д). В одном из следующих сеансов башня возникла как руины.
Трава и деревья, растущие на руинах, представляют ожидания новой жизни. Мемориальная доска выполняет одновременно функцию телевизионного экрана, на котором события в ванной комнате можно видеть более отчетливо.
е). Полное повторное переживание травматического события, приведшего в результате к временной дезинтеграции Эго.
Это символизировалось видением гигантского взрыва, в котором и башня, и Рената оказались разорванными на куски.
ж). Эта картина представляет сцену, которая немедленно последовала за полным разрушением.
Появляется терапевт, бережно собирает куски тела Ренаты и складывает их вместе. Когда он держит ее на руках, появляется большая радуга как символ надежды и оптимизма в будущем.
з). На этой картине одного из последующих ЛСД-сеансов осталось только несколько камней от прежней башни.
Они образуют круг и окружены костром. Появилась новая, значительно меньшая башня, символизирующая восстановление защитных механизмов на более низком уровне.
и). Переживание, последовавшее вслед за изображенным на предыдущей картинке.
Рената у костра в образе людоедки, сварившей и пожирающей терапевта. Облизывание его берцовой кости имеет символическое значение и указывает на сосание пениса в первичной сцене. Удивленная своим бесстыдством, Рената нарисовала для сравнения сцену, символизирующую ее отношение к терапевту за год до этого сеанса.
к). Картина, показывающая дальнейшее развитие и модификацию маленькой башни: на ней появилась витая лестница, и она превратилась в наблюдательную башню.
С ее вершины Рената может теперь гораздо лучше видеть, что же произошло в ванной. В то же время она может воспринимать вещи в лучшей перспективе, поскольку ее горизонт значительно расширился.
л). Во время одного из последующих сеансов на месте первоначальной башни появляется нора в земле.
Ее возникновение совпадает с процессом трансформации в либидозные чувства и с обнаружением Ренатой своей женственности.
м). В более поздней визуализации углубление в земле оказывается более глубоким и широким: солдатский шлем внутри символизирует замужество Ренаты и некоторые прошлые травмирующие переживания.
н). Картина, показывающая дальнейшее развитие норы: она превратилась теперь во вращающееся спиральное образование («шуруп»), еще глубже проникающее в землю Рената сама осознала сексуальное значение этой визуализации.
о). Это последняя из визуализаций «башенной серии».
Первоначальная твердая структура рассеялась как фата-моргана, мираж в горячей пустыне. Обжигающий жар символизирует освобожденное либидо Ренаты; низ башни (Эйфелева башня в Париже) предполагает орально-генитальный контакт (французская любовь), который в этот момент доминирует в фантазиях и мечтах Ренаты.
При проработке сложившихся в последние годы своей жизни слоев СКО Ричард имел дело с политическими преследованиями. В связи с этим красное кресло, стоявшее в комнате, преображалось в ненасытного ужасного монстра с разинутой пастью, собирающегося на него наброситься. Оно символизировало для Ричарда красный террор, жертвой которого он стал. Картина на стене превращалась в нацистский пропагандистский плакат, распространенный в годы войны в Чехословакии и предупреждавший о советской угрозе. На нем огромная красная лапа опускалась на Пражский замок. Под ней стояла надпись: «Если она схватит тебя, ты погибнешь!» Главная проблема переноса заключалась в том, что Ричард подозревал терапевта в принадлежности к коммунистической партии и мучился сомнениями по поводу того, можно ли ему доверять. Прежде чем вспомнить переживание, связанное с поражением электрическим током, Ричард увидел терапевта в образе огромного робота из научной фантастики, являвшего собой сложную систему из конденсаторов, трансформаторов, соленоидов, реле и кабелей. Электрические разряды, указывавшие на высокое напряжение, вспыхивали на лице робота, а мигающий красный цвет на голове оповещал о непосредственной опасности. Ричард испугался электрического разряда, который мог эманировать из тела терапевта и поразить его. Он испытывал также интенсивный страх при виде электрических лампочек, розеток, вилок и разнообразных электрических приспособлений в помещении. В сеансах, когда Ричард работал с травматическими переживаниями, связанными с отцом, он подозревал, что врач пьян. При этом он наблюдал его превращение в различные персонажи, включая хронических алкоголиков и бродяг, а в конце концов — в образ его собственного отца-пропойцы. Он ожидал со стороны терапевта пренебрежения, жестокости и недостатка внимания. На подходах к ядру переживаний Ричард воспринимал психотерапевта как фермера: обстановка приобрела сельский вид, а звуки и запахи напомнили ему жаркий летний день в поле.
