Пока однажды восемь лет назад по прихоти я не свернула на грязную дорогу, чтобы осмотреть собственность. Это была любовь с первого взгляда. И не имело значения, что крыша прохудилась, крыльцо просело, а сорняки вымахали так, что доходили до окон. Как только я прошла последний поворот и увидела их, у меня возникло такое чувство, будто я вернулась домой. Трехэтажные, белые, обшитые досками, они стояли в элегантном ожидании, будто две чопорные леди в своих старинных белых нарядах. Я влюбилась в крыльцо, в эту изысканную пышную отделку. Я буквально видела, как буду сидеть там, потягивать лимонад и наблюдать, как солнечные блики танцуют на ряби озера.
О да, я купила дом. Первоначально я планировала купить тот, что справа, благоустроить его, затем купить тот, что слева, и сделать то же самое. Но не вышло. Что я могу сказать? Я ужасный тормоз в некоторых вещах. А потом встреча с Лорел перечеркнула все эти планы, и я попала в петлю.
Я тогда только переехала после года, потраченного на то, чтобы сделать дом приемлемым для жизни, и все еще была по горло в проектах.
Мы познакомились в Deep End – единственном баре для геев во всем графстве – и тут же сошлись. Сексуальная химия была невероятной. Я будто попала на небеса. Как и большинство вихрей ухаживаний, наше закончилось тем, что она переехала ко мне через неделю после знакомства.
А потом пришла обратная сторона синдрома U-haul. И почти сразу отношения начали портиться. Споры переросли в тихое недоверие. Молчание уничтожало на корню любые возможности, которые у нас могли бы быть. Оглядываясь назад, я все еще виню себя. Я – не самый легкий человек, меня сложно даже просто узнать, не говоря уж о том, чтобы жить со мной. Я знаю. Со своей стороны добавлю, что я почти не принимала во внимание Лорел и ее чувства. Она только что прошла через неприятный развод, и ее эмоции были еще очень яркими. Это все было плохо ей знакомо. Она нуждалась в ком-то, кто позаботился бы о ней, кто бы выслушал ее. Нуждалась в доверии. Доверие – это не то, что я даю легко.
(прим. переводчика. Синдром U-haul – ужасный недуг, действующий на лесбиянок. Известный также, как «порыв воссоединиться», синдромом U-haul называют странное желание лесбиянок съехаться вместе после очень короткого срока свиданий).
Я должна была увидеть, когда все начало разваливаться, но хороший секс ослепляет. Врач сказал бы, что я подсознательно поверила Лорел. Могла ли она видеть самую плохую мою сторону и все еще любить меня? Казалось, ответом на этот вопрос могло быть только «нет». Очевидно, ей не нравилось то, что она видела. Расставание заняло бурных два года.
И тот факт, что Лорел ненавидела это место и оба дома, не помогал. Через некоторое время это стало главным камнем преткновения. Не забивая этим голову, я проводила бесконечные уикенды, посыпая песком полы, перекрашивая стены и укрепляя крышу. Это было весело – как будто играть в дом, но по-настоящему. Для Лорел это было медленной пыткой. Она не понимала, зачем делать все это самой.
Но она была единственным человеком, которому я показала письма. Первая ошибка из многих.
Я нашла их в очередную субботу, через год после того, как Лорел переехала ко мне. Во время одной из чрезмерно фанатичных сессий с посыпанием пола песком боковая доска пола на кухне треснула. А когда я разглядывала ее, решая, как лучше это исправить, то заметила что-то под ней. Любопытство вынудило меня оторвать доску совсем. В маленькой нише пряталась оловянная коробочка. Внутри нее находились письма от Моны Ховерти к Лоис Кини, ее соседке, самому дорогому другу и, как показали письма, ее возлюбленной.
Пол был забыт. Я сидела посреди разрушенной кухни, пожирая одно письмо за другим. Они вели хронику любви, иногда весьма бурных отношений, которые охватывали двадцать лет. И каждое слово напрямую обращалось к моим самым темным страхам и самым глубоким мечтам. Письма были драгоценней золота. В них была надежда. Что можно любить и быть любимой всю жизнь.
