется, и тогда...

— «Здрасте, мы за песней...» Так что ли придется начать? — шутя

проговорил подполковник Дроздов, глава этой необычной делегации.

— Да, нечего сказать, задача, — произнес сержант Калинников,

невысокого роста чернобровый парень.

— А по мне любое поручение — приказ, — сказал старший лейтенант. — И

ничего тут зазорного нет. К тому же песня для фронтовиков...

— Вот ты первый и докладывай, — решительно предложил Дроздов.

— Нет, нет, — возразил старший лейтенант. — Я растеряюсь. Ведь

поэт...

— Ну и что же? — перебил Дроздов.

Разговор прервался неожиданно: подполковник нажал кнопку звонка, и

все мгновенно смолкли.

Дверь открыла немолодая женщина в ватнике и в пуховом платке. На

вопрос, дома ли Михаил Васильевич, она ответила утвердительно и пригласила

пройти в комнату направо.

По тому, как она встретила нежданных гостей, нетрудно было

догадаться, что военные в этой квартире совсем не редкие гости.

...Происходило это в конце декабря 1943 года. В Москву со Второго

Прибалтийского фронта была послана группа гвардейцев-минометчиков. Среди

прочих дел фронтовики имели необычное задание:

— Побывайте у поэта Михаила Васильевича Исаковского и передайте ему,

Что без новой песни нам никак нельзя, — в шутку и всерьез напутствовал

генерал. — Зовите поэта в гости. А если он поехать не сможет, сами

расскажите про наши дела. Но без песни не возвращайтесь.

И вот фронтовики в гостях у Исаковского.

В небольшой комнате, заставленной книжными шкафами, было прохладно.

На плечи Михаила Васильевича накинута шуба. При каждом его движении она

спадала, и ему приходилось вновь набрасывать ее на плечи.

— Нет, нет, не раздевайтесь, — предупредил Исаковский, когда гости

стали искать вешалку. — К сожалению, у нас не тепло.

— Мы привычные, — храбро заметил Калинников и посмотрел на

подполковника. Тот тоже снимал с себя шинель.

— ...Так что об нас не беспокойтесь, — уверенней добавил сержант.

— Если настаиваете, — улыбнулся Исаковский, — пожалуйста.

Разделись. Сели к столу.

— То, что вы с фронта, сам вижу. Но с какого, разрешите узнать?

Все трое переглянулись и облегченно вздохнули: хорошо, что поэт

заговорил первым. Теперь будет легче.

— Второго Прибалтийского...

— На Ригу пойдем! — бойко сказал сержант Калинников, но, встретив

взгляд подполковника, добавил, и на этот раз не столько для поэта, сколько

для своего начальника: — Раз Прибалтийский, значит путь наш к берегам

Балтийского моря, а там Риги никак не миновать.

— Мне нравится эта ваша уверенность, — улыбнулся Исаковский. — А вы

кто будете?

— Командир боевой машины сержант Калинников.

— Должен заметить, что один из наших самых отважных гвардейцев,

командир «катюши», — сказал подполковник.

— Он у нас фрицев подчистую косит и фамилии не спрашивает, —

отрекомендовал старший лейтенант.

Калинников покраснел, встал и неожиданно громко проговорил:

— Товарищ поэт...

Это прозвучало так, словно он обращался к своему командиру полка.

Все рассмеялись. Калинников тоже.

— Очень рад познакомиться с командиром «катюши», — заинтересованно и

тепло произнес Исаковский.

— Так я что... — волнуясь, и на этот раз уже совсем тихо проговорил

Калинников.

— Дело у нас к вам вот какое, — начал подполковник. — Наш генерал от

имени гвардейцев приказал передать вам приглашение приехать на фронт,

чтобы написать новую песню про «катюшу». А то как-то неловко получается.

Называемся мы «катюшечниками», а песня, от которой название пошло, старая,

довоенная... Сами понимаете...

— Я слышал, что на фронте на мотив «Катюши» поют что-то новое, —

сказал Исаковский.

— «Разлетелись головы и туши»? — вмешался Калинников. — Так это ж

пародия!

— А что бы вы хотели?

— Такую, чтоб прямо про нас говорила, чтоб меткая была и серьезная.

Михаил Васильевич остановил взгляд на сержанте и долго, пристально

смотрел на него.

Стало тихо. Фронтовики ждали, что скажет поэт.

— Понимаю, друзья мои. Спасибо за приглашение. Но сейчас, к

сожалению, принять его не могу. Я нездоров. Уже второй месяц не выхожу на

улицу. И вряд ли скоро смогу куда-нибудь поехать. А насчет песни вы

правы...

О том, что по сердцу пришлось

И разговор зашел о том, откуда имя «катюша» пошло.

— Никто приказов на этот счет не издавал, — улыбнулся подполковник

Дроздов. — Если собрать сто фронтовиков и спросить, как, по их мнению, это

случилось, — будет сто разных ответов. Все, впрочем, припомнят, что это

произошло примерно в одно и то же время и что всем одинаково полюбилось

это имя. Думаю, из всех распространившихся версий наиболее правдивая та,

что связывает появление названия оружия с названием вашей довоенной песни.

Говорят, песня, как и человек, имеет свою судьбу: незаметно ее рождение,

но если она по сердцу придется, народ разносит ее по всему свету; она

долго живет. Так случилось и с довоенной песней про Катюшу. Рассказ о

верной любви простой русской девушки к бойцу, который «на дальнем

пограничье» бережет нашу родную землю, тронул сердца, и песня быстро

разнеслась по городам и селам.

Но вот грянула война, в первые же дни на фронтах появилось новое

оружие — реактивное, и случилось то, что и раньше не раз бывало в истории

техники: младенцу не сразу нашли имя. Официально батареи, дивизионы и

полки реактивной артиллерии с самого момента их формирования назвали

гвардейскими минометными частями. Отсюда появилось название «гвардейские

минометы». Странно звучало бы «гвардейская пушка» или «гвардейский

автомат». Но с «гвардейскими минометами» свыклись: во-первых, не было

другого названия, во-вторых, снаряд для новой артиллерии внешне был похож

на мину. Когда же фронтовики увидели эти «минометы» в действии, когда

разнеслась молва об их необыкновенной мощи, официальное название как-то

сразу стало забываться. Почему?

— В самом деле, почему? — оживился поэт. — Рассказывайте, это очень

интересно.

Исаковский вновь поправил на плечах шубу, откинулся на спинку стула и

положил на колени блокнот. Блокнот был открыт, и Дроздов случайно увидел:

там уже есть какие-то записи. «Фрицев подчистую косит», — прочел

подполковник. Это были слова, которые обронил старший лейтенант,

характеризуя Калинникова.

— Нужно вспомнить, в какое время появилось на фронтах наше оружие, —

продолжал подполковник. — Фашисты опустошали советские города и села. Мы

вели трудные бои. Тяжело, очень тяжело было... И вот по фронтам

разнеслось, что в нашей армии появилась какая-то необыкновенная пушка.

Сама она необычная и снаряды непривычные: когда летят — позади остается

длинный огненный след, в темноте они напоминают падающие кометы...