Он рисовал и рисовал, а награды все не было. Парижане воздерживались платить за зрелище, которым они не в полной мере насладились. И лишь когда художник окружил себя хороводом юных француженок, исписал весь мел, зазвенели франки.

Картер бросил на разрисованный асфальт серебряный доллар, отчеканенный шестьдесят лет назад, и пошел дальше, гордясь своей неслыханной щедростью. В Париже нельзя жалеть денег.

С бульвара Монадаргр он попал на узкую, оживленную улицу Монмартр. Пройдя один квартал, свернул направо и вышел на еще более узкую, но уже тихую малолюдную улочку Бержер.

Тут и был отель «Бержер», где остановился Картер под фамилией Грэхэм.

Скромный, с небольшим навесом подъезд. Скромный вестибюль. Конторка менялы. Лоснящаяся стойка портье, услугами которого можно пользоваться не только в пределах его должностных обязанностей. Если вы американец, то выутюженный, прилизанный, со сладкой улыбкой портье Жан, подавая вам ключ, предложит рекламные альбомы и адреса дюжины тайных увеселительных заведений Парижа, порнографические открытки и, если вы заинтересуетесь, назовет цену, которую вы должны заплатить девушке с Итальянского или Севастопольского бульвара.

Картер надменно-ласково кивнул Жану, попросил ключ от своей комнаты. Портье с бабьим лицом почтительно склонил набок голову, сказал по-английски:

— Сэр Грэхэм, в холле вас ждут.

— Кто? — удивился Картер.

— О, вполне джентльмен! — Жан улыбнулся своей шутке.

А Картер похолодел. Он вспомнил Копенгаген, аэродром Каструп, седую голову и красные уши джентльмена, идущего по его следам…

Кому и зачем понадобился он здесь, в Париже? А может быть, это человек «Бизона»? Не доверяет. Неужели всплыла та проклятая давняя история?

Картер неторопливо вошел в зеркальный зал с толстым ковром на каменном полу. В кресле у камина сидел человек, ждущий его. Нет, это не «джентльмен».

Картер давно натренировал себя остро наблюдать и надежно запоминать увиденное. Пока сближался с незнакомцем, успел разглядеть его во всех подробностях. Под лохматыми, плотно сдвинутыми бровями холодно поблескивают пытливые, умные глаза. Лоб высокий, без морщин, молодой, но волосы на висках серебрятся. Лицо продолговатое, с чуть втянутыми щеками, тонкогубое, с твердым подбородком, суровое, напоминающее лицо Данте. И руки суровые — жилистые, сильные, с кистью каменщика. Впечатление суровости усиливали его темно-серый, строгого покроя, добротный пиджак и черный галстук.

Картер привык в рамке любой одежды угадывать «своих» и «чужих». В разряд своих он зачислял только тех, кто имел отношение к ведомству Аллена Даллеса, к «Отделу тайных операций». Чужими для него были все, кого он не знал, от кого должен был скрывать, где служит, что делает.

Человек с лицом Данте был явно чужой, из разряда обыкновенных людей. Но если это так, то откуда и как ему стало известно, что Грэхэм прибыл в Париж и остановился в отеле «Бержер»?

— Мистер Грэхэм? — Незнакомец с достоинством поднялся, расправил складку на брюках. Высокий, чуть сутулый, он спокойно смотрел на американца, ждал ответа. На лице не было ни улыбки, ни выражения приветливости. Только угрюмое достоинство, пугающая суровость.

— Да. К вашим услугам, — стараясь не выдавать свою тревогу, ответил Картер. — А вы?… С кем имею честь?

Гость слегка скосил глаза налево и направо, оглядел безлюдный зал и, чуть приглушив голос, сказал:

— Называйте меня, если вам угодно, Чарли.

— Как? — быстро переспросил Картер и невольно сделал шаг назад.

— Чарли! — спокойно подтвердил незнакомец и подвинул Картеру легкое кресло. — Привет вам от дяди Франклина и тети Джой.

Слова эти были произнесены на отличном английском языке. Для непосвященных ничего страшного в них не было. Но у Картера подкосились ноги. Зеркальный зал странным образом подпрыгнул, перекосился, потемнел. Все зеркала черные — на потолке, на стенах, над камином. И мистер Чарли, мгновение назад белый, стал чернолицым, губастым, похожим на негра. Картер, не глядя, нащупал кресло и сел. «Привет вам, Раф, от дяди Франклина и тети Джой». Незабываемые слова! Шестнадцать лет назад Картер написал их здесь же, в Париже, на одной секретной вилле немецкой разведки. Нацисты приперли к стенке, угрожали расстрелом. Не выдержал, попросил пощады. Пощадили и потребовали платы.

