— Сюда! — махнул рукой в сторону колокольни Жанжак, отдуваясь на ходу и держась за грудь. Набегался он сегодня, как в детстве на уроках, когда сзади бежал учитель боя и бил отстающих деревянным мечом плашмя по затылку, по спине, ниже спины — куда достанет на бегу. Но только не по ногам. Это так. По ногам на бегу бить нельзя. Калечить нельзя. А бегали от души. По коридорам, по кольцу, в сумраке, перепрыгивая через ноги, потому что все встреченные хранители считали себя просто обязанными поставить молодым подножку.

Жанжак стукнул кулаком в дверь. Постоял, прислушиваясь, сквозь шум в ушах от собственного дыхания, сквозь стук сердца — ничего. Стукнул еще раз.

— Эй, как там тебя! — шумнул слегка, оглянувшись тут же с опаской на высокий забор и на закрытые ворота.

Тяжелая крепкая дверь, вся в шрамах от ударов топором, не открывалась.

— Постой, — на его плечо опустилась рука — сзади стоял бесшумно подошедший Найф. По нему и не скажешь, что пробежали пару километров. — Не кричи. Объясни толком, что и как.

— Но там же Старый! — ткнул лекарь кулаком в дверь. — Это же он меня за вами послал!

— Но шуметь-то зачем? Не открывают? А может, нет там никого? Ты объясни, чего нас сюда вел? Почему скрытно? В чем дело?

— Так ведь — это… Ведь селян-то патруль под замок посадил!

— Что-о-о? — выдвинулся грудью вперед взмокший после пробежки Локо. — Как это — под замок? А батя? А братья?

— И старосту тоже. Всех мужиков, вон, в дружинную избу забили и караул у дверей поставили.

— Патруль? — оторопел Найф. — Так, у патруля же, как я слышал, договор с селом?

— Ага, договор… Только к бою ночью они не поспели. А потом, видать, разобиделись, когда село заявило, что со свободными договор заключит. Ну, вот. Я так думаю. Учитель-то больше понимал, но он в хранилище ушел. А оттуда — Старый пришел. Один. Вот он вас и звал, чтобы отряд составить и селян освободить. Он же дружен со старостой.

— А причем здесь церковь? — хмуро глянул из-за спины сына старосты Витас. Его учили в школе, что священники — такие же обманщики, как свободные. Только хитрее. Сами не бьют. Только других подговаривают.

— Так с колокольни же видно лучше, — Жанжак даже удивился непонятливости. А потом добавил зачем-то:

— А священник — патрульный.

И замолк, сам пораженный вдруг тем, что сказал.

— И Старый остался с ним? — недоумевающее спросил Витас.

— Жанжак, — непривычно ласково спросил Найф, — так ты, значит, со Старым обсуждал, как мужиков от патруля освободить, и потом за нами кинулся, а он — там? Остался с патрульным?

Пауза затянулась.

— А мне плевать на вашего Старого, — вдруг вскрикнул Локо. — Мой отец — там. И братья тоже. И я пойду их выручать!

— Один?

— А хоть и один! — он скинул мешок, одним движением натянул тетиву арбалета, вставил в гнездо стрелу. — Я пошел. А вы — как хотите. Ждите тут своего Старого… Или батюшку…

Центр

— Ну? Где тут и что у тебя? Показывай.

Это был не отряд, а какая-то сборная солянка. Кто в кожаных жестких плащах, кто в черной форме с погонами, кто — обвешан железом и в руках железо. Все стояли напряженно, настороженно, оглядываясь по сторонам, всматриваясь в тени. Но вокруг все было тихо. Тихо и пустынно, как на хорошо ухоженном кладбище в будни. Вот только и птиц слышно не было.

Вокруг в утренних сумерках темнели горы щебня, в которых то тут, то там виднелись черные провалы — здесь когда-то давно были первые этажи — входы в подъезды и подвалы многоэтажек, рассыпавшихся неведомо когда. Местами сквозь камни тянулись к небу вездесущие неубиваемые ничем тополя и редкие искривленные самым странным образом березки. Под ногами неровные глыбы асфальта сменялись мягко шуршащим песком, раздуваемым утренним прохладным ветерком.

Найф вел группу за собой. Он мог бы крутнуться, упасть, сшибить ногами заднего, задавить его быстро, отнять оружие, отбиться, перекатиться в тень, стреляя на ходу, скрыться — город был знаком… Или вовсе незнаком? Он шел, с удивлением не узнавая окружающего. Да и стальная цепочка, заканчивающаяся на его запястье, не давала почувствовать себя свободным.

