С сентября 1942 года – опять на фронте, командовал кавалерийским корпусом, конно-механизированной группой, участвовал в Берлинской операции. Стал генерал-полковником и Героем Советского Союза. В апреле 1942 года В.3. Корж передал М.П. Константинову свои военно-координационные функции в Минском партизанском соединении.

Особенно хорошо видно изменение характера наших операций, когда листаешь дневник Коржа, относящийся к весне и лету 1942 года:

«9 мая 1942 года. Уничтожено два моста. Разгромлена волость в м. Погост.

18 мая 1942 года. Уничтожено два моста не реке Случь.

21 мая 1942 года. Сожжен мост на реке Морочь.

30 мая 1942 года. Заложены два заряда на железной дороге. Движение остановлено на сутки.

5 июня 1942 года. Группа во главе с комиссаром разбила грузовик, следовавший из Слуцка. Уничтожено 11 немцев.

8 июня 1942 года. Произведено крушение воинского эшелона около Житковичей. Ручным способом развинтили рельсы. По сообщениям местного населения и разведки, убито и ранено более 200 немцев.

30 июня 1942 года. Расшит путь. Организовано крушение бронепоезда.

3 июля 1942 года. Расшит путь между Житковичами и Дедовкой, крушение поезда в 6 часов утра. Количество убитых и раненых неизвестно».

В большинстве этих операций участвовал и я. В том числе в подготовке диверсий против бронепоезда и военного эшелона. Этот бронепоезд и еще девять эшелонов, как принято теперь говорить, официально записаны и на мой партизанский счет. Чтобы уничтожить бронепоезд во фронтовых условиях, потребовались бы большая воинская часть, артиллерия, авиация.

Летом 1942 года мы снова действовали на Пинщине, куда ушли в апреле, чтобы уже здесь разжигать пламя партизанской борьбы. Но для этого была еще одна причина. Теперь о ней можно рассказать.

Между В.3. Коржом и В. И. Козловым произошла размолвка. В ее основе, на мой взгляд, лежал разный подход к руководству партизанским движением. В этой связи мне вспоминается шутка более поздних лет, которая ходила среди офицеров Советской Армии. Она отражала некоторое противоречие между командиром подразделения и политработником – его замполитом: «Командир говорит «делай, как я», а замполит – «делай, как я сказал».

Корж старался не только вырабатывать, принимать решения, но и возглавлять их выполнение, постоянно быть с личным составом, в нужный момент первым подниматься в атаку. При этом никогда не забывал о политической линии партии, о роли коммунистов и комсомольцев.

Козлов, будучи секретарем подпольного обкома, надо думать, больше полагался на сугубо политические методы руководства этим движением, на директивы и указания. Считал, что во главе всего должен стоять обком, а значит, он, В.И. Козлов.

Вот как Корж вспоминал о своем разногласии с Козловым в докладной записке штабу партизанского движения: «При встрече и разговоре я ему (В.И. Козлову. – Э.Н.) советовал, что тебе не находиться в отряде нельзя, и вы делаете большую глупость, что скрываетесь от отряда, т.е, по-вашему, законспирируетесь. Тебе надо стать комиссаром отряда и развивать дальше партизанские дела… Он моим советом пренебрег, посчитал, что он – большой человек, и ему указывать и советовать нельзя, я это прочитал тогда у него на лице. Когда у нас было уже два отряда, расположенных недалеко друг от друга, и была теснейшая связь между нами, они делают вторую глупость – удаляются от отряда на 25 километров, забираются в болото около Князь-озера».

Так столкнулись два характера. Козлов хотел подчинить Коржа. А вместе с ним и его партизанский отряд, который уже стал серьезной боевой единицей. Но Корж, никогда и нигде не отсиживавшийся, не терявший присутствия духа, посмотрел на это все по-другому: «Я тебя спас, а теперь ты собрался мною командовать? »

От Козлова в Центр пошло сообщение о неподчинении Коржа обкому партии, о проявлении анархических, махновских замашек. Много лет спустя я посетил в больнице Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко, который в годы войны возглавлял Центральный штаб партизанского движения, и спросил:

   – Почему к Коржу в Москве не всегда относились справедливо, не всегда вовремя давали оценку его мужеству и заслугам?

