— Варвары, — заметил кто-то. — Разрушили самое высокогорное в мире научное учреждение. Ну какое оно имеет военное назначение?
Трехэтажное здание гостиницы «Приюта одиннадцати», обитое оцинкованным железом, обтекаемыми формами напоминало гондолу огромного дирижабля. Гостиница была построена в тот, тридцать девятый год, когда приезжали немецкие туристы.
— Отель под облаками! — восторженно оценил тогда архитектурные особенности здания Карл Карстен.
«Посмотрел бы теперь, — подумал невольно Виктор, — во что превратили уникальное помещение его озверевшие соотечественники — всего несколько уцелевших комнат. Да и что стало с самим Карлом Карстеном — уцелел ли он?»
Ни днем, ни вечером не утихал ветер. Кто-то решил внести в унылое ожидание разрядку — ударил по струнам гитары, запел песню, которую написали и не раз пели альпинисты:
Подхватили другие:
Голоса альпинистов перекрывали неутихающий шум ветра:
Многие альпинисты знали друг друга по прежним восхождениям, встречались время от времени и здесь, на Кавказе, и в других высокогорных местах. Взрослые радовались, тискали друг друга, как дети, рассказывали о своих новостях, вспоминали о довоенном житье-бытье: кто женился, у кого родились дети, а кто стал дедушкой, а с горами не намерен расставаться.
— Такая возможность — повидать сразу стольких друзей.
— Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло…
Либо просто смотрели друг на друга, молча выражали свои чувства, свои симпатии и слушали товарищей.
А на дворе продолжала свирепствовать непогода. Кто-то отворил дверь в небольшой вестибюль, и сердитый надрывный вой ветра ворвался в помещение.
— Какая ужасная погода, — говорили альпинисты. — Когда только угомонится ветер?
— На дворе еще зима, — успокаивал Соколов. — Вполне обычная, февральская непогода…
— Тогда сорвутся наши планы.
— Это почему же?
— Пока будем пережидать, съедим все наши запасы.
— Ждать долго не будем. Непогода, как мне кажется, не скоро угомонится. Так что нужно идти, — сказал Соколов.
— Ты серьезно?
— Вполне.
— В такую непогоду?
— Разве не приходилось…
Виктор вспомнил, как не так уж давно выводил людей по ущелью. Здорово тогда перехитрили немцев, хотя и крепко помучились…
Ветер бушевал почти неделю. На исходе были продукты, а восхождение откладывалось на неопределенный срок. Наконец решили идти. Руководитель разделил отряд, и, несмотря на буран, первая группа из шести человек отправилась к западной вершине Эльбруса.
…В хорошую погоду штурм вершины продлился бы часов восемь — десять. Прошло уже пятнадцать часов, а группа все еще не возвращалась.
— Установим дежурство, — распорядился руководитель отряда.
Каждые пятнадцать минут подавали сигналы сиреной, стреляли из автоматов, пускали ракеты.
— Нет, не перешуметь, как видно, нам разгулявшийся буран, — приходили к печальному выводу альпинисты. — Да разве можно разглядеть сигнальную ракету в плотном слое облаков, окутавших весь массив Эльбруса! Нужно что-то предпринимать.
— Надо идти им на помощь! — заключил руководитель отряда.
— А есть ли гарантия, что не затеряется спасательная группа? — высказывались сомнения.
— Вообще-то не нужно было спешить…
— Иного выхода нет, — сказал Виктор. — Отправимся немедленно.
— Пусть Соколов сам поведет спасательную группу, — предложили альпинисты.
— Он везучий.
Стали готовиться. И в тот момент, когда группа должна была отправиться на поиски, донесся крик дежурившего в укрытии под скалой альпиниста:
— Идут! Идут!
Все выбежали из помещения встречать товарищей.
Возвращались альпинисты, шатаясь от усталости. Их подхватили и буквально на руках внесли внутрь гостиницы. Они же швырнули на пол обрывки фашистских флагов, сопровождая эту процедуру крепкими словами.
— Хоть и не очень долго висели, да были всем нам в укор…
— Молодцы, друзья!
— Факт памятный! — отметил руководитель отряда.
— Фашистские ошметки у наших ног. Ура, друзья!
Все дружно подхватили «ура!», заглушая на время шум бурана, который врывался внутрь помещения. Посветлели усталые обветренные лица только что возвратившихся с вершины альпинистов. На самом деле, день-то какой!
— Что же случилось? Почему вы так долго?..
Голоса стихли, не смолкала только пурга на дворе.
— Идти было невозможно, — стали объяснять причину задержки, хотя нетрудно было догадаться и самим. — Видимость десять метров, представляете? Ориентироваться приходилось по направлению юго-западного ветра. Если идешь правильно, то обдувает левую щеку.
— То-то обветрилась только одна половина лица.
Шутят даже, похоже, оклемались, повеселели:
— Такой ориентир, скажу вам, друзья, в непогоду — надежнее компаса.
— Резонно!
— Дошли до седловины, — продолжал руководитель возвратившейся группы. — Чуть-чуть вроде легче стадо. Западная вершина немного прикрыла нас от ветра. Но потом, при выходе на верхнюю площадку, опять досталось на всю катушку. Ветер буквально валил с ног. Стараешься идти прямо, а он тебя тащит в сторону! Мы долго не могли обнаружить металлический триангуляционный знак, установленный на высшей точке площадки.
— Половина дела сделана, — одобрительно подытожил руководитель отряда и осмотрел собравшихся вокруг альпинистов довольным взглядом. — Теперь предстоит сделать то же самое на восточной вершине. Туда идет группа во главе с Соколовым.
Собирались и отправлялись альпинисты молча, словно вдоволь выговорились, устали от разговоров за эти дня, в ожидании восхождения. Да и о какой теперь беседе может идти речь, когда наступило время решительной схватки со стихией. И борьба началась сразу, еще до того, как спортсмены дошли до самого сложного отрезка пути.
Ветер дул порывисто, злобно, казалось, незримая рука великана норовила опрокинуть, отбросить людей в белое марево. Ледяные кристаллы безжалостно, точно иглами, впивались в лицо.
Конечно, альпинисты оделись потеплей: маски на шерстяных шлемах надежно предохраняли лицо, на ноги надели валенки, сверху и без того теплого снаряжения — тулупы, хотя, по правде сказать, тяжеловаты они для восхождения, зато защищали от холода и ветра.
Стояла ночь 17 февраля 1943 года. Каждый понимал, что этот день запомнится на всю жизнь.
Погода постепенно прояснялась, по мере того как поднимались все выше и выше. Однако мороз усиливался.
Ориентировались по Полярной звезде — она стояла почти над вершиной. Не видно было ног впередиидущих: ветер мел ледяную поземку, и густые снежные клубы обволакивали ноги. Временами слышались громкие удары, похожие на глухие пушечные выстрелы. Виктор понимал, что это лопалась от сильного мороза ледяная броня горы.
Вспомнились невольно строчки Лермонтова:
Наступил рассвет. Все ярче поблескивала величественная сахарная глыба Эльбруса. А вскоре заалела, заискрилась, точно алмазными россыпями, вершина, к которой группа подступала все ближе и ближе, и все трудней и трудней становилось осиливать каждый метр пути.