Когда в него ткнул палец, и его выдернули из толпы, он не стал ждать расстрела, а упал, как подкошенный, под ноги караула, лежа ногами как ножницами сбил одного, перекатился в тень, кувыркнулся назад, вскочил и сразу прыгнул вверх, встречая ударом ноги того, кто кинулся к нему.

Но тут вспыхнул прожектор, ударив до слез по глазам, сзади навалились, кто-то врезал от души по затылку, лежащего его еще попинали, но без излишеств. Просто поучили. Особенно старался тот, которого он свалил первым. Ребер не ломали, но кровь пустили.

А когда его перевернули на спину и прижали руки ногами, подошел здоровенный мужик в рясе, посмотрел на него сверху и покачал головой:

— Не наш. Не здешний.

— Я из центра!

— Оп-па! Из центра? — раздалось от группы, темнеющей возле машины с прожектором. — Сюда его!

— Так, говоришь, из центра ты? И что там, в твоем центре? — спрашивали его, беззлобно тыча кулаком в лицо.

— Как — что? — не понял Найф.

— Ну, связь, там, еда, патроны, оружие, одежда, склады… Что там, в твоем центре? Что такое — твой центр?

Найф не понимал вопроса. Центр — это центр. Там власть, там руководство. Не будет центра — все рассыплется. Хотя, оно и так уже все рассыпалось.

— Да, — подтвердил он. — Еда, патроны, оружие, компьютеры, связь…

— Компьютеры? Бредишь, рыжий, фантазируешь? Какие могут быть сейчас компьютеры?

— Я знаю это место, — уверенно сказал он. — Я проведу.

Главное, решил он тогда, добраться до своих. Там, в центре, их встретят. Там все и разрешится.

Найфа пристегнули стальной не толстой, но крепкой — он проверил на разрыв — цепочкой к какому-то крюку, посадили в машину. А потом была поездка. Тот путь, что он проходил за три дня, они преодолели за три часа.

Теперь он стоял на площади и не узнавал ее. Где сохранившиеся здания? Где академия?

Здесь? За площадью, почти свободной от обломков, лежала куча щебня, а не тот большой дом, почти целый, который он видел, уходя отсюда.

— Вот…,- он звякнул цепочкой, махнув рукой. — Меня послали отсюда.

— Отсюда? Это — центр? Центр чего? Кому ты служишь?

Его не били, только спрашивали лениво. Били тогда, когда вязали. Били, когда спрашивали, а он не отвечал, пока не понял, что и как говорить. А теперь не били. Вопрос был задан с ленцой, протяжно, чуть в нос, с ясно слышащейся издевкой.

— Ну, как там тебя, Найф? Ты пугал нас центром… Центром чего? Где этот центр? Кто тебя послал? Где они все? Где запасы? Где патроны? А?

— Это было там, в том доме.

— Тот дом разрушился много лет назад. И все вокруг — такое же. Это руины, понимаешь? Этот город мертв. Очень давно мертв. Мы сюда даже не ездим.

— Но я, правда, жил здесь! И отсюда мы ходили в рейд по разным городам. И я был учителем рукопашного боя, — Найф как будто убеждал сам себя. Ему уже не верилось, что недавно, всего какой-то месяц назад, он был здесь, и все было совсем не так. Не так! Куда его привезли?

— Это просто фантастика какая-то, — пробормотал он.

— Это реальность, парень. А фантаст у нас, похоже, один. Ты. Показывай, показывай, — толкнули в спину.

Он пошел через площадь, все медленнее и медленнее переступая босыми ногами: сапоги у него отняли еще там, в селе. За ним следовали с оружием наизготовку пятеро в черном.

— Вот, — убито сказал он, останавливаясь перед черным провалом, ведущим в подвал разрушенного здания. Вроде, все было так похоже и одновременно совсем не похоже. Вот же остатки сада, с корявыми яблонями-дичками, заглушенными широколистными тополями, вот гора щебня на месте здания, а вот тут должен быть вход в подземелье, где он получал инструктаж.

На месте входа — почти круглая, ощерившаяся битым кирпичом и арматурой дыра, ведущая вниз. И в шаге от света разгорающегося дня черная колышущаяся поверхность воды с масляными пятнами, крысиными трупами и каким-то мусором.