Изменить стиль страницы

А потом она поняла, от чего проснулась. Не от ленивой болтовни Гарри, а от внезапного ощущения, что корабль ожил. Безошибочно различался рокот двигателей, в то время когда этой проклятой посудине следовало просто дрейфовать на поверхности при выключенном моторе...

– Почему завели двигатели? – прервала Женевьева рассуждения Гарри о картах Таро.

– Разве? Не заметил. Думаю, их включают время от времени для проверки. Чтобы удостовериться, что яхта в хорошем рабочем состоянии. Что–то типа пожарных учений. Обычно это делают за несколько часов до предполагаемого отплытия, но прямо сейчас я никуда не собираюсь. Должно быть, какая–то техническая проверка.

Гостья села и выпрямилась. Когда Гарри устроил ее с удобствами на оттоманке, они расположились в тени под сенью нависающей палубы, но сейчас солнце переместилось куда дальше и добралось до ног Женевьевы. Что ж, разумное объяснение, но ее на мякине не проведешь.

Она спустила ноги с кожаной кушетки, чуть ли не с содроганием надела убивавшие ее туфли и встала.

– Я и не знала, что уже настолько поздно, так заслушалась ваших интересных историй, – солгала она с отточенным годами талантом. – Мне действительно нужно подписать документы, и у меня самолет. Завтра до обеда я должна уже быть в Коста–Рике.

– Чепуха. И слышать не хочу о вашем отъезде, – заявил Гарри. – Мы отлично пообедаем, вы переночуете, а завтра я отправлю вас на личном самолете, куда пожелаете.

– Я не могу…

– И не думайте, что у меня какие–то злые умыслы в отношении вас. Что касается обращения с леди, матушка воспитала во мне джентльмена. На корабле семь спален с отдельными ванными. И ничто не сравнится со сном в убаюкивающих объятиях океана. От его качки все ваши заботы улетят прочь.

– В настоящий момент у меня нет никаких особых забот, – с совершеннейшим очарованием солгала она сквозь зубы. – И не хочу доставлять вам столько хлопот какими–то просьбами.

– Да никаких хлопот, – отмахнулся Ван Дорн. – У меня есть самолет и пилот, который ничего не делает, только штаны просиживает – ему придется по душе прошвырнуться куда–нибудь на денек–другой. Он может даже подождать, пока вы не закончите свои дела, и привезти вас обратно сюда или в Нью–Йорк.

– Я буду там шесть недель, мистер Ван Дорн.

– Никто меня не зовет мистером Ван Дорном, – запротестовал он. – Так звали моего деда. А зачем, черт возьми, вам понадобилось проводить в Коста–Рике целых шесть недель?

– У меня турпоход по дождевым лесам.

Она подождала его реакции.

Он моргнул, и на секунду ей стало любопытно, как далеко простирается его обязательство по человеколюбию?

– «Ван Дорн фаундейшен» всегда активно и успешно работает в области охраны окружающей среды. В конце концов, у нас всех в наличии лишь одна планета.

Женевьева чуть было не сказала ему, что выбрала для отпуска дождевые леса больше из–за недостатка средств, поскольку была небогата, чем из соображений благотворительности.

– Так и есть, – пробормотала она. – Но мне в самом деле нужно собираться.

– Питер! – Гарри едва повысил голос, но Питер Йенсен уже был тут как тут. Должно быть, он где–то ошивался поблизости, просто не на виду. – Мне нужно, чтобы ты связался с пилотом и приказал ему держать наготове самолет. Завтра мисс Спенсер улетает в Коста–Рику. Хочу обеспечить ей все удобства.

Она было открыла рот, чтобы запротестовать, но тут поймала странное выражение, мелькнувшее в глазах Питера Йенсена за очками в проволочной оправе. Прочесть это выражение было трудно, но оно явно ей не привиделось: любопытное такое, на ее взгляд, выражение. «Головоломка», – подумала она, вспомнив кроссворд.

– Если вы уверены, что это не доставит вам хлопот, – сказала Женевьева, твердо придерживаясь приятных манер. Со стороны выглядело так, словно она не прочь провести ночь на корабле посередине проклятого океана.

– Очень хорошо, сэр, – лишенным выражения голосом тихо произнес Йенсен.

– И не распорядишься ли приготовить для нее смежную каюту? Наша гостья собирается заночевать. – Ван Дорн повернулся к Женевьеве с победной улыбкой: – Видите? Все без утайки, честно и прямо. Я намереваюсь вести себя, как идеальный джентльмен.

