На военнопленных нельзя смотреть как на однородную массу. Мол, раз попал в плен – значит изменник Родины. Человек оказался в безвыходном положении. Кто-то предпочел плену смерть. Кто-то этого не сделал. Осуждать его? Но он бежал из плена, сражался в партизанах или на фронте и дошел до Берлина.

Чтобы не ссылаться только на свое Пинское соединение, приведу некоторые данные по Барановичскому партизанскому соединению. Оно насчитывало на последнем этапе войны 11 185 бойцов. Из них 2727 – это люди, которые вырвались из немецкого плена. А в целом в рядах белорусских партизан бывшие окруженцы и военнопленные составляли 11 процентов.

Эти данные я взял из справки, подписанной руководителем БШПД П.К. Пономаренко. Зачастую, особенно на первом этапе партизанской борьбы, именно к ним присоединялись патриоты из местных жителей. Ведь у военных оставалось какое-то оружие, был боевой опыт.

Но основную массу народных мстителей все же составили недавние мирные жители, белорусские граждане. В Барановичском соединении простых рабочих и крестьян было более восьми тысяч из одиннадцати. Еще 732 человека – учителя с недавними учащимися. Почти 400 – инженерно-технические работники, врачи. По национальному составу – почти семь тысяч белорусов, две с половиной тысячи русских, около тысячи евреев, полтысячи украинцев, полтораста поляков.

Среди военнослужащих были и такие, которые струсили в бою и подняли руки вверх. Особенно в первые месяцы войны. Кто-то поверил гитлеровцам, что с ним будут вежливо обращаться, а кто-то ненавидел страну и народ и добровольно шел в плен. Добровольная сдача в плен – это предательство товарищей, позор. Малодушные, слабовольные дезертируют из армии и в мирное время. Я могу простить человеку многие проступки, кроме предательства.

Военнопленные есть на любой войне. Для большинства воевавших государств возникала необходимость проверки вернувшихся из плена офицеров и солдат. Почему? Потому что среди них появлялись те, кого успел завербовать противник.

Глава разведки Германии Шеленберг в мемуарах писал: «В лагерях для военнослужащих отбирались тысячи русских, которых после забрасывали на парашютах в глубь русской территории. Их основной задачей наряду с передачей текущей информации было политическое разложение населения и диверсии. …Чтобы поскорее добиться успеха, мы начали набирать добровольцев из числа русских военнопленных прямо в прифронтовой полосе».

Именно это побудило создать в конце 1941 года фильтрационные лагеря для проверки военнопленных. На 1 марта 1944 года проверку через органы «Смерш» (Смерть шпионам) прошли 312 594 военнопленных и окруженца.

После проверки 71,4 процента военнопленных и окруженцев были направлены в Красную Армию, 1,4 процента – в конвойные войска НКВД, 1,8 процента – на работу в промышленность, 0,5 процента – в госпитали на излечение. В штрафбаты попали 2,6 процента проверенных.

Арестованы и направлены в лагеря 3,6 процента (чуть более 10 тысяч). Среди них могли оказаться и те, кто не заслужил такой кары. Но эти цифры противоречат мифу о том, что при Сталине всех сослали в концлагеря на Север. Нельзя отказать в сочувствии тем, кто попал в лагеря случайно, кто не заслужил такого наказания. Но и не надо лить слезы по поводу пособников оккупантов, предателей. Были такие. Они вообще не заслуживают памяти, потому что не могут украсить историю народа. Ее делают и украшают другие люди.

В этой связи хочу процитировать один уникальный документ:

«Государь император в вознаграждение подвигов крестьянки Витебской губернии помещика Глазки Федоры Мироновой, которая в незабвенную войну 1812 года, будучи неоднократно посланной в Полоцк для узнания о положении находившихся там неприятелей, нимало не страшилась жертвовать самою жизнью, руководствуясь единым усердием и любовью к Отечеству, шла на все опасности, грозившие ей смертью, и доставляла оттоль верные и весьма полезные для корпуса генерала от кавалерии графа Виттгештейна сведения, всемилостивейше пожаловать ей соизволил пятьсот рублей денег и серебряную на анненской ленте медаль с надписью «За полезное», которую дозволяется ей носить. Военный министр Коновницын. Февраля 4 дня 1816 года».

