Он подсоединил микроскоп к источнику питания, включил свет под платформой. Потянулся за первым из стеклышек. Когда взял его со стола, он взорвался в руке. Крошечные, острые, как иголки, кусочки стекла брызнули в стороны, впиваясь в кожу и плоть пальцев.

Стерлинг вскрикнул — скорее, от шока и разочарования, нежели от боли — хотя, скорее, это была иллюзия, основанная на совпадении — будто его резкий крик промчался по комнате, подобно ударной волне, по пути сметая остальные стекла с образцами. Все бутыли на скамье тоже взорвались, а также все пробирки, колбы и реторты. Стекло французской двери, словно по контрасту, наоборот, влетело в комнату. Повсюду летели стекла, самый воздух в комнате оказался наполнен ими. Осколки летели во всех направлениях, наплевав на первый закон Ньютона, огибая углы, поднимаясь в воздух и обрушиваясь на руки и лицо Стерлинга, ослепляя его собственной кровью и заставляя мучиться от невыносимой боли.

И все равно его ужас быстро сменился гневом: как могло подобное случиться с ним, какой мерзкий бес сумел разрушить всю его работу? Почему хранитель позволил это? Почему его не защитили должным образом?

Он знал, что не умрет — не один из мини-снарядов, не вошел слишком глубоко, чтобы задеть жизненно важные органы — но слишком уж это походило на спланированное убийство. Его ослепило, кожа была просто изодрана во многих местах. Несмотря на то, что в течение последних двадцати пяти лет он оставался молодым и здоровым, он понимал: решение его ангела-хранителя защищать его никогда подвергалось настоящей проверке. В отличие от Люка Кэпторна, он не получал еще смертельных ранений.

«Помоги же мне! — слышалось в его крике, хотя и не было облечено в слова. — Сделай меня снова целым!» — Это было требование, не мольба. В своих снах, которым он полностью доверял, Джейсон Стерлинг был самым важным из всех смертных. Лишь он мог постичь секреты алхимии, узнать которые — и он свято в это верил — жаждали познать даже ангелы.

Он ощутил, как напряглось тело, выпрямляясь, и побежал. Казалось, бежит не он сам. Он словно утратил осознанный контроль над своими действиями. Тело бежало само, без его участия или выбора. Как будто кто-то смазал его ступни маслом и теперь бодро тянул за веревочку. Его реакцией были чистые рефлексы, чистая паника, чистая безумие. Он ощущал, как тело устремилось к разбитой французской двери, вырвалось наружу, а лаборатория, меж тем, продолжала разваливаться на куски за его спиной.

Он, должно быть, упал на траву, хотя и не мог этого почувствовать. Лавина боли в считанные секунды достигла максимума, а потом начала быстро стихать. Он ощущал спасительное успокоение, пришедшее со стороны хранителя — словно огромная ладонь бережно баюкает его душу.

Из тела начали выходить сотни осколков; исцеление происходило без его участия. Он чувствовал такое облегчение, пока тело восстанавливалось. Налившиеся кровью глаза вновь стали обычными, хотя он и не смог сразу же открыть их. К тому времени, когда он встал на колени и поднял кулаки, чтобы стереть с лица остатки кровавых слез, руки уже приняли свой прежний вид. Пальцы обрели чувствительность к каждому прикосновению, хотя и намокли от крови.

Когда он сумел открыть глаза и посмотреть, то увидел, как Геката приближается — нетвердой походкой. Она была уже метрах в трех-четырех. Лицо и руки в пятнах крови, что и неудивительно. Похоже, она не была серьезно ранена, чего не скажешь о двоих каткинах. Их получеловеческие тела распростерлись на земле — и в смерти они выглядели большей пародией на человека, чем при жизни. Летающее стекло не могло бы так разделать их на куски: похоже было, что некая безжалостная магическая сила убила и изуродовала их.

И никаких признаков Глиняного Монстра. Он исчез без следа.

Стерлинг не тратил времени на заботу о трупах своих подопечных. Он немедленно обернулся посмотреть, что стало с лабораторией. Видеть оказалось почти нечего: разрушение не пощадило ничего. На месте катастрофы начался пожар, останки оборудования уже яростно полыхали. В других частях дома сработала сигнализация, и его слуги уже покинули свои жилища. Он еле удержался, чтобы не осыпать их проклятьями — почему они не побросали свои пожитки и не выстроились в цепочку, чтобы спасать имущество от пожара, но сразу понял: в этом не было смысла.

