Изменить стиль страницы

Лариса Куролесова

Человек без надежды

Глава 1

Суббота, 17 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

Котенок был маленьким, трогательным, жалким, горластым и пронзительно рыжим. Правда, по мере ближайшего рассмотрения у него обнаружились белое брюшко и лапки, но первый взгляд выхватывал только отчаянный сгорбившийся оранжевый комочек, у которого, казалось, даже глаза отливали рыжиной. Точнее, были янтарными. Вчера он сидел на лестничной клетке первого этажа и дрожал. И откуда только взялся в закрытом доме, да еще и в Городе, где любая живность на строгом учете — может, потерялся по чьему‑то недосмотру? Куда делась мама — кошка, или ее хозяева решили, что один из детей потерялся — и ладно? Когда к нему протянули руку, малыш сначала отпрянул, потом с любопытством обнюхал, а когда его подхватили под пушистое брюшко, неожиданно громко заурчал.

Он продолжал мурлыкать, пока Сильвер купала его в тазике, вылавливала на нежной розовой кожице, прикрытой рыжей шкуркой, мелких неприятных блох (не меньше сотни, как показалось девушке) и потом таскала под мышкой завернутым в полотенце. Даже когда она налила ему немного молока, котенок мурчал, жадно лакая его из блюдца. А потом он залез ей на плечо, больно цепляясь маленькими, но острыми коготками, и спрятался в волосах, трогательно уткнувшись носом ей в шею. И Сильвер почти час сидела без движения, не решаясь потревожить котенка и от души надеясь, что выловила всех насекомых, а если и не всех, то они поленятся перелезать с малыша в ее собственную шевелюру. Он умильно посапывал во сне, а иногда просыпался и снова принимался мурлыкать, перебирая лапками.

Ночью их рыжее величество изволило дрыхнуть у Сильвер на подушке, а наутро — выдать переваренное молоко во вполне ожидаемом виде (хорошо хоть, что на пол, а не на кровать), так что его новая хозяйка проснулась от малоаппетитного запаха и нервного мявканья: подселенный накануне новый жилец извещал о том, что в их чудесную уютную спальню ночью каким‑то невероятным образом забрались враги, оставившие от себя кучку неприятной гадости, которую к тому же невозможно закопать на неудобно скользком полу, — он уже пробовал. Вооружившись тряпкой и убрав следы котеночьей жизнедеятельности, Сильвер, зевая, направилась к холодильнику, из которого извлекла немного ветчины для малыша, а затем заставила себя выползти и из дома в несусветную рань. К счастью, зоомагазин, располагавшийся в двух кварталах, уже работал: там она и приобрела кучу пакетов и пакетиков с кормом, шампунь и капли от блох, противопаразитарное средство, сумку — переноску с набором креплений и по совету продавщицы аж два лотка с увесистым мешком гигиенического наполнителя для них. Кроме того, она наслушалась полезных советов «из жизни кошачьих», так что стала чувствовать себя профессионалом в вопросе воспитания рыжих существ, подобранных на лестничной клетке.

К еде котенок отнесся благосклонно, в открытую сумку — переноску немедленно залез, с любопытством заглянув во все углы и попытавшись закопаться в мягкую «лежанку», зато шампунь и новый для себя туалет обнюхал с подозрением. А когда Сильвер потыкала его носом в лужу (образовавшуюся за время ее отсутствия), а затем — в лоток, обиделся и, сопя, заполз под кровать. Впрочем, долго там не просидел: когда примерно через полчаса Сильвер достала из морозильника кусок мяса на обед, вылез и принялся скорбно смотреть на нее. Пришлось пообещать поделиться сразу после того, как еда оттает, а котенок — примет повторную ванну, уже с противопаразитарным шампунем…

— А как ты его назовешь? — Камилла Леснова осторожно подтолкнула кусочек мяса к рыжему, который, не переставая пережевывать предыдущую порцию, тут же вцепился в него с утробным урчанием: не отдам! мое!

— Не знаю, — Сильвер Фокс ухитрилась пожать плечами, нарезая кусок говядины на мелкие кусочки. — Кажется, кошек лучше называть именами, в которых есть свистящие или шипящие звуки — они их хорошо воспринимают на слух.

— Может, Обжора? — предложила Камилла, насмешливо приподняв брови. — Или Жадина? Как ты думаешь, «ж» к «хорошим звукам» относится?

