Роман из жизни уклейки

Я маленькая уклейка.

Родилась я в Бероуне, недалеко от Черношиц, у еще не закованного в камень берега, где росли вербы, а на них цветущий вьюнок; камыш и речные травы убегали глубоко в воду. Моя колыбель пряталась меж речных водорослей, и прозрачные волны качали ее под песенку ветра. В тот день, когда я впервые увидела сквозь воду солнце, появилось на свет еще очень много других уклеек, окуней, линей, усачей и всякой мелочи. Мы были все вместе только тот один-единственный майский день. Куда они все потом делись, не знаю…

Вы спрашиваете о моей матери? О ней мне ничего не известно. Не у всех существ в природе есть заботливая и нежная мама. Рядом со мной плавали другие крошечные уклейки, к которым меня непреодолимо тянуло, и они с удовольствием держались поближе ко мне. У них были молочно-белые брюшки и глаза так чудесно блестели! Ах, как мне хотелось быть такой же, как они! Мы плавали только одной стайкой. Куда одна, туда и остальные.

Ах, какое наслаждение скользить по воде и быстрее, еще быстрее обгонять солнечные лучи, ныряя в омуты! Вдруг нам почудилось, что одна из уклеек внезапно вырвалась из стайки и повернула в сторону. Мы сразу ринулись за ней, но через некоторое время отделилась другая, вдруг и меня что-то потянуло свернуть в другую сторону. Я так и сделала, и все уклейки из моей стаи повернули за мной. Они, наверное, решили, что я знаю гораздо больше их о неизведанном подводном царстве, простиравшемся вокруг нас. Но ни одна из нас ничего не знала, все мы были одинаково глупы и частенько бросались сломя голову навстречу опасности. Из прохладной водной глубины у берега мы поднялись на поверхность. Какая таинственная сила толкает каждое живое существо к вершинам? Я помню свое первое впечатление: я ткнулась носом во что-то сухое, шероховатое. Вроде бы и вода, но какая разница!

Я спросила тогда этого паренька с зеленой спинкой, который хвастался, что он уже целых два месяца живет на свете:

— А что там, в конце подводного мира? Разве там не снова вода и вода?

Он ответил, что там воздух, и пусть, мол, я не смею хлебнуть воздуха или, скажем, выскочить из воды, иначе дела мои плохи.

Я не поверила. Ну что такого со мной случится? Мне хотелось все знать подробно.

— Не спрашивай, испугаешься, — ответил он.

Я в изумлении задумалась над его словами. Быстро догнала подружек и сообщила им эту новость. Они тоже удивились. Тогда мы все устремились к поверхности воды и в изумлении вытаращили глаза. Вода на поверхности была коварная, гладкая и незаметно переходила в воздух. Время от времени со дна поднимались какие-то бусинки, исчезая на поверхности. Это были прелестные бусинки, и мне сразу захотелось их поймать. Я бросилась за одной, схватила ее губами и чуть было не поплатилась жизнью за свою жадность: бусинки были из гнилого ила. Так впервые я разочаровалась в красоте.

Словно в каком-то дурмане я плавала некоторое время брюшком кверху. Увидев, что со мной случилось несчастье, остальные мгновенно уплыли прочь. Я собрала остатки сил и бросилась за ними.

Мы очутились в подводной расщелине; под нами золотисто поблескивало песчаное дно, водная поверхность была угрожающе близко, ветки вербы и ольхи свисали прямо в воду, и то и дело какая-нибудь мушка попадала нам прямо в рот. Вода здесь чем-то пахла и была спокойной, как на глубине. Нам пришлось здесь по душе, и мы решили здесь поселиться. Но только мы начали привыкать, как на воду упала черная тень. Мы застыли от ужаса и вместо того, чтобы спрятаться на дно, зарыться в песок, принялись как сумасшедшие кружить на одном месте, метаться из стороны в сторону и даже выскакивать из воды.

Наверху загрохотал чей-то страшный голос:

— Мама, мама, смотри-ка, сколько рыбок!