Картер молчал, пристально разглядывая под своими ногами потертый ковер. Все его душевные силы, весь его жизненный опыт были приведены в действие. В течение нескольких секунд надо было решить, что делать — откликнуться на пароль, промолчать или притвориться удивленным, спросить: «Какой дядя, какая тетя?…» Он достал сигарету, чиркнул зажигалкой и тихо, почти шепотом сказал:

— Благодарю вас. А когда вы их видели, дядю и тетю?

Дальнейшие слова не имели парольного значения.

Ключи выданы победителю. Белый флаг капитуляции выброшен. Картер и человек, назвавший себя Чарли, вышли из отеля, прошли по тесной улочке Бержер, мимо парфюмерной лавочки, мимо углового кафе, в котором на виду у посетителей, на огромной электрической жаровне, нанизанные на вертеле, жарились цыплята.

На улице Монмартр Чарли ждал неприметный, мышиного цвета, двухместный «ситроен».

Чарли сел за руль, Картера усадил рядом. Миновав Монмартр, выехали на рю Лафайет, свернули налево, выбрались на Большие бульвары и через площадь Звезды и авеню Фош попали на западную окраину Парижа, в Булонский лес.

После жаркой суеты и грохота центральных улиц здесь было тихо и прохладно, как в настоящем лесу. По чистеньким аллеям иногда проносились бесшумные автомобили и автокары с туристами, но они не мешали уединившимся Чарли и Картеру.

Они сидели в кафе Прекатлан, почти пустом в этот час, на открытом дощатом помосте, на берегу темного пруда, Чарли курил, смотрел на воду, а Картер маленькими глотками пил кофе и все еще раздумывал, что делать. Убежать и во всем сознаться в американском посольстве? Рандольф Картер, доверенное лицо «Бизона» оказался старым, еще гитлеровских времен агентом Гелена! Ужасно. Разжалуют, Засудят. И никто не захочет принять во внимание смягчающие вину Картера обстоятельства — молодость, неопытность, ошибки. Изменил! Факт.

Прежде всего Картер решил испытать прочность сетей, в которые шестнадцать лет назад попал. Нет Канариса, нет самого Гитлера и его рейха, а сети уцелели. Предусмотрительный Гелен!

Смертельная опасность не всегда лишает человека силы, разума, воли, находчивости. Наоборот, чаще всего обостряет их. Картер мужественно, глаза в глаза, посмотрел на Чарли.

— Откуда вы так хорошо знаете английский? Да еще особенно английский, с нью-йоркским оттенком? Вы жили в Америке?

— Я родился там.

— Да?

— Но только не в вашей Америке, не в Америке янки. Гораздо южнее.

— В Аргентине?

— Нет.

— Рио-де-Жанейро? Монтевидео?

— Нет. Где-то там, между Панамой, Монтевидео, Сан-Паули, Перу и Гондурасом.

— Благодарю вас за точность.

Последние слова Картер произнес по-немецки. Но собеседник не понял его, переспросил по-английски:

— Что вы сказали?

Картер усмехнулся и перешел на английский.

— Извините, мне показалось… Значит, вы не знаете немецкого?

— К сожалению. Мечтаю овладеть. Простите, кое-что знаю: зер гут. Говорят, очень емкий язык.

— О, еще бы! Язык Шиллера, Гейне, Гёте!.. Простите! Если вы не немец, откуда же вы знаете то, что я написал тогда, в сороковом году.

— Законное любопытство. Пожалуйста, могу удовлетворить. У меня в Бонне, в канцелярии Гелена, есть хорошие бескорыстные друзья. Еще в последний день войны они преподнесли мне в качестве музейного сувенира вашу писанину, как вы изволили выразиться. А я только сейчас решил извлечь пользу из этого подарка. Запоздал!

— У русских на этот случай есть такие слова: «Не любо, не слушай, а врать не мешай!» Не слыхали?

— К сожалению, не довелось. — Чарли вежливо улыбался и размешивал сахар в кофе: — У вас больше нет вопросов, Раф?