из интервью: НОВЫЙ ДЕНЬ ЕГОРА ЛЕТОВА

RF: В свое время мы просили тебя написать о Янке…

Е. Л.: Не люблю об этом говорить, потому что это — уже из области канонизации. Ведь никто не интересовался, пока человек живой был, а как помер — сразу начинается усердное ковыряние в личной жизни. Я просто представляю, что было бы, если б я сейчас взял и помер…

АНЕКДОТ

У Летова зазвонил телефон.

— Кто там?

— Янка.

— Какая еще Янка?

— Уже никакая…

ДРУГИЕ О ЯНКЕ

СЕРГЕЙ ФИРСОВ

Ко мне как-то Летов приезжал. Это давно было, где-то в 85-м году, мы еще почти незнакомы были. А потом приехала Янка с Нюрычем[7], она тогда и песен, кажется, еще не пела, это году в 87-м вроде было. Они ездили стопом по стране, приехали — и она меня сразу сразила фразой, она так сказала: «Мы девки мусорны», — это меня убило просто, сразу запомнилось… Ну и все, потом они приезжали уже вместе, сейшена мы им тут делали, но это году уже в 89-м было все. В 89-м они уже у меня просто жили толпой, целое лето — месяца два, наверное — вся ОБОРОНА и Янка. Мы даже Джеффа пытались на «Камчатку» устроить, водили его к Начальнику[8], показывали. Тогда эпопея была — у меня родители уехали на лето, оставили мне одну комнату, вторую закрыли, и мы жили на кухне и в моей комнате. Коридор, кухня и комната. Спали кто где — и в коридоре, и в кухне… А рядом в магазине продавались трехлитровые банки вина какого-то, яблочного, прибалтийского — три рубля стоили. Три литра — три рубля. У меня потом весь балкон был заставлен этими банками. Отлично просто… Купаться еще ходили на пруды. Тогда еще Летов был нормальный, по улицам ходил, не боялся. А сейчас попробуй, прогуляйся! Сразу в тачку — и домой! Ужасно боится поклонников, еще ни разу я не видел человека, чтобы так боялся: «Ой! Ох! Забери! Забери меня!..» Самый нормальный был, конечно, Курёхин, всю жизнь ездил в метро, всегда…

Я тогда с ними работал — 89–90 годы: в Крым их возил, в Таллинн, здесь были концерты, на наш 7-й фестиваль я их ставил: ОБОРОНА сначала выступала, потом Янка выходила, они ей подыгрывали. Это было в самом Рок-клубе. Но им не понравился Рок-клуб, там на них все смотрели косо — они выделялись, вообще-то, из всех. Не сумели они адаптироваться, абсолютно, хотя я все делал, чтоб их со всеми подружить: водил, знакомил — но они были сами по себе всегда… Из музыкантов практически ни с кем не общались, как-то с музыкантами не очень дружили. Только с АУКЦЫОНОМ — как раз в 89-м на точке АУКЦЫОНА в «НЧ/ВЧ» они записали тогда болванки, на которые потом несколько альбомов сделали. С АУКЦЫОНОМ — да, нормально, Лёньку, конечно, очень любили, а с остальными — не сказал бы, что они с кем-то дружили, хотя видели они всех, знакомились — я их знакомил со всеми абсолютно нашими буграми. Но как-то так — «здрасьте-здрасьте»… И в Москве, насколько я знаю, то же самое было, сидели там у Кувырдина, еще где-то — и все.

