Работа над задачником шла у А. Д. после основной, для отдыха. По утрам, до завтрака он читал в то лето только что вышедшую книгу Адлера и Дашена «Алгебры токов и их применение в физике частиц». Затем шел с детьми на пляж, где обычно просиживали до обеда, благо на самом пляже были довольно густые деревья. На пляже за А. Д. надо было внимательно следить — увлекшись размышлениями он начинал подолгу бродить на солнце и дело кончалось втиранием одеколона и т. п. Трудность была и в том, что в отличие от обычных смертных А. Д., глядя на тихие волны, успокаивающий прибой или полет бабочек, не затихал в истоме, а продолжал что-то обдумывать и вдруг внезапно продолжал вчерашний разговор или спрашивал: «А как вы думаете, студент сразу применит к такой системе правила Кирхгофа или постарается ее симметризовать?», а то и похлеще: «Давайте оценим, за сколько времени округляется в море булыжник». Через несколько дней я почувствовал, что больше не выдержу таких пляжных испытаний и начал упреждать вопросы А. Д. своими — парадоксами, задачами «кухонной физики» и т. п., которые накапливаются у каждого ученого, имеющего отношение к преподаванию, тем более, что ответы на них я обычно знал и мог спокойно предаваться нирване, пока А. Д. размышлял. (Главным в общении с А. Д. было умение молчать, мы могли часами сидеть рядом или прогуливаться, не говоря ни слова. Он не испытывал от этого никаких неудобств.)

После обеда А. Д. отдыхал, дети читали, а затем допоздна пили чай. Он и здесь был оригинален: сыпал в стакан 10–12 ложек сахара, нарезал яблоко, а затем, не размешивая, все подливал и подливал кипятку, выпивая за вечер в сумме несколько стаканов.

Первое время и на пляже, и во время чаепитий Люба очень нервничала — она боялась, что разговоры будут вестись в основном о политике, но когда убедилась, что мы говорим о физике, о поэзии, об истории, успокоилась, и стало видно, что это просто маленькая, по сути, девочка, напуганная обрушившимися на семью бедами, угнетенная необходимостью вести дом и все время быть рядом с гениальным, но далеко не во всем понятным отцом. Как-то все же Люба уберегла нас от надвигавшегося эксцесса. При поездке в Сухуми А. Д. обратил внимание на многочисленные портреты Сталина — в маршальской форме, в наряде генералиссимуса со всеми регалиями, с сыном Василием, даже с пионеркой Мамлакат — приклееные к парпризам[124] машин, на витринах мелких сапожников и овощных лавок (в те годы они были в большой моде, причем — парадоксальным образом — именно у мелких частников). Мы оба стали совсем по-детски соревноваться — кто обнаружит портрет в самом смешном соседстве. Разъяренная Люба с трудом остановила нас и прошипела, что уже начинают обращать на нас внимание возмущенные поклонники вождя и отца народов…

Второй смешной случай произошел, когда к нам проездом заехал мой друг, большой любитель споров на любые темы. Почему-то они с А. Д. начали разбирать, чертя на песке, ход лучей в каком-то сложном объективе — вопрос, вообще говоря, школьной физики. При этом ни один не уступал, оба горячились и отвергали мои третейские предложения. После того, как они заключили пари (на козлиные рога, таккак мой друг — А.А.Козлов, против сахарной головы) и мой друг уехал, А. Д. очень смущенно сказал, что он слишком увлекся и, вообще говоря, спорить было нечестно, так как он только что редактировал книгу отца, где этот объектив подробно рассмотрен.

Чтобы проиллюстрировать некоторые черты стиля научного мышления А. Д., позволю себе рассказать историю представления им моих работ.

При первой нашей встрече, когда А. Д. расспрашивал о том, чем я занимаюсь, я рассказал о своей многолетней полемике с М. А. Леонтовичем и другими по поводу релятивистских обобщений так называемых соотношений Крамерса — Кронига. А. Д. очень высоко ценил Леонтовича и как ученого, и как человека, поэтому с большим пристрастием проверял и его и мои выкладки, даже взял их с собою в Москву, обсуждал в ФИАНе, но в итоге («Платон мне друг, но истина дороже») представил статью в журнал.

