Личные качества начальника этого отдела–пасынка не способствовали доброму к нему отношению. Гроховский был одержимым во всем, что он делал. А одержимые ничего не хотят знать, кроме своего дела. Форме своих отношений с начальством должного значения не придают, при малейших препятствиях горячатся, совершают бестактные поступки и дают множество поводов как для справедливых замечаний, так и для придирок.

Следует напомнить, что в конце 20–х годов сложилось своеобразное положение в кадрах — авиацию заполнили кавалеристы. Авиация бурно росла, в округах и в центре формировались соединения, штабы, а летчиков для заполнения штабных и командных вакансий не хватало. К руководству авиацией стали привлекать командиров и комиссаров из других родов войск и особенно много из кавалерии. У «варягов» имелся большой организаторский опыт, боевые заслуги и высокие воинские звания, но, естественно, не хватало знания специфики нового для них дела. А это иногда приводило к антагонизму с коренными авиаторами, такими, как Гроховский.

В начале любого дела не всегда видно, к чему оно приведет. В 1932 году очень немногие смогли усмотреть будущее за тем, чем занят был Гроховский. А непонимание, если даже оно пассивное, всегда создает трудности. Руководители НИИ Зильберт и Шимановский — заслуженные герои гражданской войны, крупные командиры (в петлицах по четыре ромба) — не оказались в числе прозорливых. Не очень–то веря, что «затеи» Гроховского принесут пользу армии, они смотрели на него прежде всего как на подчиненного. В то время, когда они командовали дивизиями, Гроховский имел под началом роту. Теперь, «выскочив» в один ряд с ними, он забыл о дистанции — ни уважительности, ни послушания не проявляет. А отсюда личная к нему неприязнь, желание поставить гордеца на место. Короче говоря, положение Гроховского в НИИ стало шатким. Он почувствовал это, когда комиссаром к нему назначили кавалерийского комдива Фомина, а тот, не таясь, стал подбирать материал для отстранения начальника своего отдела от должности. В такой критический момент на помощь Гроховскому пришел Тухачевский. Он показал руководителям партии и государства значимость работ, проводимых КБ.

В начале лета 1932 года для ознакомления с десантной техникой в расположение КБ приехали члены Политбюро Сталин, Молотов, Ворошилов и Орджоникидзе с группой высших военачальников.

Зильберт, встретив высоких посетителей подчиненного ему отдела, сам взялся давать пояснения. Они носили весьма общий, поверхностный характер и потому принижали сущность и потенциальные возможности идей, которыми жило КБ. Оттесненный в самый хвост влиятельной процессии, Гроховский в некомпетентных пояснениях усматривал умысел и, не видя возможности вмешаться, только скрежетал зубами.

Нынешнему молодому поколению, быть может, уже трудно представить, чем была тогда для нас личность И. В. Сталина. Выше авторитета не существовало, и он еще не был омрачен злоупотреблениями эпохи культа. Его любили, уважали, но еще больше трепетали перед его властной натурой. Отчаянную смелость надо было иметь, чтобы в сложившихся обстоятельствах вмешаться в ход событий.

Но вот Сталин, указывая пальцем на авиабус, спросил:

— А это что такое?

Зильберт лишь на мгновение задержался, и этим воспользовался Гроховский. Вырвавшись вперед, вытянувшись в струнку, он отрапортовал;

— Авиабус, товарищ Сталин!

— Авиобус! — с ударением на «о» переспросил Сталин. — А для чего он нужен?

— Для беспарашютного десантирования людей и грузов, товарищ Сталин!

— Кто–нибудь пробовал десантироваться на этом авиобусе?

— Так точно, товарищ Сталин! Я и мой заместитель Титов.

— Молодцы! — заметил Сталин, вглядываясь в Гро–ховского. — Ну–с, продолжайте дальше…

И. В. Титов, рассказавший мне этот эпизод, слышал, как, узнав историю испытания новинки, Ворошилов сказал Молотову:

— Придется наградить, Вячеслав Михайлович! Через пять дней Гроховский стал обладателем личной «эмки», а Титов — мотоцикла с коляской, что в те времена было большой редкостью.

Когда страсти улеглись, Титов, не скрывая своего изумления, спросил Гроховского:

— Как ты решился, Павел Игнатьевич?

