По их воле Диана Пуатье составила сама или кому-то поручила составить что-то вроде шутовского евангелия этой партии, которое сначала появилось под названием «Остров Звонкий», а затем было добавлено к четырем книгам Рабле, добавлено только из-за номера этой новой книги, превращавшейся, таким образом, в книгу V, или книгу Квинты.
Политика играла в ней гораздо менее значительную роль, чем в тех книгах, которые принадлежали самому Рабле, поскольку Диане, оказавшейся, как сказали бы сегодня, в рядах оппозиции, не о чем было рассказать читающей публике, кроме убийства Генриха П. Она сделала это, использовав несколько иероглифов в заголовке книги. Поэтому пятая книга может все же рассматриваться как дополнение к историческим хроникам и к рассказам о Пантагрюэле.
Но так как она была принцессой и чрезвычайно богатым человеком, у нее не было необходимости соблюдать такую же осторожность, как простому монаху. Этим вполне можно объяснить ту смелость и небывалую грубость, с которыми она атаковала приспешников Екатерины, то есть Мальтийский орден, или гурманов, Пушистых Котов, или Парламент, и братьев Фредона, или иезуитов. Эти последние еще только появились; Рабле умер до того, как об иезуитах начали говорить. Таким образом, невозможно приписать ему язвительный диалог Панурга с Фредонданом Фредондиллом (в русском переводе — Распев. — Ю.Б.), который является настоящей жемчужиной V книги. Диана ли это? Более, чем вероятно, что да. Современники описывают ее как одну из самых блестящих собеседниц своего времени; она была образована так же, как и все великие женщины XVI столетия, такие, как Мария Стюарт и Елизавета Тюдор, а может быть и лучше; она увлекалась живописью и была ученицей Леонардо да Винчи, а также покровительницей Жана Гужона и Пьера Леско.
Были ли у нее соратники? Это еще более вероятно. Называют обычно Ронсара и Анри Эстьена; но следует предположить, что ей помогали и старший Бероальд де Вервиль, и кардинал Шатильона. Почти никто всерьез не думает, что она писала эту книгу одна.
На самом деле известно, что загадочное стихотворение, которое служит эпиграфом к V книге Пантагрюэля, было подписано NATVRE QVITE.
Современники знали, что скрыто в анаграмме и без труда читали в этой подписи имя Жана Тюрке (NATVRE QVITE — JEAN TURQUET), который якобы был другом Рабле и его душеприказчиком. Но это был фантастический персонаж, и о нем больше никто ничего не знал. Ни сторонники Кварты, ни приспешники Квинты, в равной степени связанные обещанием хранить тайну, за чем бдительно наблюдали из Ватикана, не пожелали рассказать нам о нем больше. Однако было достаточно переместить всего одну букву, чтобы расставить, как говорится все точки над I.
Читаем в этой анаграмме три слова — JANE TVRQ-ET, и получаем если не объяснение загадки, то, по крайней мере, ключ, который позволит ее расшифровать.
У древних латинян солнце называлось Янус (IANVS), а луна — Яна (IANA), на греческом — iaino, «согревать», «излечивать»; на итальянском это слово произносится «Дженнаро» (Gennaro), то есть «Дианус» (Djanus), «Диана» (Djana), и вместо того, чтобы писать jana, итальянцы стали писать это слово так, как оно произносилось, то есть Diane. В то же самое время слово Janus сохранило свою изначальную орфографию. Пример, обратный подобной метаморфозе, можно обнаружить в современном французском. Так слово «день» мы сегодня произносим и как jour, и как diurne, а изначальное его произношение — diurnus. Имя Жан, следовательно, синоним латинского имени Диана.
Нет необходимости объяснять слово Turq, по крайней мере, в настоящий момент.
ЕТ — это haste, hette, hitte. В старо-французском это слово обозначало древко, на которое насаживали либо копье, либо знамя; однако чаще всего это слово обозначало само знамя.
Выражение Jane Turq Et можно расшифровать так: «Диана с турецким знаменем». Известно, что на конце древка турецкого знамени обязательно находился полумесяц с привязанными к нему несколькими бычьими хвостами, или же полумесяц изображался на самом полотнище. Чаще всего это был серебряный полумесяц на красном фоне, который символизировал планету Марс.