Пономаренко был крупной личностью, помимо прочего, отличался большой самокритичностью и беспощадностью оценок по отношению к самому себе. И на сей раз он ответил весьма откровенно:

   – Ты бы почитал, что писали в наш штаб известные тебе товарищи. Выставляли Василия Захаровича эдаким батькой Махно. Когда Корж был в Москве в 1943 году, даже ставился вопрос о том, чтобы мы не разрешили ему вернуться назад в тыл, к своему соединению. На это мы не пошли, но моя вина, что поверил наветам в какой-то степени. Понадобилось время, чтобы рассмотреть, кто такой Корж на самом деле. Сожалею, что не сразу разобрался в этих личностных хитросплетениях.

Не исключено, что на отношение к Коржу в Центральном штабе партизанского движения повлияло и еще одно обстоятельство. Сразу после возвращения из Испании он был арестован и несколько месяцев провел в тюрьме. Слава Богу, потом выпустили, вернули ордена Красного Знамени и Красной Звезды, направили в санаторий, затем определили директором зерносовхоза в Краснодарском крае. А после освобождения западной Белоруссии Василий Захарович был направлен на работу в Пинск.

К сожалению, та размолвка двух партизанских руководителей омрачала их отношения и после войны. Доходило до того, что они не хотели признавать заслуг друг друга. В. И. Козлов был на вершине власти в республике, и В.З. Коржа конъюнктурщики замалчивали, принижали. Особенно обострились противоречия между ними после выхода из печати в 1952 году книги В.И.Козлова «Люди особого склада».

В принципе, Василий Иванович описывал события сугубо в русле идеологических установок того времени: все что ни делалось, делалось под руководством партийных комитетов. Но Корж исходил из того, что партия – это не только райкомы, обкомы, ЦК, а в первую очередь коммунисты, умеющие решать сложные задачи в любых условиях. Он никогда не покушался на чужие заслуги, но и не терпел, когда кто-то «присваивал» сделанное им.

В.3. Корж написал письмо первому секретарю ЦК КПБ Н.С. Патоличеву, а также самому В.И. Козлову и задал Василию Ивановичу вопрос в лоб: «Неужели Вы думаете, что хуже высматривала бы правда о борьбе белорусских партизан с немецко-фашистскими захватчиками, в том числе Вы, если бы Вы описали ее правдиво?» Коржа задело, что Козлов в своей книге его упомянул лишь один раз и то вскользь: «Приход Коржа на Старобинщину имел большое значение».

И он задал Козлову вопрос: «Что ж это он у Вас (Корж. – Э.Н.) дальше попадает на задворки?..» Напомнил он в том письме, что несправедливо замалчивается в книге и роль генерала Константинова. И в своей манере говорить все начистоту сделал вывод: «Вы душевно обижаете не только меня, а Вы обижаете тех боевых партизан, членов партии, комсомольцев и беспартийных, которыми я руководил…»

Мы, партизаны, переживали, пытались как-то примирить их. В 1950 году, когда я работал помощником первого секретаря Пинского обкома Р.Н. Мачульского, мы не раз, притом откровенно, как это могут только партизаны, обсуждали проблему Козлов—Корж.

Я доказывал, что надо найти компромисс. В конце концов надо убедить их сделать следующее:

В.З. Коржу признать выдающуюся роль В.И. Козлова и возглавляемого им Минского подпольного обкома партии, который был создан в июле 1941 года, действовал всю войну и внес большой вклад в развитие партизанского движения.

В.И. Козлову признать за В.З Коржом его выдающуюся роль в партизанском движении, особенно в первые дни и месяцы войны, его личное мужество и героизм.

Зная о дружеских отношениях Мачульского и Козлова, я убеждал: «Перестаньте враждовать, не смешите людей, поберегите нервы». Кажется, мои молитвы дошли до Бога. В.И. Козлов в 1963 году сказал мне: «Ты был принципиальным во время войны, и я рад, что ты и после войны остался таким же». Для меня это была высокая похвала.