Земной шар… Облака. Песок пустынь. Воды морей и рек. Горы. Ледяные поля. Вспаханные человеком земли. Все мчится в темном пространстве Вселенной с огромной скоростью. И ничего Земля не расплескает, не потеряет в движении.

Если бы чей-нибудь неземной глаз увидел планету издалека вот таким шаром, он не обо всем мог бы догадаться. Ему надо было бы опуститься под облака, чтобы узнать: Земля полна шорохов, криков, музыки, запахов. Растут на Земле леса и цветы. В воде плещется рыба. И живет на Земле Человек.

Невообразимо маленьким и незаметным кажется на таком шаре Человек со своими страстями, войнами, мечтами и огорчениями. Но как велик этот Человек, если он сумел в точности предсказать очертания своей планеты, сумел найти средства глянуть на Землю со стороны так же, как мы глядим на свой дом, обернувшись с убегающей вдаль дороги.

_{Фото автора. 2 ноября 1968 г.}

По дороге на юг

(Окно в природу)

Старуха возвращалась «с охоты». Она с удовольствием показала добычу. В прикрытой тряпкой корзине лежали битые перепелки. Ни ружья, ни силков у охотницы не было. Просто каждое утро, стараясь опередить конкурентов, старуха выходит к дороге и собирает добычу — птицы разбиваются ночью о провода.

На буграх в Приазовье я этой осенью встретил тысячные стаи отдыхающих перепелок. Почти с каждого метра земли, покрытой высохшим бурьяном, взлетали и почти тут же садились одна, а то и две птицы. Охотники подобные места называют перепелиными «высыпками». Разыскав «высыпку», охотники палят беспрестанно, пока есть патроны, и домой возвращаются с полными сумами.

Большую дань по пути на зимовку платят перепелиные стаи. Начав двигаться в одиночку, где-нибудь под Калугой или под Курском перепелки постепенно собираются в стаи, летят ночью, а днем, усталые, отдыхают. На «высыпке», приглядевшись, можно в сухой траве различить серый беззвучный комочек с внимательной бусинкой глаза. Даже при явной опасности птица взлетать не хочет — так велика усталость и так нужны силы для ночного полета над морем. На воде сухопутной птице не отдохнуть. Усталость в конце пути так велика, что стая, едва дотянув к первой полоске песка, падает на него замертво. С полминуты лежат недвижные птицы — можно подойти, взять в руку.

Очнувшись, перепелки перелетают в места поукромней и там уже отдыхают как следует.

Иногда, правда, обессилевшей стае удается отдохнуть и в пути. Без колебаний птицы опускаются на палубу корабля, на лодки, на маяки.

Известно наблюдение морского капитана-подводника: «Мы всплыли рядом с гусиной стаей. Караван птиц, видимо, отдыхал на воде.

Но удивительное дел о-на спине почти у каждого гуся сидели две-три обессиленных перепелки…»

Весной мучительный перелет повторяется в обратную сторону. Перепелиные стаи замертво падают на северных берегах Черного и Азовского морей. И потом уже не спеша, где на крыльях, а где пешком движутся птицы на север, чтобы под Курском, Калугой или Тамбовом облюбовать подходящее поле и начать нехитрые, но дорогие для сельского жителя перепелиные песни.

О повадках перепелок на перелетах мне рассказал Черненко Иван Гаврилович, продавец бердянского магазина «Охотник». У продавца прозвище «перепелиный лекарь». С радостью принимает Иван Гаврилович от охотников подранков-перепелов. Одному крыло подлечил, другому ногу в лубок из щепок заправил…

Зиму поздоровевшие птицы живут в магазине, а в апреле «клетка-госпиталь» открывается.

На севере от Бердянска кто-то услышит перепелиную песню.

Гость из Сибири

На опушке воронежского леса я увидел непугливую птицу. Она как будто ждала, пока я сделаю снимок. Если я подходил совсем близко, птица взлетала, но садилась тут же и сразу начинала копаться в дубовых листьях. Опереньем напоминая скворца, размером птица была не менее сойки.