В этой связи следует упомянуть другое интересное наблюдение, касающееся проявления СКО в ЛСД-сеансах. Всякий раз, когда травматическое событие включает межличностную ситуацию, испытуемый, переживая ее под влиянием ЛСД, по-видимому, должен пройти и испытать всех задействованных в ней персонажей. Так, в случае, если основная тема представляет собой агрессивное нападение на него, он должен пережить как роль жертвы, включая все эмоциональные и физические чувства, так и роль агрессора[10]. Если данному лицу пришлось быть наблюдателем такой сцены, то в итоге он должен пережить все три роли. К примеру, полное переживание типичной фрейдовской «первичной сцены», т. е. ситуации детского свидетельства полового акта родителей, включает в себя последовательное отождествление пациента с ролью агрессивного самца, подвергающейся преследованию самки и наблюдателя.
Динамическое взаимодействие между СКО и стимулами среды
Детальное изучение содержания и динамики индивидуальных ЛСД-сеансов, составляющих психолитическую серию, а также развернутый анализ изменений в клинической симптоматике пациента и жизненной ситуации в промежутках между сеансами, открывает весьма сложные взаимодействия между СКО и факторами окружения. Эти наблюдения столь важны, что заслуживают особого внимания. Выше описывается, как СКО, активизированная во время ЛСД-сеанса, определяет природу переживания пациента и способ восприятия им окружения. Это часто выливается в стремление экстериоризировать содержание отдельного слоя СКО, разыграть его в ситуации лечения и оформить действительное окружение во время сеанса в соответствии с основной темой. Если проанализировать динамику этого феномена, мы обнаружим весьма интересный механизм, лежащий в его основе. Ясно, что бывает крайне неприятно убедиться в глубоком несоответствии своих внутренних чувств и ощущений событиям внешнего мира. По-видимому, гораздо проще переживать различные отрицательные эмоции как соответствующие реакции на действительные внешние обстоятельства, существующие в настоящее время в объективной реальности, чем воспринимать их как непостижимые и необъяснимые элементы, приходящие изнутри. Человек под влиянием ЛСД, мучимый во время сеанса необъяснимым чувством вины, может в связи с этим пытаться наброситься на терапевта, оскорблять его, вести себя так, как он сам в нормальном состоянии считал бы крайне неприемлемым, или же нарушать основные правила терапии. Тогда чувство вины можно привязать к тому, что случается здесь и теперь и что может казаться полностью соответствующим ситуации. Подобным образом чувства тревоги и сознание серьезной угрозы, возникающие в бессознательном, могут в результате привести к маневрам, имеющим целью спровоцировать враждебность со стороны терапевта. Тогда непонятные чувства тревоги принимают форму конкретных и знакомых страхов, таких, как страх потерять поддержку со стороны терапевта или продолжить лечение. Поскольку эти искусственно созданные ситуации обычно менее релевантны, чем исходные травмирующие события, тенденция экстериоризировать СКО может представлять собой весьма эффективный защитный механизм против проявления бессознательного материала. Эта тенденция видна на примере случая из психолитической терапии Ренаты, история болезни которой была представлена ранее.
10
Эта ситуация является яркой психодраматической аналогией того, что Анна Фрейд в своей работе «Эго и механизмы защиты» определяет как идентификацию с агрессором.