Несмотря на смысл речей, тон управляющего был бесстрастным — отличная школа. Но тут Патрик Линч заметил, как Стивен поглядел через его плечо, и, оглянувшись, увидел застывших в проходе гостей. Он ничего не сказал и вновь повернулся к Стивену. Тот, похоже, был смущен, что его застали ссорящимся со старым слугой. Поэтому он не стал больше спорить, а молча двинулся по лестнице, направляясь в свои покои. Карл поглядел ему вслед с некоторым злорадством. Он не мог испытывать приязни к этому круглоголовому как из-за его родства с фанатиком Гаррисо-ном, так и из-за того, что он жених Евы; сейчас последнее обстоятельство даже задевало короля, он испытывал нечто, похожее на ревность. Поэтому, хоть он и нашел, что управляющий вел себя вызывающе, да и странные порядки в Сент-Прайори ему тоже не нравились, но сейчас он все же более был склонен поддержать Патрика Линча.

— Вы, похоже, недолюбливаете жениха своей хозяйки, старина, — миролюбиво заметил он и даже похлопал управляющего по плечу. — Однако к чему все эти тайны? Ведь Сент-Прайори не военная территория, где позволяется куда-то идти, а куда-то нет?

Но почтенный слуга лишь поклонился:

— Таков заведенный здесь порядок. И еще раз, спокойной ночи, джентльмены.

— Поистине мы попали в странное место, — заметил Карл Джулиану, когда они уже подходили к комнате короля. — Тайны, призраки, запреты. Как же здесь умудрилась вырасти такая певчая птичка, как Ева Робсарт?

Джулиан ничего не ответил. Он принял из рук короля камзол едва ли не с меньшим почтением, как первый лорд-камердинер принимает у монарха горностаевую мантию. Хотя в их совместном путешествии многими условностями этикета приходилось пренебрегать, все же Джулиан, когда представлялась возможность, старался оказывать королю положенные почести. Карла сейчас волновали совсем иные заботы, и хотя он почти машинально позволял спутнику обслуживать себя, мысли его витали далеко.

— Как вам эта семейка, сэр Грэнтэм?

Джулиан откинул покрывало на постели короля и поправил подушку.

— Мне они не понравились. Даже плебеи стараются вести себя сдержанней при посторонних и не вываливают на всеобщее обозрение свое грязное белье. А тут — каждый готов опорочить всех. Преподобный Энтони, к примеру, всячески стремится проявить свое рвение в пресвитерианской догматике и при этом не упускает случая унизить присутствующих. Стивен Гаррисон уже сейчас желает чувствовать себя здесь хозяином, причем отнюдь не милостивым, если учесть, как он груб. с этим стариком Линчем. Досточтимая дама Элизабет — жалкая обжора. Ева Робсарт…

— Ее-то хоть пощади… — весело прервал Джулиана король. — Ведь разве ты не заметил, что все в ее поведении было рассчитано, чтобы показать нам, кто здесь друг, а кто враг? Даже Стивена она умудрилась представить не как слепого приверженца круглоголовых. Что же касается ее сестры… Странная девушка.

— Вы нашли ее странной, сир? А по мне, она самый нормальный человек в этом семействе. Ваша Ева просто лгунья, смею заметить. Из слов ее дяди о сыне Кромвеля, я могу предположить, что эта красавица не раз меняла свои взгляды, чтобы приноровиться к ситуации.

— Разве тебя удивило, что она приглянулась сыну Кромвеля? По мне, так вполне естественно. Ведь при взгляде на нее только евнух не возгорелся бы желанием.

— Она солгала нам в отношении лорда Робсарта, — заметил Джулиан. Зачем? Неужели только для того, чтобы заманить нас в этот замок?

— Не заманить, а пригласить, Джулиан, — улыбнулся король. — Эти светские дамы, вынужденные в наше время томиться в глуши, просто умирают от скуки, каждый новый гость для них событие. А мы к тому же не простые гости, а ее спасители. Нет, черт побери, я доволен, что приехал сюда. Пусть даже под этим кровом и не все благополучно. Это только разжигает интерес, будоражит кровь.

Король в самом деле казался оживленным, в то время как Джулиан выглядел вялым и утомленным. Разворошив кочергой уголья в камине и подкладывая дрова, он не смог подавить невольный зевок и устало провел ладонью по лицу. Вторые сутки без сна и постоянное напряжение сказывались на нем. Король заметил это и попросил Джулиана больше не утруждать себя заботами о его особе и идти отдыхать.