Для любопытствующих скажу, что пятьсот рублей по тем временам – весьма большие деньги, особенно для крестьянки. Надо полагать, очень важными были сведения, доставленные Федорой Мироновой, если ее отметил сам император. Можно не сомневаться, что помещик Глазка, у которого она была крепостной, даже завидовал этой простой белорусской женщине, награжденной государем.

Перечитывая этот документ, я каждый раз думаю о том, что наше время было отмечено массовой самоотверженностью женщин. Около 800 тысяч их во время войны служили в армии, многие тысячи были в партизанах, в подпольных организациях.

Вся огромная страна знала о Зое Космодемьянской, о девушках-молодогвардейцах, о героинях летчицах. Белорусские патриотки Елена Мазаник, Мария Осипова, Надежда Троян привели в исполнение приговор гитлеровскому наместнику в Белоруссии гауляйтеру Вильгельму Кубе. Но были и тысячи других, подвиг которых менее известен, однако тоже очень значим.

В деревне Лясковичи Ивановского района до войны жила красивая, спокойная девушка Серафима Александровна Бигоза, после войны – Хмелевская. Ее боевым наградам, особенно ордену Красного Знамени, позавидовал бы любой мужчина.

Все знают, что таких орденов, тем более столь престижных, просто так не дают. Юноши и девушки комсомольской организации, которой руководила, Серафима Бигоза, подрывали станционные водокачки и другие объекты, снабжали партизан ценными сведениями. Но в данном случае хочу сказать еще об одном.

На войне было не только героическое и трагическое. Была и повседневная жизнь. Даже мужчинам нелегко сражаться и жить в тылу врага. Во сто крат тяжелее женщинам. В партизанском отряде большинство – мужчины. В бой идут они. Ходили, правда, и женщины, хотя и не всегда, и слава Богу, что не всегда. А уход за ранеными и больными – работа женщин. Готовили обед в общих котлах женщины.

Одна-две женщины среди партизан – это уже многое значило. Они скрашивали быт. В их присутствии матом не ругнешься. Не будешь ходить неряхой. Не будешь делать многого другого. Женщина – сдерживающее начало – не дает озвереть мужикам на войне. Женщины – фактор сильного морально-психологического воздействия на солдат, партизан.

Отношение к женщинам у партизан было уважительное. Старались их уберечь, облегчить трудную жизнь. Физиология женщин требует особых бытовых условий. Где их возьмешь в лесу, в болотах, на островке болотном? Мы, молодые парни, как-то не задумывались над этим. А они все для себя устраивали. Я даже через шестьдесят лет после войны не могу описать детали женского быта.

Для нас все оставалось тайной. Было у нас какое-то целомудрие, которое не позволяло интересоваться многим сверх меры, в отличие от циников XXI века. Именно целомудрие. Помнится, после удачной операции у Поварчиц, перед Новым, 1942 годом было голодно в лагере. Даже раненого Карасева нечем было покормить. И мы с Верой Некрашевич пошли в ближайший поселок разжиться едой. В обратный путь тронулись уже поздним вечером. Повалил снег, стежки замело, и мы сбились с пути.

Блуждать в таком случае по лесу бесполезно, и мы заночевали под разлапистой елью. Лежали спина к спине, только бы теплее было. Никаких других помыслов и в голову не приходило. Это уже лет через сорок после войны при встречах с товарищами, бывало, раздавались шутки: «Молодо-зелено, не могли сообразить, как согреться!» А мы и в самом деле не могли соображать иначе. Мы по-доброму относились друг к другу. К девушкам, женщинам – предельно бережно.

Случалась и любовь на войне. Полюбили друг друга – куда денешься? Становились мужем и женой. Мои друзья – комбриг Михаил Герасимов, начальник штаба бригады Дмитрий Удовиков, командиры отрядов Николай Попов, Иван Конотопов, Михаил Каштанов – нашли себе спутниц жизни в партизанах. Женились без регистрации в ЗАГСе, причем на всю жизнь. И браки были прочными, долговечными.