Джек ЛИНДСЕЙ

Глава 1. Балларат

Глава 2. Шейн Корриген

Глава 3. Беспорядки у гостиницы Бентли

Глава 4. Свалка

Глава 5. Наручники

Глава 6. Посещение театра

Глава 7. Неожиданная встреча

Глава 8. Лачуга Чёрного Макфая

Глава 9. Убийство

Глава 10. Уловка фараонов

Глава 11. В кутузке

Глава 12. Шейн в красном мундире

Глава 13. В укрытии

Глава 14. Приятная передышка

Глава 15. Восстание

Глава 16. Снова Томми

Глава 17. В ловушке

Глава 18. Козима приходит на выручку

Глава 19. Лагерь «Эврика»

Глава 20. Затерян в зарослях

Глава 21. Речка

Глава 22. Положение ухудшается

Глава 23. Джим-туземец

Глава 24. Старый Нед

Глава 25. Сумасшедший

Глава 26. И ещё раз Томми

Глава 27. Мститель

Глава 28. Награда

Джек ЛИНДСЕЙ

ВОССТАНИЕ НА ЗОЛОТЫХ ПРИИСКАХ

Глава 1. Балларат

— А теперь хватит, — сказал мистер Престон. — Чтобы я больше не слышал таких глупых выдумок.

Он сидел на скамье перед ветхой хижиной, которую построил вместе с сыном. Сбоку на протянутой верёвке висели синие рубашки из грубой ткани. В воздухе стоял запах мыла и мокрой одежды.

— Отец, но ведь ты сам сказал… — начал было Дик.

— Мало ли что сказал. Из худа добра не выйдет. Ступай, помоги матери.

Мистер Престон сидел, положив ногу на ногу; выбив трубку о каблук сапога, он плотно сжал губы и окинул взглядом хижину, палатки и шахтные колпаки, теснившиеся по ту сторону долины.

Над колпаками высились похожие на виселицы сооружения, с которых свешивались длинные парусиновые трубы для вентиляции. Глухой деловитый гул доносился с бесчисленных выработок, с речки, где промывалось золото, от сараев и полуразвалившихся складов. Скрип лебёдок смешивался с криками старателей.

Мистер Престон — медлительный мужчина средних лет, с добрым, всегда немного удивлённым лицом, — покачал головой и, повернувшись, посмотрел на сына; затем мысли его снова обратились к вопросу, который беспокоил его даже больше, чем то, что он называл глупыми выдумками. Он не мог решить, остаться ему в Балларате или переехать в один из вновь открытых золотоносных районов. Это его очень тревожило. На его участке как будто совершенно не было золота, но кто знает? Он припомнил все слышанные им рассказы об участках, брошенных отчаявшимися владельцами, где первый же новый старатель, едва копнув землю, находил кучу самородков. Кто знает?..

Вот это-то и сводило его с ума. Может, потеряешь целое состояние, оставив участок, где золота хоть пруд пруди в каком-нибудь дюйме от твоей кирки. Или зря провозишься на участке, которому грош цена, а уйди ты в другое место, и можешь сразу наткнуться на золотоносную жилу.

— Не надо огорчать отца, — сказала миссис Престон, устало разогнувшись, когда Дик подошёл к ней. — У него и так хватает забот. Добыча становится всё меньше и меньше.

— Знаю, мама, — сказал Дик, взяв из рук матери мокрую рубашку и выжимая её. — Я и не хочу его тревожить. Но, право, ты не должна стирать всё сама. Дай я постираю.

Мать стояла рядом с ним, вытирая руки о передник и глядя на сына с улыбкой. Дик принялся тереть бельё о стиральную доску, ласково улыбаясь ей в ответ.

— У тебя тоже усталый и огорчённый вид, — сказал он.

— Ну, я-то в порядке, — ответила она. — У меня не так уж много дела.

— Мама, ты знаешь, что это неправда. Ты ничего не ешь и говоришь, что слишком устала, чтобы есть, и тут же говоришь, что мало работала и поэтому не так голодна, как мы. Просто тебе нужно больше заботиться о себе.

Она вздохнула.

— У нас, кажется, ничего не выходит, Дик. Напрасно мы уехали из Мельбурна.

— Не говори так. Мы ещё разбогатеем.

