— Тогда какое же возможно насилие?

— Мне кажется, — намекнул Гастингс, — что у человека есть и другие потребности, кроме неприкосновенности его тела.

Импей молча пожал ему руку и отправился в обратный путь со своим эскортом, к которому присоединились два офицера набоба, снабженные инструкциями полковника Мартина.

VII

Магомед-Вахид и Бабур-Али, все еще содержавшиеся в заключении, при жарком климате особенно мучительно ощущали недостаток свежего воздуха. Здоровье избалованных сановников страдало от отсутствия тех удобств, к которым они привыкли, и от грубой пищи слуг, выдававшейся им. Крайне важные, тщательные и сложные в Индии одевания и омовения им делать запретили, лакеи и цирюльники не имели к ним доступа. Единственным отдыхом оставалась игра в шахматы, но и та уже надоела. Они просили хоть час прогулки на воздухе и ванну, но им отказали.

Мистер Раутон, английский резидент при дворе набоба, посланный в Байзабад для содействия верховному судье своим знанием языков, настоятельно ходатайствовал за облегчение заключения известных и высокоуважаемых сановников. Английский офицер, начальник караула, ручался, что побег арестантов немыслим при его надзоре, но верховный судья отклонял все просьбы, говоря, что он должен действовать по закону и что от самих заключенных зависит немедленно получить свободу, подчинившись приговору суда. Каждое утро являлся секретарь сэра Элии, предлагая заключенным указать место хранения казны и выдать ключи, но безуспешно, и княгини, которых почтительно посещал сам сэр Элия, тоже отказывались от выплаты требуемой суммы.

Сэр Элия вернулся из поездки почти незамеченным. На другой день он пригласил мистера Раутона и отправился с ним в караульную комнату рядом с помещением заключенных, где предъявил резиденту и начальнику караула бумагу полковника Мартина.

— Меры, принятые нами против слуг высоких бегум, не ограждают их от власти и суда набоба, их повелителя, — сказал он. — Мы сделали, что нам предписывает закон и будем и дальше строго держаться его, но мы не можем отнять у набоба права делать то, что он признает нужным по своему усмотрению и по законам своего государства, поэтому мы должны допустить присланных набобом офицеров.

Мистер Раутон горячо протестовал.

— Если мы применяем к заключенным английские законы, — говорил он, — то мы также обязаны охранять их от злоупотреблений, которые несомненно предполагаются и падут на нас, если мы будем содействовать их исполнению. Я знаю Асафа-ул-Даулу и его образ правления.

Караульный офицер тоже заявил протест против предполагавшихся мероприятий, так как в его обязанности входило отвечать честью за жизнь и сохранность своих заключенных. Но сэр Элия, не признававший ничего, кроме исполнения воли Гастингса и поддержки его в достижении намеченных целей, оставался непоколебим.

— Ответственность лежит на мне, — возразил он, — и решение английского суда не может оспариваться ни здесь, ни в Англии, поэтому я приказываю исполнить распоряжение набоба независимо от принятых нами мер!

Он велел офицерам набоба войти и приказал отворить им двери тюрьмы. Рослые, здоровые мужчины вошли с суровыми, мрачными лицами, по которым ясно было видно, что они с азиатской покорностью исполнят повеление своего господина, в чем бы оно ни заключалось. Английский караульный офицер потребовал письменного приказания резидента, которое и получил. Мистер Раутон со своей стороны потребовал составления протокола о его протесте против вмешательства набоба в отправление английского правосудия. Ему не противоречили, не поколебав однако решимости сэра Элии.

Магомед-Вахид и Бабур-Али сидели за шахматной игрой, но только изредка, с большими промежутками делали какой-нибудь ход. Они постарели на несколько лет, лица их побледнели, глаза смотрели утомленно, одежда запылилась. Они оглянулись, когда дверь отворилась и с ужасом вздрогнули, узнав вошедших, за которыми дверь снова затворилась.

