Изменить стиль страницы

ГЛАВА XXXVII

Выше утесов, убежища птиц,

Глубже колодцев и темных гробниц,

Глубже самых глубоких

Нептуновых вод,

Выше пиков высоких

Любовь себе путь найдет.

Старинная песня

Флетчеру пришлось расстаться с Клодом Холкро и сестрами из Боро-Уестры отчасти потому, что невдалеке показался небольшой отряд вооруженных людей, шедших из Керкуолла; появление их было скрыто от подзорной трубы юдаллера небольшим возвышением местности, но пират видел их очень хорошо, что побудило его позаботиться о собственной безопасности, поспешно вернувшись к шлюпке. Остановка, которую издали видел Магнус, произошла по воле Минны.

— Стойте, — сказала она, — и выслушайте мои приказания. Передайте от меня вашему предводителю, что, какой бы ответ ни пришел из Керкуолла, пусть он все же ведет свое судно в обход острова к Стромнессу, станет там на якорь, и, когда увидит дым на Бройзгарском мосту, пошлет на берег шлюпку за капитаном Кливлендом.

Флетчер хотел было в подражание своему приятелю Бансу получить за все беспокойство, которое доставило ему сопровождение прелестных молодых леди, хотя бы поцелуй, и, пожалуй, ни страх перед приближением керкуоллцев, ни оружие в руках Минны не остановили бы его дерзости, но имя его капитана, а быть может, еще более того не допускающий никаких возражений величественный и властный вид Минны Тройл удержали его от каких-либо поползновений. Он по-морскому откланялся, обещал, что за сигналом будут зорко следить, и, возвратившись к шлюпке, последовал со своим поручением на судно.

Когда Холкро и девушки двинулись навстречу замеченному ими на керкуоллской дороге отряду, который, в свою очередь, тоже остановился, словно наблюдая за ними, Бренда, которая все это время молчала из страха перед Флетчером, воскликнула:

— Боже мой, Минна, в чьих руках оставили мы нашего дорогого отца!

— В руках отважных людей, — твердым голосом ответила Минна. — Я не боюсь за него.

— Отважных, если хотите, — сказал Клод Холкро, — но вместе с тем чрезвычайно опасных негодяев! Я знаю, что этот Алтамонт, как он называет себя, хотя это совсем не его настоящее имя, самый распущенный малый, который когда-либо оглашал подмостки пятистопными ямбами и потрясал публику своей страстью! Он начал с роли Барнуэлла, и все так и думали, что он кончит виселицей, как в последнем действии «Спасенной Венеции».

— Это ничего не значит, — возразила Минна, — чем яростнее волны, тем могущественнее голос их повелителя. Упоминание одного только имени Кливленда заставило подчиниться самого отчаянного из них.

— Мне очень жаль Кливленда, — сказала Бренда, — если таковы его товарищи; но что он значит для меня по сравнению с моим отцом?

— Прибереги свою жалость для тех, кто в ней нуждается, — ответила Минна, — и не бойся за нашего отца. Видит Бог, что один серебряный волос на его голове дороже для меня всех подземных сокровищ! Но я знаю, что там, на судне, он в безопасности и скоро будет в безопасности и на берегу.

— Хотел бы я это видеть, — сказал Клод Холкро, — боюсь только, что керкуоллцы, догадавшись, что Кливленд как раз то, чего я страшусь, не решатся обменять его на юдаллера. У шотландцев очень строгие законы относительно сговора с преступниками, как они называют подобные сделки.

— Но что это за люди на дороге перед нами? — спросила Бренда. — Почему они остановились и так подозрительно на нас смотрят?

— Это патруль городской стражи, — ответил Холкро. — Достославный Джон отзывается о них довольно едко, но не следует забывать, что он был якобитом:

Все дело их — набить бы только пузо!
В бою — бегут, в тылу они — обуза,
Раз в тридцать дней решимости полны,
И нету их, когда они нужны. -

Полагаю, что они остановились, приняв нас, когда мы появились на вершине холма, за людей со шлюпа, а теперь, когда различили на вас юбки, то снова двинулись вперед.

Тем временем отряд приблизился и оказался, как и предполагал Клод Холкро, патрулем, посланным следить за движением пиратов и помешать им высадиться на берег и разорять страну.

Подошедшие сердечно поздравили Клода Холкро, которого многие из них хорошо знали, со счастливым избавлением от плена, и начальник отряда, предлагая молодым леди всю возможную помощь, не мог, однако, не высказать соболезнования по поводу обстоятельств, в которых оказался их отец, намекнув при этом, правда, в весьма деликатной и неопределенной форме, на трудности, могущие возникнуть в деле его освобождения.

Когда они прибыли в Керкуолл и получили аудиенцию у провоста в присутствии еще трех или четырех членов городского магистрата, трудности эти были представлены им как весьма серьезные.

— Фрегат «Альциона» крейсирует вдоль побережья, — сказал провост, — его видели недалеко от Данкансби-Хэда, и хотя я питаю глубочайшее уважение к мистеру Тройлу из Боро-Уестры, однако окажусь правонарушителем, если выпущу из тюрьмы капитана этого подозрительного судна ради спасения лица, которому дальнейшее заключение узника может грозить, к несчастью, большой опасностью. Этот человек, как нам стало известно, — душа и правая рука своих разбойников, и вправе ли я освободить его, чтобы, вернувшись на борт, он принялся грабить страну или, быть может, вступил в бой с судном его величества, ибо дерзости у него хватит на что угодно.

— Отваги — на что угодно, хотите вы сказать, господин провост, — прервала его Минна, не в силах больше сдерживать свое возмущение.

— Ну что же, можете называть это как пожелаете, мисс Тройл, — сказал почтенный джентльмен, — но, по моему мнению, та отвага, что побуждает одного выступить против двоих, немногим лучше самой обыкновенной дерзости.

— Но что же тогда будет с нашим батюшкой? — воскликнула Бренда умоляющим тоном. — Ведь он друг, он настоящий отец для жителей нашего острова, столько народу приходит к нему в надежде на участие и столько же за помощью. Погубить его — все равно что погасить маяк во время бури! Как вы можете равнять угрожающую ему опасность с такой пустой вещью, как освобождение из тюрьмы несчастного, который и вдали от наших берегов не избегнет своей печальной участи?