При мысли о Еве Джулиану стало не по себе. Эта женщина, безусловно, расставила силки для Его Величества, в которые молодой король кинулся сломя голову. Если после шока вчерашних событий они и отменили ночное свидание, то навряд ли это продлится долго, что бы ни таилось за всеми этими жуткими смертями в Сент-Прайори.

Джулиан старался не думать о вчерашней находке, но мысли сами собой лезли в голову. И ему становилось стыдно от того, что он позволил себе вчера так впасть в панику. Но этот обглоданный труп… Вчера он даже едва не забыл о своем долге — охранять Карла Стюарта! А ведь он, Джулиан, почуял неладное еще там, среди развалин. Теперь он не мог понять, как это у него вышло. И это его смущало. Какое-то потаенное, почти животное чувство подсказало ему опасность. Это казалось странным, словно кто-то другой, кто таился в нем где-то за пределами объяснимого, мутил его разум, приказывал, повелевал. Он не смог совладать с собой, струсил, а Карл, этот циничный, насмешливый Карл, все видел. Но разве и король не поддался панике, когда они, двое бывалых, не раз видевших смерть мужчин, были напуганы, словно школьники, и вели себя вовсе не подобающе? Или это воздух Сент-Прайори помутил их разум? В этом замке что-то не так. Нездоровое, таинственное место, им следовало бы покинуть его как можно раньше. Но там, где он был вчера утром, среди других людей, с их заботами о спасении от властей Его Величества, он об этом не думал. Как не думал и о той опасности, какой теперь стала для них Ева Робсарт. А сегодня выходило, что не только она.

Сейчас он вспомнил, как эта дама Элизабет стремилась о чем-то рассказать своему брату. Джулиан понял, что она не так проста, как прикидывается, и не на шутку испугался.

Да, странный вчера был вечер. Страхи, подозрения, беспокойство. Громада Сент-Прайори словно давила их своими загадками. Ужасное место. И им ведь еще придется жить здесь, пока не явится посланец от лорда Уилмота.

Однако сейчас, утром, все казалось не таким уж и мрачным. Солнце светило в окна, утро вставало ясное, солнечное, великолепное. Нет ничего лучше солнечного света, чтобы смыть все страхи, которые приходят во мраке. На свете они становятся словно слабыми тенями. Только… Он знал, что загадки Сент-Прайори не оставят их в покое.

Джулиан вышел из покоев с мрачным лицом. В проходе старых стен еще таился полумрак. Но слуги уже проснулись, со стороны кухни доносился звон посуды и обрывки речи, а когда он миновал холл, то даже различил запах бекона. Джулиан решил пройти в замковую часовню, чтобы хоть там немного успокоиться. Она занимала угловое положение в замке, он уже заходил сюда перед отъездом в Солсбери. Как католик, он относился с особым почтением к подобным помещениям. К тому же старинная часовня, хоть и лишенная, по новым традициям, всяких украшений, все же таила в себе какое-то особое очарование, оставшееся со времен, когда Сент-Прайори был аббатством, — строгая и воздушная, с изящными веерообразными сводами, окнами-витражами и семейными надгробиями вдоль стен.

Подойдя к высокой сводчатой двери, Джулиан заметил, что она отворена, и, приблизившись, увидел Рэйчел. У него дрогнуло сердце. Девушка стояла на коленях, молитвенно сложив руки.

— Боже мой, мисс Рэйчел! Неужели вы католичка?

Она испугалась и быстро встала, явно смущенная.

Опять обычная, строгая Рэйчел в чепце, завязанном под подбородком, и темной шали на плечах.

— Доброе утро, сэр…. — Она нервно теребила края шали, прятала глаза.

— Вы католичка, мисс? — опять спросил Джулиан, и в груди его потеплело. Он заулыбался.

Она наконец взяла себя в руки и поглядела на него. Он нашел ее не менее привлекательной, чем раньше. Крупные, хорошо очерченные губы таили нежность, а взгляд был волевым и умным, хотя и настороженным.

— Вы не должны упрекать меня, сэр. К тому же вы ошибаетесь.

— Разве? Но ведь вы стояли на коленях. А по нынешним верованиям…

— Знаю, знаю. Надеюсь, вы не скажете об этом моим близким?

Его взгляд, похоже, успокоил ее. Она расслабилась и поглядела на стены часовни.