Лорел в тот день была в отъезде, навещала семью. Ее родственники ненавидели меня, и я всегда нервничала, когда она уезжала к ним. По возвращении она была необычайно подавлена. Будучи в сумбурных чувствах, я показала ей письма, думая, что это ободрит ее. Лорел лишь мельком глянула на парочку из них и бросила стопку на стол. Ее куда больше волновала дырка в полу.
Я часто задаюсь вопросом, вели ли все эти противоречивые крошечные моменты, связанные вместе, будто венок маргариток, к тому первому моменту, к той секунде, когда я точно поняла, что у нас с Лорел никогда не будет такой жизни вместе.
Но, сколько бы я об этом ни думала – а я думала об этом явно больше, чем было нужно – это не изменило того факта, что она ушла, и я снова была одна.
«Больше не одна», – подумала я, направляясь к своей машине. Теперь у меня есть соседи.
Глава 4
- Ну, не думаю, что я неблагоразумен.
Тщеславная улыбка говорила об обратном. Эллис Энжели, начальник пожарной охраны графства, использовал свои обычные уловки.
Дешевые вентиляторы трещали, гоняя по маленькому залу заседаний затхлый воздух. Но пот, выступивший у меня на лбу, не был связан с высокой температурой. Навевающий клаустрофобию трейлер размером три с половиной на пять метров, выступающий в роли штаба Городской Комиссии, казалось, собирался схлопнуться – потолок все ближе и скоро он поцелует пол. Но и это не было причиной. Меня буквально распирало от ярости. Казалось, стоит ей вырваться наружу, как непрочные стены разлетятся на куски.
Эллис был явным деревенщиной. Другого слова не подобрать. Как еще назвать человека, у которого постоянная выпуклость на нижней губе от жевания табака и который не расстается с вонючим пластиковым стаканчиком для сплевывания? Мы никогда не могли уважать друг друга. Думаю, женщина-лесбиянка в роли начальника пожарной охраны была объектом, который в его картину мира, в силу ограниченности последней, не вписывался. Я же, в свою очередь, не могла понимать или уважать человека, чьи штаны всегда болтались ниже пояса.
Другие члены муниципалитета, забытые и скучающие, только делали вид, что слушали.
Доктор Гарри Деверс весь час вертел колышек для гольфа скрюченными пальцами и смотрел в окно. Из-за морщинистых мешков под серо-блеклыми глазами, всегда полуприкрытыми тяжелыми веками, он постоянно выглядел полуспящим. Хотя сейчас, наверное, так оно и было.
Доктор в отставке и бывший мэр города, он неизменно присутствовал на собраниях, но его многочисленные официальные обязанности, казалось, быстро ему надоедали. Его кожа выглядела такой же серой, как глаза. В любом случае я бы не стала обращаться к нему за поддержкой. Хороший доктор, он не заботился ни о чем, кроме продвижения туризма, и то лишь потому, что владел половиной «Солнце и серфинг» – тематического краевого парка. И он надел на встречу клетчатые шорты для гольфа. Было очевидно, где витают его мысли. Я не имела на него никакого влияния, даже несмотря на то, что он был без памяти влюблен в мою мамочку.
Лана Маунтбанк, нынешний мэр, даже не пыталась слушать меня, слишком занятая изучением содержимого своего нового телефона. Но она, по крайней мере, прочитала мой рапорт. Она ненавидела, когда мы с Эллисом препирались. Я мысленно записала ее в препятствия и решила поговорить с ней позже.
Миниатюрная и тщательно причесанная Барбара Максвелл, городской специальный уполномоченный, была единственной, кто, казалось, внимательно слушал, но она ни разу не посмотрела на меня. Это был плохой признак.
Текущий вопрос был весьма масштабным, и я потратила недели, готовя рапорт. Штат сократил фонды моего отдела почти вдвое. Это означало два факта. Первый – шансов на повышение ставок заработной платы мало, как зубов у курицы. Второй – поддерживать имеющееся оборудование в рабочем состоянии будет большой проблемой. Один только ремонт стоит больше половины наших ежемесячных расходов. Машины глохнут. Брандспойты старые и много раз латанные, больше похожие на лоскутные одеяла.