— А что было делать? Похвальный лист за примерное поведение от Зильберта я все равно бы не получил, а считаются не с послушными, а сильными. Вот я и решил, что «лучше быть здоровым и богатым, нежели бедным и больным!».

Комиссар Фомин все–таки создал «дело Гроховского». Оно рассматривалось в ЦКК под председательством Емельяна Ярославского, одного из соратников Ленина. Нашему Главному было указано на действительные упущения, а Фомин был понижен в звании и переведен с политической на тыловую работу — заведовать армейскими складами.

Вот так дело еще раз защитило Гроховского.

О ТАЛАНТЕ РУКОВОДИТЕЛЯ

Гроховский — автор более 70 новых технических идей, из коих 38 оказались защищенными авторскими свидетельствами. Многие идеи Гроховского опередили возможности своего времени. Они реализованы значительно позднее другими людьми, не знавшими автора.

На мой взгляд, и сегодня важны принципы, которыми руководствовался этот одаренный человек. Дело, созданное им, не мог поднять он один, У Гроховского были единомышленники и соратники. Не за страх, а за совесть, не щадя сил, они работали над воплощением в жизнь его идей. Как же заинтересовать своим делом десятки и сотни людей, чтобы они боролись за его успех, как за собственного ребенка? Такой вопрос стоял перед Гроховским, он и сейчас стоит перед многими руководителями.

Наша периодическая печать пестрит заголовками: «Наука управления», «Каким быть руководителю?» и т. п. Появляются памятки, наставления и даже вырабатываются кодексы морального облика руководителя. Говорят, что новое — это хорошо забытое старое! Да, во все времена были талантливые организаторы и руководители. Только их опыт не анализировался и забывался.

Одним из ближайших соратников Гроховского оказался Иван Васильевич Титов. Двадцати шести лет от роду, рядовым авиатехником с тремя «кубарями» в петлицах, он приехал из Ленинграда в НИИ ВВС защищать свои рационализаторские предложения. Гроховский увидел в нем парня «с головой» и пригласил сотрудничать в новом деле. Согласился! Поставил задачу — организовать мастерские и наладить их работу. Выполнил, самостоятельно преодолев ряд трудностей. Поручил изыскать возможности и начать производство грузовых парашютов. Опять выполнил безотказно. Предложил рискнуть на испытании авиабуса. Не отказался! И вот через два года Титов — заместитель начальника КБ, комбриг (ромб в петлицах), а позднее — начальник филиала КБ.

В этом примере я вижу первый и важный принцип Гроховского; нового сотрудника проверять ответственным поручением с ограниченным сроком исполнения, а испытав — смело выдвигать.

Позднее И. В. Титов закончил институт, разработал ряд ценных изобретений, защитил кандидатскую и докторскую диссертации.

Восемнадцатилетний выпускник саратовской средней школы, Борис Урлапов в 1930 году приехал поступать в МВТУ. Экзамены сдал, но не прошел по конкурсу.

Потерпев неудачу в МВТУ, Борис в поисках работы по газетному объявлению направился в молодое КБ Гроховского. Вот что он рассказывал сам:

— Прихожу по адресу и попадаю к Малыничу. Спрашивает — вы кто?

Отвечаю — авиационный конструктор. А документов никаких, и годов восемнадцать с небольшим. Но в тот момент КБ нуждалось в умелых работниках, а не в дипломах. Выдержал я пробу, и направили меня в группу инженера Запанованного. Одновременно со мной поступил к нему мой ровесник Игорь Рыбников, с которым мы подружились, а потом вместе строили планер, о котором пойдет речь.

Алексей Кондратьевич принял ласково, ободрил, учил, как родного сына. Говорил он в нос, с гундосинкой, довольно писклявым голосом. Подойдет, бывало, к столу и гундосит: «Ничего, получается! Думать ты умеешь, только не додумываешь. Вот так бы надо сделать эту деталь!» — и покажет как. Очень я ему благодарен. Прошел год, и наступил срок очередного приема в МВТУ, а я решил еще годок подождать, подучиться на интересной работе. А тут Павла Игнатьевича осенила идея построить мощный десантный планер. В составе КБ я оказался единственным планеристом.