Женевьева поймала себя на том, что по какой–то причине смотрит на помощника. Должно быть, ей померещилось это мелькнувшее на миг презрение в его бесцветных глазах  – хороший слуга никогда не выдаст свои эмоции, а она подозревала, что Йенсен несомненно отличный слуга. Ведь Гарри мог позволить себе все самое лучшее, а в том, что Йенсен действует с эффективностью робота–автомата, ей уже пришлось убедиться.

– Очень хорошо, сэр.

– Нужно, чтобы ты дал указания доставить чемоданы мисс Спенсер.

– Боюсь, это невозможно, сэр. Я проверил ее багаж, когда отправился достать нового шеф–повара. Это показалось предусмотрительным, когда я был на суше. Чемоданы мисс Спенсер уже на пути в Коста–Рику. Их погрузили на ее рейс по расписанию.

 « Предусмотрительным. Да уж, словечко, которое не каждый день услышишь»,  – подумала она. Ей бы испытывать досаду, но «предусмотрительные» действия Йенсена подарили так необходимый Женевьеве предлог.

– Как мило с вашей стороны проявить такую заботу, мистер Йенсен. Кажется, мне все же лучше попытаться поймать свой самолет.

– Просто делаю свою работу, мисс Спенсер, – тихо произнес тот. – Я распорядился приготовить шлюпку в течение часа.

– Ну так можешь отменить распоряжение, – с нажимом заявил Гарри. – Мисс Спенсер остается на ночь. Только не говори, что на лодке не найдется никакой подходящей одежды для такой милой маленькой штучки, как она, потому что мне известно другое. Кроме того, сегодня семнадцатое апреля, а ты в курсе, что семь – мое счастливое число. Готов поспорить, что ваш день рождения седьмого октября, мисс Спенсер. Ну же?

На секунду Женевьева изумилась, откуда у него такие нелепые соображения, но потом вспомнила, что она подтвердила, когда он спросил, не Весы ли она. Может, он откажется от попыток удержать ее здесь, если она признается, что родилась пятнадцатого?

– Вы воистину меня поражаете, – наигранно беспечно произнесла она, вообще уклоняясь от темы.

– Боюсь, вся женская одежда на борту второго, самое большее, четвертого размера. Согласно вашему приказу, сэр.

Женевьева не знала, что ее бесит больше: Гарри Ван Дорн, предполагавший, что она будет плясать под его дудку и делать все, что он хочет, или Питер Йенсен со своими завуалированными намеками на то, что она толстая.

– Я ношу шестой размер, – сладким тоном заявила она. Вообще–то, у нее был восьмой, а временами, чего греха таить, даже десятый, и она подозревала, что в одежде подешевле ситуация могла обстоять еще хуже, но признавать это она не собиралась. Просто придется надеяться, что Йенсен не сможет откопать тряпки шестого размера, и ей не потребуется пытаться в них втиснуться.

Скептический взгляд он себе не позволил, хотя ведь наверняка знал, какой размер она носит, вплоть до туфель, но этот человек был слишком хорошо вышколен.

– К черту, мы тут обходимся без формальностей, – заявил Гарри. – Уверен, ты сможешь что–нибудь раздобыть для нее, Йенсен. Разумеется, ты же у нас на все руки мастер. – И повернулся к Женевьеве: – Он же Овен, если помните. Сукин сын из кожи вон вылезет, простите мой французский, но задание выполнит. Сам–то я Водолей, больше человек творческий. Обычно я не лажу с Весами, но, полагаю, у вас один из этих чертовых восходящих знаков.

Вспыльчивый нрав – единственное, что у нее «восходило», но, черт возьми, этим здесь не поможешь. Ей не уклониться, подумала Женевьева. Раз уж она на него работает, он может рассчитывать получить почти все, что хочет от нее. Поэтому она стиснула зубы и улыбнулась, заверив:

– Конечно, я отлично устроюсь.

Питер Йенсен кивнул, как всегда, с бесстрастным лицом. Она чуть ли не ждала, что он удалится, пятясь и непрестанно кланяясь, подобно средневековому слуге–китайцу, но он просто повернулся и пошел. Какое–то мгновение Женевьева заворожено наблюдала, как он уходит. Со спины он выглядел иначе – выше, стройнее, не такой безликий. Может, дело в очках и прилизанных волосах, это они придавали его образу такую ординарность? Или, возможно, отпуск ей еще нужнее, чем она считала, коли у нее возникают какие–то параноидальные фантазии насчет совершенно неинтересного личного помощника.