В общем, не получилось ничего из этого хорошего. Хотя они одно время числились в Рок-клубе. Я для чего это делал? Они ж тогда в воздухе висели, Летов по стране бегал: хоть так, чуть-чуть их пристроить, официально… Пытались мы им литовки делать, чтоб они могли играть — вот в Симферополь их возили вроде как раз от Рок-клуба. В Симферополе был просто замечательный концерт в ДК МВД. Это 89-й год был, то ли осень, то ли весна. Скорее всего весна ранняя… да, это март месяц был, потому что было уже тепло, но еще ходили в таких джинсовых куртках. А потом ездили мы в Ялту, там был ужасный шторм, холодно было достаточно… И там — ты что! — это было целое путешествие! Какой-то человек сделал два концерта в Симферополе, а у меня тогда была довольно жесткая финансовая политика, как у директора группы: деньги до концерта, строго. Это я ввел, потом все начали. Типа утром деньги — вечером стулья. То есть группа не выходит на сцену, пока деньги не получены, потому что тогда ведь всех динамили, не платили — нормальное такое правило. А, естественно, зал был битком просто — ну, не очень большой зал, мест 400 — все орут: «ОБОРОНУ давай!», и я говорю: «Все, давайте деньги» — ну, нам заплатили за два концерта сразу. А больше половины концерта мы обычно и не играли, то есть ни разу не было, чтоб два концерта сыграли! Это очень выгодно было: получаешь деньги за два концерта, а играешь половину одного и сматываешься. Ну, естественно, за полчаса зрители разгромили все в клочья, ни одного кресла не осталось — там были такие деревянные шлепающие кресла, они ломались на раз. Все вдребезги разломали сразу, за полчаса, мы закончили, замечательно. А поселили нас в «бидонвилле», просто такие мазанки прямо посреди города. Там у них ЦК, или как он там, не знаю, Горком — а прямо сразу за ним начинаются такие нищие кварталы, мазанки, безумные совершенно, с такими кручеными улочками… И мы там жили. Ну, естественно, тогда выпивали все после концертов, нажрались, конечно, в хлам все, и тогда случилось самое такое классное, что запомнилось: там их барабанщик был, Аркаша, он первый нажрался, упал — все еще прыгали, бегали, костры какие-то жгли… А потом все легли — и вдруг янкин безумный крик. Все вскакивают — а Аркаша, оказывается, просто встал и начал ссать вокруг на всех. И Янка оказалась вообще женщиной — супер: она его сбила одним ударом, вытащила за ногу во двор, просто села на него и двумя руками от…ла так, что рожа была — один синяк! Джефф там ее оттаскивал — отличная просто была поездочка у нас!

А потом мы поехали еще в Ялту, в Гурзуф, там пару дней, потом вернулись — есть фотография: мы сидим все у вокзала Симферопольского — вся ОБОРОНА, Янка у меня на руках, а сзади — полная площадь ментов, как декорации. И поехали мы все в Тюмень — прямо из Симферополя. Садились на поезд — было лето, а в Тюмени, естественно, по пояс снега. Мы приехали в этих джинсовых курточках, кроссовочках… Купили четыре бутылки водки. Летов тогда не пил, а мы каждый вечер в тамбуре бутылку водки раскатывали, долго ехали. Приехали в Тюмень, неделю я пожил у них там у всех, потом к Летову заехал в Омск, а потом домой поехал, самолетом. Меня Аркаша из ИНСТРУКЦИИ на самолет сажал — он в аэропорту работал каким-то механиком. Но концертов там не играли нигде.

В Москве база ОБОРОНСКАЯ была у Кирилла Кувырдина. В Таллинне у нас было очень много знакомых — братья такие, Саша и Артур… Там мы неделями жили, в Таллинн-то мы раза два ездили. С Чернецким они дружили в это время, как раз там РАЗНЫЕ ЛЮДИ выступали, ГПД еще назывались. И в Харьков они ездили — фотография еще есть, известная, где Летов с Чернецким. С ВВ они были знакомы хорошо, в Киев мы ездили в 89-м году, летом, играли большой концерт — созванивались, договаривались. Там такой человек был, Коля… Я помню, погода была чудесная, мы гуляли целыми ночами. Неделю где-то там прожили.

В Кирпичном переулке еще сейшена были, в 90-м году, у Филаретовых, мы там много делали — как раз последний сейшен был летовский, в 90-м году, после чего мы поняли, что там уже нельзя делать ничего, потому что народ просто на лестницу не мог весь войти, хотя вообще никакой рекламы не было — чисто через знакомых. Соседи уже стали ментов вызывать. Там много мы делали сейшенов: Ревякин играл, Машнин, Рома Смирнов, Холкин…

Сейчас такая волна пошла, что Янка с СашБашем как-то контактировали — так я могу совершенно конкретно рассказать. Они, конечно, от СашБаша все перлись, умирали — все это естественно, и как раз в этот момент, когда мы уже закорешились с ними, познакомились, они мне звонили — мол, хотим посмотреть. Как раз последний был концерт, самый последний, на Петроградской, самый плохой. И они приехали — Летов и Янка, я их туда отвел. Баш был никакой совсем, он спел минут двадцать, такой весь засыпающий, и все. И ушел. И это последний момент, последний раз, когда они его видели, единственный…