На развалинах замка Анэ можно увидеть полумесяц во всех возможных положениях; но большее значение имеет иероглиф, который на языке геральдики называют «люнель»: известно, что он пришел из Испании. Это и есть настоящее имя той религии, в честь которой Диана Пуатье возвела странную часовню в замке Анэ и составила или поручила кому-то составить V книгу Пантагрюэля. Анаграмма из этой книги является не единственным доказательством; мы представим и другое, не менее убедительно, когда обратимся к оракулу божественной бутылки. Эта религия не была творением знаменитого сенешаля, но имела очень глубокие корни, на которые Рабле сделал намек в рассказе Панурга о том, как тот, голый, висел на вертеле у турков (Turque haste, то есть, на древке турецкого знамени); она существовала с давних пор и пережила не одно столетие; так, например, на премьере «Мещанина во дворянстве» Мольера был раскрыт ее пароль — «мараба басашем», что значит на еврейском — радостное изобилие.
В средние века адепты этой религии, в отличие от сторонников Кварты, скрывавших свои тайны в ребусах вульгарного языка, которые весьма трудно разгадать сегодня, полагали, что лучше всего защититься от любопытства профанов можно, используя еврейский язык, и благодаря этому в наши дни их секреты очень легко понять всякому, кто имел хотя бы небольшой опыт расшифровки финикийских текстов. Поэтому большая часть интерпретаций, которые мы далее предложим читателю, не подлежит никакому сомнению. Но V книга интересна также еще в одном, совершенно особом отношении: она прозрачно объясняет связи, которые всегда существовали между сектами лунопоклонников Европы и Африки. Мы сами были свидетелями того, как много эти связи значат, например, в Тунисе; немцы же и англичане тоже использовали их в прошлом и продолжают использовать и по сей день для того, чтобы укрепить позиции своих правительств в Африке. (Диана Пуатье состояла в особых отношениях с пиратами Туниса и обращалась к ним за помощью во время свой экспедиции на Корсику.) Благодаря этим связям арабы смогли избежать многих неприятностей, а Оливер Пэн добрался до Махди. Более того, секты лунопоклонников везде сохранили одно и то же название: в Африке их называют куенами (kouens); во Франции пелеринами, странниками, или братьями угла (cousins du coin); и в Африке, и во Франции они сохранили в качестве эмблемы топор (coin). В Лионе в 1793 году судьи революционного трибунала носили эти эмблемы на шее как украшение. Это был знак самых высоких градусов ордена. (Их и сейчас носит паша, или принц Ливана, как знак 22-го градуса шотландского ритуала.) Роль, которую секты лунопоклонников сыграли во французской Революции настолько же значительна, насколько и неизвестна; но, кажется, их не следует путать с действующим масонством, от которого они отличаются одним важным признаком. Существование масонских организаций всегда было в той или иной степени публичным; они предоставляют правительству списки своих членов, они все знают друг друга, и им не запрещается объявить себя масонами. Странники угла не вели никаких списков, они были вынуждены всегда скрываться и никогда не признавались в том, что они лунопоклонники; им было разрешено отрекаться от их доктрины всякий раз, как только в этом возникнет потребность. К подобного рода обществам следует отнести Ку-Клукс-Клан в Америке, а также карбонариев, о которых рассказывает в своей брошюре о масонстве магистр де Сегюр.
Но сами они не называли себя карбонариями. Слово carbon означало на их языке «то, что написано на знамени» (ecrit sur banniere — criban), и как лунопоклонники, так и солнцепоклонники имели свой criban, или carbon. «Испанский карбон» — это инквизиция. Все эти тайные секты называли себя форестьерами или масонами, в зависимости от того, было ли то или иное общество сельским или городским; они подразделялись так же на эсклопинов (esclopins), или башмачников, риблей (ribles), или сапожников, и гильпеев (guilpaies), или (glypains), скульпторов. Более современное название — дровосеки (fendeurs); в Африке их называли пельпули (на еврейском — африканский дровосек), или корсары (forban — каменщик своей судьбы); слово for-ban представляет собой точный перевод греческого выражения «Tycho poion», то есть художник свой судьбы, который у нас стал масоном, каменщиком. Изначально это слово не обозначало того, складывал стены, то есть того, кого итальянцы называют muratore; это слово — греческое, и происходит от механэ, от которого произошло слово механик. Так первоначально именовали только архитекторов и инженеров.