В тот день я встретил с десяток доверчивых птиц и заметил, что не один с любопытством наблюдаю за необычной для наших мест сборщицей желудей. Лесник остановил лошадь. Баба присела на вязанку хвороста, глядит, как птица почти у ног нашла желудь и уселась на пень.

— Кедровка?

— Мне тоже кажется, что кедровка, — сказал лесник. — Но почему тут, под Воронежем? Ей полагается быть в Сибири…

Я навел справки. Оказалось: нынешней осенью кедровок видели во многих местах Европейской России. Их привлек хороший урожай желудей? Возможно. Но скорее путешествие из Сибири в Европу вызвано плохим урожаем кедровых орехов.

Поздняя осень.

_{Фото автора.16 ноября 1968 г.}

Лесная удача

(Окно в природу)

Это было в прошлое воскресенье…

Зима не зима, и осень уже не осень. На лыжах — рано. Но в ботинки уже засыпается снег. Мы едем на час-другой «подышать лесом».

Борис не берет микрофоны и «ящики» для записи — в лесу сейчас редкое существо подает голос. Я тоже оставляю в рюкзаке хлеб и яблоки. Но в последний момент все-таки беру и фоторужье, потому что знаю странный закон: зверя встречаешь, когда совсем безоружный.

Едем недалеко. Через час мы уже на опушке.

По шоссе, как пчелы к улью, мчатся автомобили к аэродрому. Самолеты идут на посадку так низко, что всякий раз задираешь голову и провожаешь глазами махину, пока она не осядет и не затихнет где-то поблизости за верхушками елок. И тут же рядом с этой ревущей, а по ночам мигающей цветными огнями жизнью осталась на зиму почти незаметная лесная тихая жизнь.

В березняках возле деревни, как пловцы с вышки, ныряют к земле сороки. На старой облезлой осине за поворотом дороги, как всегда, сидит дятел. Тут у него кузница. Если постоять, схоронившись в кустах, можно увидеть, как дятел вынет из «наковальни» пустую шишку, бросит вниз и улетит добывать новую.

Я часто бываю в этом лесу и знаю кое-что из его маленьких тайн. Я знаю поляну, сплошь покрытую буграми «кротовой земли». У кротов на поляне целый подземный город. Земля тут податлива? Или какое лакомство обнаружилось?

Но шахтерская работа велась все лето и осень. Да и теперь из-под снега появляются кучки рыхлой земли. Одна из них растет у нас на глазах, шевелится, пучится, как тесто в горшке.

Если составить веселую карту «моего» леса, то в ней появилось бы много странных названий: «Поляна зеленых дятлов», «Ночлежка», «Столовая», «Ежиное пастбище». Как на любой карте, за названием — какая-нибудь история, но маленькая, конечно, интересная лишь тому, кто был ее участником или свидетелем.

Вот, например, «Ночлежка». Под осень я задержался в лесу. И шел уже наугад в сплошной темноте. Чтобы меньше робеть, я посвистывал, стукал по стволам березовой палкой. На тропинке в молодом сосняке от ударов вдруг поднялась паника: захлопали крылья, кто-то зашуршал, заметался. Я догадался, что распугал ночевавших птиц. В другой раз остался нарочно до темноты — та же история. Хлопок в ладоши или удар по сосенке — переполох, как спросонья в курятнике. В густом сосняке ночевали дрозды и сороки…

Сейчас многие тайны прикрыты снежком. Кто-то уснул, другие до весны улетели. Но кое о чем первый снег расскажет. Вот, например, крупный лосиный след. Он приводит нас к глухому болотцу. Вода замерзла. Но лед совсем тонкий. Лось пробил его ударом копыта и напился из лунки. Это было совсем недавно — оконце во льду едва затянулось и на снегу видны следы от капель, упавших с волосатой лосиной губы.

Людей у большого зеркала льда всегда одолевает желание кинуть, как в детстве, камешек и слушать гулкий, долго не угасающий звук: тек-тек-тек-тек… Что-то необычайно радостное есть в упругой отзывчивости молодого льда.