А пока разговоры о Ленине шли, уже нового идола на коне отлили и поставили.

Хороший был маршал. Но только во всей человеческой истории более кровавого полководца, чем Жуков, не было. Ни один фашист не загубил зря столько своих солдат. Надо было для пущего реализма бассейн кровью налить вместо постамента, чтобы скакал кумир по колено в крови. А еще лучше — озеро на Манежной площади вырыть, символизирующее океаны крови, в которых Георгий Константинович бродов не искал. И изобразить его плывущим. Вразмашку. Чтобы только голова выглядывала. И руки махали.

Мы лепим из Жукова идола, и это мешает нам задать простой вопрос: а почему его не судили?

В любой нормальной стране его бы за 1941 год отдали под трибунал и задали бы вопросы, много вопросов. Зачем трубопроводы к самым границам подтянул? Зачем танки к границам собрал? Зачем мосты не минировал? Зачем все приграничные аэродромы самолетами забил? Зачем топливо, снаряды десятками тысяч вагонов к границе подогнал?

У нас на все объяснение: просчеты, просчеты, просчеты.

Но за просчеты судить положено. Если взрывом у 45-мм пушки колесо оторвало, одного убило, двоих ранило, то все равно пушку спасать надо. Не спасли — взводного Ванечку под трибунал. Просчет — не просчет, а головушкой отвечай.

А Жукова к ответу не призвали.

Почему?

Да потому, что мы и после войны все так же аэродромы у границ строили и склады боеприпасов и топлива. И штабы, и узлы связи. Когда приперло, из Восточной Германии запасы четыре года вывезти не могли. Ушли из Германии, Польши, Венгрии — и снова без аэродромов остались. Как в 1941 году.

Если действия Жукова перед германским нападением объявить неправильными, то тогда всю советскую военную науку переписать пришлось бы, и сменить программы всех военных академий, и армию строить как-то иначе.

Жукова не судили, ибо в мае 1941 года он делал все правильно и именно так, как делал раньше — перед нанесением внезапного удара по 6-й японской армии на Халхин-Голе, как делал позже — перед нанесением внезапного удара по 6-й германской армии под Сталинградом.

Жукова не судили потому, что режиму вовсе не надо было разбираться с причинами разгрома 1941 года. Причины надо было замять, замазать, затереть. Сам Жуков этим и занимался: «Работали танки на бензине и, следовательно, были легковоспламенимы» (Воспоминания и размышления. С. 137). «Танки БТ-5 и БТ-7 слишком огнеопасны» (С. 170).

Зачем повторять?

Чтобы все усвоили. Надо один раз сказать, потом в другом месте повторить. Тогда тетя с французского телевидения запомнит.

Жуков правду пишет (не всегда), но забывает сказать, что во всем остальном мире были точно такие же бензиновые двигатели.

Оттого, что Жуков о наших огнеопасных танках говорит, а о зарубежных помалкивает, создается впечатление, что у нас танки были хуже, чем в других армиях.

Ситуация: только в Советском Союзе была осознана необходимость иметь сверхмощный скоростной танковый дизель. Задолго до войны он был создан, отработан, поступил на вооружение. Только Советский Союз на момент начала войны имел дизельные двигатели. (Читатель меня простит, если японские однорядные дизельные двигатели мощностью 110 л.с. и итальянские мощностью 125 л.с. пропущу. Это были несовершенные, автомобильные двигатели вовсе не танковой мощи. Они выпускались ограниченными сериями для танков, которые вообще никакой роли в войне не играли.) Только Советский Союз производил танковые дизели, которые были не просто лучшими в мире, но уникальными, ибо никто другой до этой степени развития тогда не дошел.

И вот после всего этого над нашими танками, над нашими двигателями смеются. Весь мир смеется. А мы сами — громче всех.

Какой-нибудь Иосиф Косинский рассуждает так: писал Жуков, что танки с карбюраторными двигателями огнеопасны? Писал. А генералы других армий писали? Нет. Следовательно…

Генералы других армий действительно ничего не писали об огнеопасных танках. Не писали потому, что вопрос о переходе на дизельные двигатели во всех остальных странах не решался, а в ряде случаев и не ставился.

К лету 1941 года сложилась следующая ситуация: все армии мира были вооружены танками только с карбюраторными двигателями, а Красная Армия имела тысячи ранее выпущенных танков с карбюраторными двигателями, кроме того, пять типов советских танков (БТ-7М, Т-34, КВ-1, КВ-2, Т-50) имели дизельные двигатели. Это был гигантский качественный скачок.

Советский Союз накануне войны развернул массовый выпуск танковых дизелей и создал мощности, которые позволяли в случае войны производить танковые дизели в любых потребных количествах.

Мы сотворяем нового кумира.

И за это сразу получаем по мозгам. Кумир извернулся: танки были огнеопасными, в том причина разгрома.

Нашего кумира издают миллионами на всех языках. Кумира читают. Кумиру верят.

Кумир извернулся, а над нами смеются. Кумир извернулся, а мы — в дураках.

До двадцатого века место командира батареи в бою было на огневых позициях своей батареи. Где же еще? Помните у Льва Толстого батарею капитана Тушина?

А в начале двадцатого века полевая артиллерия передовых в военном отношении государств освоила стрельбу за горизонт по целям, которые с огневых позиций видеть невозможно. Это называется стрельбой с закрытых огневых позиций. Этот способ стал основным: он давал возможность прятать артиллерийские батареи за складками местности, за строениями, за деревьями, в естественных и искусственных укрытиях или просто за линией горизонта. Живучесть батарей резко возросла, их стало трудно находить и уничтожать.

Но спрятанная батарея слепа: наводчики целей не видят. Поэтому при стрельбе с закрытых позиций место командира батареи — не на своей батарее, а там, откуда он может видеть противника. Командный пункт батареи стали выносить вперед и в сторону на много километров от огневых позиций. С командного пункта командир батареи видит цель и передает указания, куда и как стрелять.

Каждый из нас в детстве играл в морской бой — чертил сеточку с координатами и наносил удары: А-1, Б-2 и т.д. Так примерно делается и в артиллерии: одна карта у командира батареи, который противника видит, другая — у старшего офицера на батарее (это командир первого огневого взвода), который противника не видит. Командир издалека подает команду, старший офицер на батарее команду дублирует, батарея приказ выполняет. Дистанционное управление, так сказать. Это в принципе. А на практике будущим офицерам-артиллеристам нужно три-четыре года учить математику, топографию, баллистику, метеорологию и другие науки, чтобы овладеть элементарными основами стрельбы с закрытых огневых позиций. Такая стрельба требует умения, навыков, точных приборов, сложных вычислений, устойчивой непрерывной связи и полноценного топографического обеспечения.

Все это долгое вступление, к тому, что боевое применение артиллерии без топографических карт невозможно, как невозможно играть в морской бой без сеточки с координатами. На каждой батарее должно быть на самый крайний случай два комплекта топографических карт: у командира батареи, который видит противника, и у старшего офицера на батарее, который противника не видит. Есть способы стрельбы с закрытых огневых позиций без топографических карт, но эффективность боевого применения артиллерии резко сокращается. В принципе можно и автомобиль без мотора использовать по прямому назначению — впряг пару коней и знай себе хворостинкой помахивай да на коней покрикивай. Артиллерия без карт — это автомобиль без мотора. По прямому назначению использовать можно, но…