Наконец мы пришли в себя и опрометью бросились прочь из этой опасной заводи. Долго мы спорили, что за существо обитает на берегу нашей заводи, но так и не догадались. И тогда мы разыскали старую куму уклейку, чтобы узнать, кого же мы все-таки так испугались.

— У кого самый страшный голос на свете? — спросили мы.

Старая уклейка, которая редко покидала свою глубокую запруду, защищавшую ее от нападения зубастых разбойников, была особой сердитой и весьма гордой. Она говорила всюду, что она наша прародительница, но у нас она была не слишком-то в большом почете, потому что с нами не плавала. И потом, о таких вещах не сохранилось никаких записей: ведь под водой о рыбах никаких записей не ведется.

Уклейка забила хвостом в знак того, что это дело серьезное, и проговорила:

— Самый страшный голос на свете у человека. Нам, существам немым, можно об этом судить. Значит, это человек нагнал на вас столько страху.

Всего-навсего человек!

Теперь наш страх совсем прошел, хотя уклейка, взмахнув плавниками, прибавила:

— О легкомысленная молодежь! Вот погодите, жизнь вам покажет, что такое человек!

Мы пропустили мимо ушей ее слова и помчались к заводи, чтобы хорошенько разглядеть новое существо. Там стояло человеческое дитя с тряпкой, завязанной узлом на четырех концах: оно занималось ловлей. Странная вещь: мы сразу почувствовали, что человек затевает что-то опасное. А он за это время успел поймать трех наших сестер, как раз самых любопытных, и наши ряды поредели.

В детстве я прямо чудом спаслась от немалых несчастий, как я могу судить только теперь, когда смотрю на козни врага опытными глазами.

В возрасте трех недель мы отправились путешествовать по белу свету.

Я плыла по родным водам до самых Добржиховиц. Там весь берег был усеян человеческими существами, которые, держа в руках удочки, пристально смотрели на воду.

Моя новая подружка, юная плотвичка, заявила, что ей необходимо узнать, что они ищут в воде.

Она подплыла под удочку и резво взметнулась вверх. По воде пошли круги. Это ей понравилось. Потом она нырнула и внезапно увидела прямо перед самым носом прекрасного червяка. Я тоже его увидела почти в то же самое время, но я была сыта и позволила ей схватить его. Плотвичка вдруг странно задергалась и так жалобно забилась, что у меня даже чешуя встала дыбом. Я бросилась к ней, и что я вижу: во pry у нее торчит веревка, уходя наверх, на поверхность, а другой конец веревки в руках человека.

Мне вдруг стало страшно, и я даже заплакала, когда увидела, как плотвичка, будто по волшебству, исчезла из воды.

В смятении я зарылась в ил и там обо всем рассказала толстому косому карпу; его жирные щеки затряслись от смеха, и он сказал мне нравоучительным тоном:

— Эх, милое дитя, надо быть осторожней с рыбаками. Я лучше спрячусь в иле, чтобы не даться им в руки.

Печальная, я вернулась в Черношицы, и сколько потом подружки ни рассказывали мне о чудесной жизни в чужих водах, а некоторые хвастались, рассказывая о море, его глубинах и соленой воде, я все же не поддавалась их уговорам. Честно говоря, я просто трусила. А в ту заводь я больше не вернулась. Теперь я сначала поднималась на разведку на поверхность реки, чтобы увидеть, что делается на воздушном свете. Как-то раз я увидела лодки с людьми, которые прыгали в воду и плавали почти как мы, шевеля плавниками. Я испугалась, но вскоре заметила, что этот вид людей безопасен для рыб и что все люди делятся на рыбаков и на нерыбаков.

А однажды я встретила страшно болтливого судака. Он рассказал мне, что приплыл сюда из Бероуна, что там просто восхитительно, в воде полным-полно всякой еды. Ему возразила маленькая рыбка, сказав, что там вода отравлена и поэтому там настоящее кладбище рыб. И я по-прежнему плавала только в родных краях; жилось мне неплохо, я ловила мух и комаров, лакомилась крошками, которые забавы ради бросали в воду люди. Мой родной край таил в себе бесконечное очарование. Я даже сама этого не подозревала, и теперь, когда меня уже там нет, он вновь обрел для меня утраченную красоту.