— А какой прок в богатстве? Мне его не нужно. Я хочу спокойной жизни у себя дома. Но пока мы все вместе и здоровы, я не жалуюсь. — Она сказала это более весёлым тоном. — Теперь скажи мне, Дик, из-за чего весь этот шум? Твой отец так сердится, когда начинает говорить об этом, что мне не хочется его расспрашивать. Но ты, видно, понимаешь, в чём дело.

Дик был польщён таким обращением к нему.

— Что ж, пожалуй, я и впрямь кое-что понимаю. Но только потому, что всё мне объяснил Шейн Корриген. Тут дело не в одних лицензиях. Правительство, видишь ли, ничем не хочет помочь нам, старателям, а ведь страна стала по-настоящему богатеть именно благодаря нам. Она ничего не стоила, пока не нашли золота, а теперь правительство хочет разорить старателей и, что бы у нас ни творилось, зажимает им рот.

— Полагаю, что в советах, которые может дать большинство из них, не слишком много толку, — засмеялась миссис Престон. — И не замечаю, чтоб они были до такой уж степени разорены — разве только те, кому до того не везёт, что они нигде не могут найти золота. Но я не думаю, чтобы твой Шейн и в этом винил правительство. Не так ли?

— Нет, не совсем так, — сказал Дик. Он почувствовал, что потерял нить своих мыслей. Всё казалось таким ясным, когда говорил Шейн Корриген, а теперь почему-то стало тёмным и запутанным. Он покраснел, а мать улыбнулась.

— Я не говорю, что ты не прав, Дик. Но ты не должен ввязываться в дело, которое тебе не по плечу. А теперь спасибо за то, что ты выстирал и выжал бельё. Развесить я его могу и сама. Иди помоги отцу; когда у нас будет на что жить, то найдётся и время, чтобы переделать мир.

— Хорошо, мама, — ответил он.

Он радовался тому, что мать как будто немного пришла в себя и снова стала проявлять интерес к жизни; но было стыдно, что он так плохо объяснил ей положение вещей. Вечная история. Когда отец кричал, что вся эта агитация среди старателей — сплошная ерунда, и не желал даже слышать о ней, Дик проникался уверенностью в правоте старателей, и ему хотелось принять участие в борьбе, которая, по словам Шейна, ещё предстояла. Но стоило матери спокойно произнести несколько слов, как Дик начинал чувствовать себя глупым и неловким, и тогда ему хотелось одного — вернуться в свою шахту и долбить киркой твёрдую жёлтую породу.

Дик положил последнюю выжатую штуку белья и отправился в шахту к отцу. Он шёл по равнине, мимо грязных палаток и убогих хижин из древесной коры или из грубой дранки. Старатели разворотили всю долину. Уцелело только несколько чахлых деревьев да забрызганных грязью полузатопленных кустов. Повсюду виднелась белая и рыжая глина. Вся бугристая долина, окаймлённая холмами, превратилась в настоящую глиняную пустыню. Охваченные золотой лихорадкой, старатели опустошили даже прелестную зелёную лощину, где ещё три года тому назад росли эвкалипты и перечные деревья и журчал прозрачный ручей; теперь всё тут было искорёжено, изрыто и повсюду виднелись только кучи глины.

Но Дика это не трогало. Он был слишком увлечён происходящим, чтобы замечать опустошение или огорчаться из-за него. Он любил суету и шум приисков: там всегда что-нибудь случалось. Сегодня кто-нибудь «отчаливал», на следующий день обрушивалась кровля, и старатель оказывался погребённым под нею. Каждый вновь прибывший приносил с собой рассказы о неудачах, необыкновенном везении, чудесных происшествиях, приключениях с туземцами, с полицейскими, ворами… Дик любил даже неудобства и грязь, вечно портящиеся, наспех сделанные приспособления для добычи золота, любил опасности и тяжёлый труд. Всё это походило на игру.

По мере приближения к прииску шум становился всё громче. Жужжание тысяч работающих и разговаривающих людей смешивалось со скрипом и треском лебёдок, щёлканьем тормозов, стуком бадей, глухими ударами кирок и скрежетом лопат. Жёлтую глинистую почву столько топтали, что она превратилась в трясину. Дик пробирался по доскам, проложенным между кучами пустой породы, в белых и красных потёках грязи.