Магомед-Вахид поднялся с достоинством и обратился к вошедшим, которые кланялись, скрестив руки:

— Приветствую тебя, Амшад, и тебя, Нагар! Я рад видеть здесь слуг светлейшего набоба, так как уверен, что вы пришли с приказом от вашего господина к англичанам, чтоб освободить слуг его матери и бабки из недостойного заключения, в котором нас держат только за исполнение долга перед нашими повелительницами.

Старший из офицеров, Амшад, отвечал почтительно, но холодным и строгим тоном:

— Наш великий господин, набоб, не дал нам никакого поручения к англичанам, он прислал нас сюда, чтобы передать вам, Магомед-Вахид, и вам, Бабур-Али, что он недоволен вашим сопротивлением его воле. Он приказывает вам повиноваться и уплатить штраф, который он обещал губернатору.

— Штраф за что? — спросил Магомед-Вахид, бледнея. — Разве виноваты благородные бегум, что их именем злоупотребляли, да и существовало ли это в действительности? Разве безумцы, которые пошли в Бенарес помогать Шейт-Сингу в его неразумной борьбе, действовали от имени бегум?

— Набобу представлены доказательства в истине совершенного, — возразил Амшад, — и он признал правильным, чтобы штраф был уплачен из казны княгинь, так как благосостояние государства этого требует.

— Разве набоб не знает, что по воле Суджи-Даулы он не имеет права на имение высоких бегум? — спросил Бабур-Али. — Неужели он забыл закон пророка, по которому его собственная мать и мать его отца священны и неприкосновенны для него?

— Не мне судить, отчего набоб, наш повелитель, поступает так или иначе, — отвечал Амшад. — Моя обязанность только исполнять его приказания, а они заключаются в том, чтобы вы немедленно заплатили требуемую от вас сумму английскому верховному судье.

— Тогда пусть набоб попросит высоких бегум поручить нам это, — сказал Магомед-Вахид, — и мы немедленно исполним их волю.

— Нам нет никакого дела до бегум, — важно заявил Амшад. — Приказание набоба просто и ясно. С его согласия назначен штраф в миллион фунтов, и вы как управляющие имениями княгинь должны его уплатить.

— Повторяю вам, представьте приказ от моих повелительниц, и сумма будет тотчас же выплачена.

— Ну скажите, где спрятана казна? — с нетерпением закричал Амшад. — Или дайте ключи.

— Мы не можем сделать ни того ни другого без приказания княгинь, — возразил Магомед-Вахид и ему вторил Бабур-Али.

— Так вы отказываетесь повиноваться приказанию набоба?

— Мы должны отказаться, потому что не считаем набоба вправе давать подобные приказания.

— Значит, нам ничего не остается, как исполнить то, что приказал набоб. Вы виновны в неповиновении вашему господину, и он за это приговаривает вас к тюремному заключению.

— Разве мы не в тюрьме? — спросил Бабур-Али, а его товарищ мрачно уставился в пол.

— Вы в заключении у англичан и отлично знаете, что это не тюрьма, какая полагается для непокорных подданных нашего повелителя. Вы можете освободиться.

Он кивнул своему спутнику, и Нагар, открыв принесенный ими ящик, достал оттуда цепи и молотки.

— Что вы хотите делать? — испугался Бабур-Али.

— Надеть вам кандалы, как велел набоб и как полагается строптивым подданным по законам нашего государства.

— Вы не имеете права, — возмущался старик. — Мы находимся под защитой англичан, которые должны охранять права бегум и их слуг.

— Для меня существует только право моего повелителя, — возразил Амшад.

— Дайте нам написать набобу, — попросил Магомед-Вахид, — он изменит свое решение, он не захочет идти против матери и бабки и не оставит без внимания просьбы высоких бегум.

Амшад не отвечал, он ни на минуту не прерывал своего занятия и скоро вбил два пробоя в стене: один на высоте половины человеческого роста, другой — у Самого пола. Амшад продел цепи в пробои и подошел к Магомед-Вахиду, чтобы надеть ему на руки колодки.

— Призываю Бога и священный закон Его отомстить за такую несправедливость! — сказал седовласый старик со слезами в голосе.