В 1970 г. я рассказал А. Д. свою теорию, по которой при фазовом переходе (например, при конденсации пара или замерзании воды) выделяющаяся теплота должна конвертироваться в характеристическое инфракрасное излучение. Идея эта казалась с первого взгляда настолько дикой, что я уже потерял надежду хотя бы досказать кому-нибудь ее до конца. А. Д. все терпеливо выслушал и, конечно, начал столь же терпеливо мне объяснять, что этого не может быть, но я не сдавался, приводил все новые доводы. Так продолжалось два вечера. Наконец, А. Д. вдруг сразу как-то сказал, как бы додумывая вслух: «Послушайте, а ведь это очень просто! Если, например, переохлажденная жидкость быстро замерзает, то процесс выделения тепла — объемный, а скорость любой теплопередачи, кроме излучательной, пропорциональна площади поверхности. Значит, они — несовместимы. Срочно садитесь и пишите статью!»

(А. Д., правда, потребовал, чтобы я обсудил статью с Л. В. Келдышем и Е. С. Фрадкиным, но здесь волновали его в основном детали применяемых методов расчета, в необходимости существования эффекта он, видимо, не сомневался. Более того, он все время настаивал, чтобы я поставил нужные эксперименты, говорил, что иначе он сам проведет их у себя на кухне с переохлажденным нафталином или салолом, чье излучение при принудительной кристаллизации затравкой может или должно заставить кристаллизоваться соседние переохлажденные капли.)

Метод рассуждений А. Д., когда он признал возможность существования эффекта излучения, был самым простым из всех возможных — он сопоставил размерности двух процессов: выделения тепла и его удаления. Нужно только подчеркнуть, что рассуждения эти не только простейшие, они в то же время и наиболее фундаментальны. (Видимо, именно потому творения гения кажутся — когда они уже поняты и приняты — всегда очень простыми.)

Следующая работа относилась к такой проблеме. Известно, что световые потоки имеют двойственную природу: некоторые явления можно описывать, лишь считая их потоками квантов (поглощение, излучение), а некоторые — на основе волновой теории (распространение в прозрачной среде, интерференция). Единство двух типов описания стало в последние десятилетия настолько привычным, а попытки выйти за его пределы — столь еретичными, что никто не хотел слушать о построенной нами с Г. М. Рубинштейн теории, по которой особенности распространения света в различных средах и некоторые другие явления объясняются не волновой природой света, а учетом длительности процесса поглощения и переизлучения квантов электронами среды.

Эту идею А. Д. принял сразу — он сказал, что его всегда заботила проблема дуалистичности световых волн и он сам всегда рисовал себе более механистическую картину столкновения и взаимодействий частиц — физики его поколения в отличие от последующих еще воспитывались в рамках классической парадигмы и поэтому внутренне были готовы к обсуждению концептуальных проблем. (По рассказам А. Д. я понял, что в молодости он был близок к идеям, которые привели Фейнмана к созданию так называемого метода диаграмм, и очень жалеет, что не успел или не смог нечто подобное осуществить.) Поэтому еще одну мою работу — по общей теории длительности взаимодействия частиц — А. Д. безоговорочно и даже почти без обсуждений представил в «Доклады»: он всегда был уверен, что процесс столкновения частиц длится вполне определенное время, хотя в канонической теории этот вопрос не обсуждается.

Нужно вспомнить разговор еще по одной проблеме. Я как-то заметил, что с детства пытаюсь выяснить, что заставляет воду подниматься вверх по древесному столбу, ведь никакие капиллярные силы или внутреннее сцепление столба воды не могут обеспечить подъем влаги, иногда на сто метров. А. Д. очень оживился, сказал, что сам над этим думал, опыты в этом направлении когда-то ставил еще его отец. Мы разобрали ряд гипотез, хотя и сознавали свой дилетантизм, но все же смогли все их отвергнуть. Через год или два я снова заговорил о проблеме деревьев, сказал, что придумал некий вариант ультразвукового насоса (от излучений клеток корней). Такой подход А. Д. в принципе одобрил, хотя и мне и ему было ясно, что надо от «принципа» переходить к более основательным расчетам и только тогда, если они приведут к обнадеживающим результатам, можно будет говорить об экспериментальной проверке и т. д. Все эти построения заняли у меня и моих соавторов много времени, а статьи по этой проблеме были нами опубликованы в таких журналах, где почему-то не разрешается приносить кому-либо благодарности.