Котенок ухитрялся, хищно поедая один кусок, два других придерживать когтистыми лапками и при этом сурово рычать на окружающих. Пару раз он выхватил «вкусняшку» прямо из‑под ножа у Сильвер, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности. В конце концов она перестала подвигать к нему кусочки, до которых рыжий и вполне дотягивался без посторонней помощи.

— Зверюга! — с нежностью прокомментировала Камилла, когда малыш с ворчанием вцепился в очередную порцию мяса.

Котенок покосился на нее янтарными глазами и неуверенно мурлыкнул: это меня похвалили или как? Его еще не до конца просохшая после купания шерсть смешно топорщилась во все стороны, и обе девушки, глядя на него, не могли удержаться от улыбок.

— А что сказала Вероника? — осторожно поинтересовалась Камилла.

Сильвер дернула плечом, нож стукнул по пластиковой доске.

— Она пока не знает. Ее дома не было, когда мы с рыжим пришли, ночью он из моей комнаты не выходил, а сейчас она еще спит.

Спина Сильвер напряглась, как будто она ждала, что подруга вот — вот что‑нибудь скажет, но Камилла промолчала. В конце концов, Силь уже достаточно выросла, чтобы мамочка не заходила к ней пожелать доброй ночи. Да и что‑то она сомневалась в том, что у Вероники Суздальцевой хватило бы материнского инстинкта сделать это, даже когда дочь была в более нежном возрасте.

— Сегодня работаем с Улькой, — чтобы снять напряжение, Камилла поменяла тему. — Она тебе не звонила?

— Два дня назад подтвердила, что все в силе, — миновав «скользкий» вопрос, Сильвер слегка расслабилась и, осторожно подхватив под брюшко, поставила на пол насытившегося котенка, благородно отказавшегося от очередной порции мяса в пользу остальных голодных жильцов, обитающих в этой квартире. — Она, небось, заявится в «Мертвеца» раньше всех и будет дергаться и бегать от стенки к стенке.

— Ха! — Камилла усмехнулась. — Ты что, не помнишь, как сама нервничала перед тем, как в первый раз выйти на сцену?

— Я и до сих пор нервничаю, — Сильвер пожала плечами и поставила на плиту сковородку.

— Даже не знаю, порадоваться за тебя или посочувствовать, — хмыкнула Камилла. — Меня на сцене просто «вырубает», как только я беру в руки скрипку. Правда, мне не приходится петь…

Ответить Сильвер не успела — мелодичная трель, активированная открытой и закрытой дверной панелью, возвестила о том, что недавний неприятный «предмет» их разговора проснулся и идет на встречу с дочерью и ее подругой. Камилла и глазом не моргнула, когда в кухню неторопливо вплыла невысокая, но статная женщина. Лицо Вероники Суздальцевой, казалось, навсегда впитало в себя брезгливо — презрительное выражение, с каким она относилась к миру. Красивая женщина — платиновая блондинка с «кукольными» голубыми глазами, хищно очерченным ртом и плавными линиями лица, — она и после рождения Сильвер сохранила прекрасную фигуру, но на большинство людей благодаря стервозному складу характера, вполне отраженному в надменном облике, с первого взгляда производила не слишком хорошее впечатление. Внешне они с дочерью были похожи, однако улыбчивая и чуть задумчивая Силь казалась полной противоположностью своей капризной матери. Камилла в который раз поразилась, как эту даму мог буквально до беспамятства обожать человек — легенда — гениальный Александр Фокс.

Вероника Суздальцева называла себя писательницей и вполне искренне полагала, что создает бессмертные произведения в жанре «хоррор». Камилла как‑то раз попыталась почитать одну из этих «нетленок», но в первой же главе запуталась, кто кому кем приходится, зачем там одновременно вампиры и оборотни и почему главной героине непременно надо пустить кровь, но при этом сохранить в неприкосновенности девичью честь, которая должна была еще потребоваться для запутанного и странного ритуала. В общем, так и не осилила головоломный текст, застопорившись на первых пятнадцати страницах. Читатели и издатели тоже не приходили в восторг от романов госпожи Суздальцевой, но она сама объясняла это плебейским воспитанием и плохим вкусом окружающих, а не собственной несостоятельностью как романистки и спокойно выпускала свои произведения на деньги мужа, покорно платившего ведущим издательствам и электронным библиотекам и искренне считавшего, что его гениальную жену недооценивают.