И до него стало доходить: он оказался куда более уязвим, чем привык считать. Да, его персону защищали от разрушения, но это и все. Если нужно, его тело будет воскрешено из мертвых — но работа… Работа — это иное. Его инструменты, книги, экспериментальные материалы… все, все, чем он владел, обратилось в пыль и пепел, и для этого не потребовалось много усилий и затрат. Для того, чтобы снова собрать все воедино, понадобится немалая сила и гениальность ангела. Плоть, как было ему известно, может восстанавливаться сама по себе. То же касается всего живого в природе. Но стекло, дерево, металл не обладают подобными способностями. Разрушение настолько проще созидания, что его ангел-хранитель никак не мог защитить его маленькую империю разума и исследований против чужой атаки.

— Если это была ты — чтобы заставить меня понять, — прошептал Стерлинг, обращаясь к Гекате, — то это мерзко и глупо.

— Не будь дураком, — резко оборвала она его. — Это работа ангела. Им мог быть Зелофелон… но, боюсь, не его рук дело. Есть нечто, дорогой мой Джейсон, кому нет дела до твоей драгоценной работы, и он не собирался щадить ее. Нас вовлекли в войну, и нам неизвестно, каковы цели нашего врага.

Стерлинг посмотрел на свои окровавленные руки, думая, как же много он потерял. Он взял у Глиняного Монстра чуть больше пинты — но это оказалось таким серьезным. От ощущения потери у него закружилась голова.

— Я всего лишь человек, — прошептал он, больше самому себе, чем компаньону. — Я могу выполнять человеческую работу, но только человеческую. Ты — ведьма, сотворенная при помощи магии. У тебя не было права приходить ко мне с жалобами и предостережениями. Что мне делать?

— Ничего, — шепотом отозвалась она. — Ничего, просто постараться понять. Что еще нам остается?

— Спроси своего создателя! — огрызнулся он. — Что за польза от твоего существования, если ты не можешь докричаться до создателя? — Он не мог взять себя в руки, хотя и знал — от ярости толку немного.

Стерлинг уже знал, с того дня, когда был доставлен из своего дома в Ричмонде в странный Эдем Гекаты, что заказал для себя мир, замешанный на страдании, но сумел отбросить всепоглощающую мысль в сторону, дабы обезвредить разрушительный потенциал силы, которым обладали ангелы, покуда он принимал их дары. Теперь какая-то жестокая магическая сила уничтожила все, чем он владел, и теперь уже беспокойство не отодвинешь в сторону. — Так не должно было случиться, — прошептал он. — Я мог проникнуть в самые тонкие тайны жизни, если бы было время… если бы мне дали время!

Геката не отвечала. Она оставалась какой-то потерянной. И понимала из происходящего не больше, чем любое глиняное существо. Она подошла к нему, положила утешающую руку на плечо, но он стряхнул ее. — Нет, все кончено. Мы должны продолжать. Ничего не поделаешь. Работу нужно продолжать. Если она стоила того, чтобы ее уничтожили, значит, тем более, нужно закончить.

Он поднял глаза к свинцовым небесам, хотя точно знал, что ангелов там нет; они находятся в менее определенном и узнаваемом месте. — Слушай меня! — закричал он. — Если она стоила уничтожения, значит, стоит и восстановления и доведения до конца, чего бы это не стоило. Ты бы осмелился бросить ее недоделанной — теперь, когда враг пытался украсть все мои достижения?

Небо безмолвствовало, как и всегда. Его ангел-хранитель никогда не снисходил до разговоров с ним, даже во сне.

— Мы потеряли немного крови, — сказал он Гекате, — но сумеем ее возместить. Нужно двигаться дальше. Ты ведь понимаешь это, а? Нужно идти дальше, даже если мир разрушит все вокруг нас.

— Да, — тихо ответила она но он видел — теперь, когда она стояла близко — страх в ее глазах, а он никогда прежде не видел в ее глазах страха. Страх — столь невинный, детский, что он едва не принял ее за смертную.