Изменить стиль страницы

Тон, каким она говорила, в значительной степени успокоил Бренду, и вскоре сестры достигли гребня возвышенности, откуда открывался широкий вид на оркнейские менгиры, то есть на огромный круг и полукруг так называемых Стоячих камней, которые в лучах восходящего солнца уже сверкали серовато-белыми громадами, отбрасывая далеко на запад свои чудовищно длинные тени. В другое время подобное зрелище глубоко поразило бы пылкое воображение Минны, а в ее менее чувствительной сестре возбудило бы хоть некоторое любопытство, но сейчас ни одна из них не была расположена предаваться тому впечатлению, какое обычно производит на зрителей столь изумительный памятник древности, ибо сестры увидели на нижнем озере, за так называемым Бройзгарским мостом, шлюпку, полную хорошо вооруженных людей; из нее высадился одинокий человек, закутанный в морской плащ, и направился к кругу Стоячих камней, к которому с противоположной стороны приближались девушки.

— Их много, и они вооружены, — шепнула сестре испуганная Бренда.

— Это из предосторожности, — ответила Минна, — которая, увы, для людей в их положении совершенно необходима. Но не бойся предательства — подобного порока у Кливленда, во всяком случае, нет.

Проговорив это, Минна вышла на середину круга, образованного высокими, прямо поставленными гранитными глыбами; в самом центре его, на более низких столбах, остатки которых можно видеть и по сей день, лежала плоская гранитная плита, когда-то служившая, должно быть, жертвенным камнем.

— Здесь, — сказала Минна, — во времена язычества, если верить преданиям, любовь к которым, увы, обошлась мне так дорого, наши предки приносили жертвы своим ложным богам, и здесь, клянусь душой, хочу я отречься и отказаться от ложных мечтаний, соблазнивших мое юное воображение, и принести их в жертву единому, милосердному Богу, которого не знали язычники.

Она остановилась возле плоского камня и увидела Кливленда, подходившего робким шагом и с опущенным взором, настолько же отличным от его всегдашних манер и характера, насколько гордый вид, величественная осанка и спокойная, сосредоточенная поза Минны не напоминали той сраженной любовью и горем девушки, которая с трудом, опираясь на сестру, вышла из замка. Если справедливы предположения тех, кто считает Стеннисские менгиры созданием друидов, то Минна походила бы на Хаксу или их верховную жрицу, от которой ждет напутствия какой-либо древний витязь. Если же признать готическое или норманнское происхождение этого изумительного памятника, то она могла бы олицетворять собой Фрейю — супругу бога-громовержца, перед которой гордый викинг или герой склонился с таким благоговейным страхом, какого не могла бы внушить ему никакая земная опасность. Бренда, охваченная невыразимым ужасом и тревогой, осталась несколько позади, с беспокойством глядя на приближавшегося Кливленда и ничего кругом не замечая, кроме него и сестры.

Кливленд остановился в двух шагах от Минны и склонил к земле голову. Наступило глубокое молчание. Затем Минна произнесла твердым, но скорбным голосом:

— Несчастный человек! Зачем искали вы этой встречи, которая только усилит наши страдания? Уезжайте с миром, и пусть небо направит вас по лучшему пути, чем тот, которым вы следовали доныне.

— Небо может направить меня на истинный путь, только если вы мне укажете дорогу, — ответил Кливленд. — Я явился сюда одичавшим и загрубелым человеком, едва сознававшим, что моя профессия — моя страшная профессия — преступнее пред лицом людей и неба, чем дозволенное вашими законами каперство. Так я был воспитан, и если бы не надежды, которые вы разрешили мне питать, я, быть может, так и умер бы отчаянным и нераскаявшимся пиратом. О, не отталкивайте меня, Минна! Дайте мне искупить мои преступления и не оставляйте начатого вами дела незавершенным.

— Кливленд, — ответила Минна, — я не буду обвинять вас в том, что вы злоупотребили моей неопытностью или воспользовались иллюзиями, созданными легковерной молодостью, которые заставили меня смешать вашу роковую профессию с подвигами наших древних героев. Увы, достаточно было мне увидать ваших приспешников, чтобы иллюзии эти развеялись. Но я не упрекаю вас за то, что они существовали. Ступайте, Кливленд, расстаньтесь с теми отверженными, с которыми вас связывает ваше дело, и верьте: если небо дарует вам возможность прославить свое имя каким-либо достойным деянием или подвигом, то на этих пустынных островах чьи-то глаза заплачут от радости, как сейчас… как сейчас они плачут от горя.

— И это все? — спросил Кливленд. — И мне не дано надеяться, что если я порву со своими теперешними товарищами, если сумею заслужить прощение таким же ревностным служением добру, с каким прежде служил злу, если по прошествии известного срока, пусть даже долгого, но все же ограниченного каким-то пределом, я гордо смогу сказать, что вернул себе доброе имя, — неужели тогда, неужели даже тогда не посмею я надеяться, что Минна простит мне то, что простят и небо, и родина?

— Никогда, Кливленд, никогда! — ответила Минна с величайшей твердостью. — Здесь разлучаемся мы навеки, разлучаемся, не лелея никакой надежды. Если вы останетесь тем же, что вы теперь, то думайте обо мне как о мертвой; но если — да смилуется над вами небо! — вы измените свой страшный путь — знайте, что утром и вечером я буду возносить к Всевышнему молитвы о вашем счастье, хотя мое собственное погибло навеки! Прощайте, Кливленд!

Охваченный невыразимой грустью, он преклонил колено, чтобы взять протянутую ему руку, но в то же мгновение друг его Банс выскочил из-за каменного столба и со слезами на глазах закричал:

— Ни в одном театре не видел я такой трогательной сцены прощания! Но будь я проклят, если вам удастся закончить ее так, как вы полагали!

С этими словами, прежде чем Кливленд мог возразить ему или оказать какое-либо сопротивление, прежде даже чем он смог встать на ноги, Банс без труда одолел его, опрокинув навзничь; несколько человек из команды тотчас же схватили его за руки и за ноги и устремились с ним к озеру. Минна и Бренда закричали и пытались бежать, но Деррик схватил первую с той же легкостью, с какой сокол хватает голубку, тогда как Банс, выкрикнув, очевидно для успокоения, несколько энергичных проклятий, поднял на руки Бренду, и вся компания, сопровождаемая двумя или тремя пиратами, незаметно подкравшимися от берега до самых камней, быстро помчалась к лодке, оставленной под надзором двух человек команды. Бегство их было, однако, неожиданно остановлено и преступные замыслы полностью расстроены.