— Тебе нужно как следует выспаться, если завтра ты хочешь совершить путь в Солсбери, — сказал он, мягко выпроваживая товарища по несчастью.

Джулиан, похоже, колебался:

— Не нравится мне этот замок. Имею ли я право оставить священную особу моего короля в столь непонятном месте?

Король улыбнулся каким-то своим мыслям:

— У нас ведь нет другого выбора, не так ли?

Когда Джулиан удалился, Карл какое-то время ходил по комнате. Толстый шерстяной ковер заглушал стук каблуков, от пламени в камине исходило тепло и, хотя король был лишь в легкой рубахе, он чувствовал себя уютно. Расстеленное ложе его отнюдь не манило. В отличие от своего спутника, он прекрасно выспался ранее, да и новизна обстановки и впечатления тоже не располагали ко сну. Какое-то время он размышлял о своем положении изгнанника, о том, что после сокрушительного поражения под Вустером у него нет никаких конкретных планов на будущее, но от подобных мыслей ему становилось не по себе, хотя оптимизм, присущий этому царственному юноше двадцати одного года, брал верх над тоской. Да, он должен победить, у него хватит времени сокрушить врагов и вернуть трон. Когда? Он предпочитал не особенно вдаваться в эту тему. Превратности судьбы приучили его жить сегодняшним днем. А сегодня основным, что волновало Карла, была Ева Робсарт.

Он вздохнул и сладко потянулся. Спать не хотелось. Небольшая комната была полна лунного света, который так и искрился на граненых стеклах большого окна. Карл распахнул его и, опершись коленом о приоконную скамью, стал глядеть в парк.

Какое-то время он прислушивался к тишине — шелесту листвы, уханью совы, далекому крику козодоя. Луна, еще не совсем полная, но яркая до ослепительности, освещала мир прохладным сиянием. Уже покрытые яркой раскраской осени старые деревья в парке сейчас казались одинаково серебристо-палевыми с черными тенями там, куда не попадал свет луны. Из своего окна Карл видел боковой фасад замка: серый камень поблескивал в лунном свете, высокие, узкие, трехстворчатые окна казались темными и таинственными. Карл заметил башенку с часами. Было достаточно светло, чтобы он разглядел время — начало одиннадцатого. По-видимому, в Сент-Прайори принято рано отходить ко сну, ибо ни в одном из окон не было заметно света. Поэтому, когда где-то стукнула дверь, Карл даже чуть вздрогнул. В следующий миг он увидел силуэт человека, вышедшего из западного крыла замка, который был хорошо виден из окна Карла.

Длинная открытая галерея, древняя и обветшалая, отходила от замка в сторону зарослей. Она была высокой, и снизу ее поддерживал ряд каменных арок, наподобие тех, что строили еще римляне в качестве подпор для своих акведуков. Именно по ней шел тот, кого заметил король. По Старческой походке и манере держаться Карл распознал в нем Патрика Линча. Король усмехнулся: старик запретил Стивену Гаррисону наслаждаться прохладой лунной ночи, а сам предпринимает поздние прогулки. Карл несколько удивился, заметив в руках управляющего узелок, наподобие тех, что поселянки носят на пашню для своих мужей.

Патрик Линч торопливо двигался мимо открытой колоннады. Вообще, парк здесь имел запущенный вид, как и весь внутренний двор, когда-то ухоженный, а теперь утративший былое великолепие, хотя в свете луны картина была более чем живописной. Поэтому когда на крыльце неожиданно возник силуэт женщины, Карл даже не удивился. Ее появление соответствовало романтическому настроению, навеянному красотой ночи.

Она постояла на крыльце лишь мгновение. Высокая, гибкая, легкая, но очаровательная, благодаря высокой груди и пышным, разметавшимся по плечам черным волосам. Карл, хотя и узнал Рэйчел, глядел на нее в восхищении. Теперь это была не чопорная пуританка со сдержанными манерами, а легкая ночная нимфа, раскованная в уверенности, что за ней не наблюдают. И эти пышные черные волосы так красили ее. Королю и в голову не пришло в этот миг сравнивать ее с сестрой. Он даже не вспомнил о Еве, а продолжал любоваться Рэйчел. Девушка постояла какое-то время неподвижно, потом закинула руки за голову и сладко потянулась.