Не следует полагать, что идея создания обители для мужчин и для женщин была всего лишь плодом эротических фантазий веселого Постника с острова Жалкого. Нет, Телемское аббатство на самом деле существовало на территории кантона Турен и носило имя Фонтевро. Это было убежище аристократов, в которое хотя и допускались монахи и монашки, но во главе его стояла женщина, почти всегда принадлежавшая к королевской семье или, по меньшей мере, к высшему дворянству, потому что несколько королей и королев Франции были там похоронены.
Однако Телемское аббатство располагалось не в том месте, где было аббатство Фонтевро, так как автор сообщает, что к северу от него протекала река Луара, и, следовательно, оно могло находиться только возле города Тур. Поэтому, скорее всего, имелось в виду аббатство Мармутье, самое старое в Галлии. Оно носило имя победителя Цимбры, или, по меньшей мере, имя своей галльской покровительницы богини Мары и должно было находиться на месте древней школы друидов. К юго-западу от Мармутье можно обнаружить следы кладбища, где мужчины и женщины покоятся рядом друг с другом, ибо в Телеме, где были упразднены часы, время не имело никакого значения, нельзя не признать ту точку бытия, где время не имеет меры. Как и Виктор Гюго, Рабле был наследником пифагорейских доктрин наших предков и не признавал иного определения смерти.
Поэтому у него король оставил за собой царство жизни, а монах — смерти. Мы не будем останавливаться на особенностях Телемского аббатства, потому что оно более-менее точно воспроизводит черты знаменитого дворца Энтелехии, дворца Брунеля, садов Армиды и более древних — Цирцеи. В рыцарских романах посещение такого места было обязательным, и Рабле не мог его отменить. Счастье и свобода не принадлежат этому миру, их можно найти только в области Энтелехии, или Телем, то есть в царстве фантазии.
Но почему Телем и его шесть башен носят греческие названия, почему это аббатство было поручено воинственному монаху? Мы имеем здесь ввиду, что само слово «грек» было иероглифом войны (guerre), а также слова girer, переворачивать. Аббатство Телем было обителью монахов-греков, построенной для монаха-воина, потому что оно было посвящено закону переворота (girement loi). Имя аббатства Фонтевро имело то же самое значение (Fontevrault — font-vire-loi — перевернутый закон), это гробница Турена, и если римляне давали быку имя трио, то потому, что бык, на котором вспахивают землю, в конце борозды поворачивает обратно. Город Тур, таким образом, представлял в кантоне Тиронов знак Козерога. Здесь кончалось царство ленивой Марты, галльской богини смерти, и начиналось царство Мары, галльской богини деятельности, а также времени, которое начинают считать.
В пятую книгу «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле вставил одну сцену из «Сна Полифила». «Посреди птичьего двора располагался великолепный фонтан из алебастра; наверху стояли три Грации с рогами изобилия, и вода лилась из их грудей, рта, ушей, глаз и других отверстий на теле». Статуи граций можно обнаружить на могиле Екатерины Медичи, где они служили иероглифом переворота (girement). В глазах древних они, между прочим, ничем не отличались от трех Парок, и среднюю из них, олицетворявшую смерть или перемену жребия, обычно изображали повернувшейся спиной, чтобы тем самым передать идею неизвестности, ожидающей человека после смерти. Что касается воды, которая льется из всех отверстий, то это фонтан, открывающий воду (font ouvre l'eau — fonte vreault). Бэкон, сэр Веруламский, носил имя и звание, заимствованные из учений Квинты, резюмирующих идею Телемского аббатства. Расшифровка композиции этого фонтана будет выглядеть так: жребий, переворачивающий монету, фонтан, изменяющий закон (угол, где изменяется жребий), источник закона изменений. В Телемском аббатстве было шесть углов и такое же количество башен, а в том углу, где совершались изменения, находилась башня Артис, которая дала свое имя королю Артуру, или Артосу. Его имя на греческом звучало как Артер, что означает «связывать свою судьбу с чьей либо», а также «туфелька Золушки», которая была хрустальной (verre), потому что означала изменение души (virement de l'ame — verulam), изменение, которое происходило в самом нижнем углу аббатства (bas coin — basscoin — то есть на птичьем дворе). Отсюда берет свое начало и рождественский башмак, часто встречающийся на греческих надгробиях. Такое надгробие и есть артер Телемского аббатства.
На фоне всей этой архаики Рабле дает описание аристократического двора королевы Наваррской, к которому не допускались ханжи, кляузники, ростовщики и зануды и который во всем своем величии был открыт для рыцарей, провозвестников Святого Евангелия, читавших его громко и быстро, а также знатных дам, которые занимали самое почетное место, то есть справа от башни Артис и слева от башни Мезембрины. Такова была германская традиция, которая допускала, что доброе, то есть солнечное, начало воплощено в женщине, и наоборот. Однако немцы не обладали монополией на подобного рода галантность по отношению к противоположному полу, которому мы обязаны своим появлением на свет, и алтарь двенадцати богинь галлов отличается признаками той же самой традиции.
Лютеранство Рабле не пережило его покровительницы, королевы Маргариты, у которой оно, как верно заметил бедный Десперьер, было поверхностным. Однако, кажется, что она пыталась примирить гугенотов со своим братом; в этом и заключалась цель загадки, заканчивающей первую книгу, загадки, которую брат Жан преподносит как интерпретацию пророчества главы LVIII; но само это пророчество не содержит ничего загадочного и является весьма прозрачным объяснением «Целительных безделушек» фанфрелушей и того, что произойдет в 1800 году. Пользуясь своим излюбленным методом, Рабле называет вполне определенную дату в одном месте, а связанные с этой датой факты и события — в другом, так, что они дополняют друг друга:
Мы надеемся, что читатель сможет посмотреть на это пророчество другими глазами. Хотя оно и связывается с началом XIX столетия, Рабле не заглядывал так далеко и предсказывал всего лишь распространение протестантизма, которое приведет к тому, что Франция в течении сорока лет будет залита кровью; королева Маргарита хотела этого избежать.
Католик Гаргантюа связал это пророчество с раскрытием и утверждением (упадком и восстановлением) божественной истины, и это совпадает с идеей самого Рабле: «Клянусь святым Годераном, я эту загадку совсем по-другому толкую! — воскликнул монах. — Это же слог пророка Мерлина! Вычитывайте в ней любые иносказания, предавайте ей самый глубокий смысл, выдумывайте сколько вашей душе угодно — и вы, и все прочие, а я вижу здесь только один смысл, то есть описание игры в мяч, впрочем, довольно туманное».
Король преследовал ложи друзей гугенотов (parpaillots). Кажется, что этимология этого слова восходит к выражению «друзья мягкой стороны ладони» (amis parpaillots — amis part pelotte), и они, как говорят, собирались вместе под предлогом игры в мяч; однако подлинный мистический смысл этого выражения следует читать как «Приап борется» (Priape lutte). Королева Наваррская была посредником для своего брата, который добивался у Кристофа из Рима (папы) оправдания Лютера; она добавила к его просьбе, что людей, чьим знаменем была Библия, не следует заставлять отрекаться от веры и что их имущество не должно быть конфисковано государством.