— Моя мать ведь была испанкой. Когда мне бывает трудно, я прихожу сюда, склоняюсь у ее могилы. Мне так жаль, что я не знала ее, но, когда я стою здесь, мне хочется поговорить с ней. Эта старая часовня… Меня тянет порой сюда, хотя здесь так холодно… Этот холод словно отрезвляет меня. Сейчас мне, как никогда, нужна ясная голова.

Джулиан опять был очарован ее простотой и откровенностью. Ему стало легко, исчезла тяжесть в душе. Подойдя, он взял ее руки в свои и успокоил, сказав, что она может располагать им и рассчитывать на его понимание и поддержку.

Рэйчел взглянула на него с благодарностью. Ладони лорда Джулиана были теплыми, сулящими, волнующими. Она сама не могла понять, что ее тревожит. Может, она просто дрожала от сырости в старом помещении? В следующий миг она нашла объяснение своему беспокойству — она поняла, что они не одни. У порога стоял Стивен Гаррисон.

Они не слышали, когда он подошел, и теперь он просто стоял и глядел на них. Свет лился сзади, и Рэйчел не могла разглядеть выражение его лица. Но что-то в его неподвижности и молчаливости смутило ее. Словно она была в чем-то виновата, и Стивен имел право обвинять ее.

Она медленно отняла руку у Джулиана и услышала, как молодой лорд сердито задышал, тоже не сводя глаз со Стивена. Чтобы предотвратить стычку меж ними — что-то подсказывало ей, что эти двое явно не благоволят один к другому, — Рэйчел спешно произнесла:

— Я слушаю вас, мистер Гаррисон.

Он чуть кивнул:

— Могу я поговорить с вами, мисс?

Она знала, о чем он начнет расспрашивать. Опять допрос, и опять она будет вынуждена лгать. Сейчас она даже пожалела, что ей придется оставить Джулиана ради Стивена, и это удивило ее. Разве еще недавно она не замирала от счастья при одной мысли о встрече со Стивеном? Теперь же она охотнее осталась бы с Джулианом — таким красивым, обходительным и нежным. А Стивен… она не хотела говорить с ним. Ей нечего было ему сказать. Она почти жаждала, чтобы он уехал.

Они остановились возле подстриженного тиса, у ступеней лестницы часовни. Рэйчел подняла на Стивена глаза, измученные, несчастные, усталые. Глаза старой женщины на юном личике девочки. Полковник не выдержал ее взгляда и повернулся в сторону противоположного фасада замка, за которым, у служб, виднелись фигуры пришедших на работу поденщиков. Они не спешили браться за дела, стояли, сбившись кучками, — им, видимо, уже стало известно про Джека. Стивен понимал их волнение и страх: люди гибли в замке слишком часто! Это кого угодно выведет из равновесия, особенно если учесть, что все смерти оставались загадками. Но у него уже сложилось свое мнение о тайне Сент-Прайори. И сейчас, почти машинально задав девушке пару вопросов: когда-де она в последний раз видела Джека Мэррота живым, не заметила ли чего-либо странного в его поведении, он вдруг повернулся прямо к ней и, словно с усилием, заставил себя поглядеть ей в глаза.

— Зачем вы таитесь от меня, Рэйчел? Почему не расскажете обо всем? Вам ведь есть что мне сказать, не так ли?

Рэйчел уже успела взять себя в руки. Лицо ее словно окаменело.

— О чем вы, сэр?

— О тайне Сент-Прайори. Ведь в замке есть какая-то тайна, не так ли? Все о ней знают, но упрямо молчат. И вы, и леди Элизабет, и Ева, и слуги… Я же, пытаясь вам помочь, будто натыкаюсь на какую-то стену. Я словно становлюсь вашим врагом со своими вопросами. Что ж, если вы хотите, я прекращу их и уеду. Не буду вмешиваться. Этого ли вы хотите? Я ведь вижу, что вам нужна помощь, и готов ее предложить. От всего сердца. Ибо я ощущаю, как вам тяжело, мисс. Почему же вам не обратиться ко мне? Вы знаете меня достаточно хорошо, я близок вашей семье, почти что один из вас. Так к чему все эти тайны, Рэйчел?

Ее губы по-прежнему были твердо сжаты. Лишь чуть участившееся дыхание указывало, как она напряжена. Однако Стивен понял, что она ничего не скажет. Он вздохнул:

— Что ж, я уеду. Вести следствие сейчас бессмысленно. Вы будете по-прежнему твердить, что опять случился несчастный случай, что Джек был неосторожен и эти ужасные псы…