Неделю назад, когда Серёгин плыл по морю, он был абсолютно убежден, что «неземной» цилиндр покоится в глубине океана. Серёгина просто невозможно было оторвать от борта, он мог стоять неподвижно часами, вглядываясь в прозрачную зеленоватую воду. Сколько раз его бросало в жар и холод, когда внизу возникало серебристое мерцание, хоть он и знал, что ничем, кроме стаи рыб, оно вызвано быть не может…

А пустыни! Никому на свете он не завидовал так, как Григорию и Майе, уехавшим в Саммили.

Зато теперь Серегин не завидовал никому. Это ему скоро будут завидовать все!

Разговор с главным редактором был очень коротким.

— Когда сдашь очерк о моряках-краболовах? — спросил редактор.

— Завтра! — с готовностью ответил Серегин.

— Хорошо. Значит, через три дня, когда сдашь очерк…

— Но я же, честное слово, сдам завтра! — снова воскликнул Леонид.

— Я и говорю, — невозмутимо продолжал редактор, — сдашь завтра, послезавтра получишь на переделку, а дня через три сдашь окончательно. Тогда и полетишь.

На третий день он сдал очерк «окончательно».

Редактор строго-настрого приказал не «партизанить». Сфотографировать с самолета, и крупным планом. Опросить стариков, краеведов, если они найдутся в посёлке. Узнать, бывал ли на этом месте кто-нибудь из учёных, чтобы потом связаться с ними. Больше ничего!

Сегодня в полночь он уже будет лететь над Уралом. Кроме него и главного редактора, о цели поездки не знает никто. Седых не в счёт. Он не принял всю эту историю всерьёз даже тогда, зимой, а теперь окончательно позабыл о ней. Серёгин с трудом растолковал ему, о чем идет речь…

Конечно, перед отъездом надо было посидеть в архиве — порыться в документах об этом крае. Но ноги сами привели его к Белову.

Чертовски трудно было удержаться от соблазна! Если бы не ехать на почтамт за посылкой, он мог бы проговориться…

По правде говоря, не очень-то ловко скрывать такую новость от самого Белова. Но ничего, семь дней подождёт. Что может случиться за семь дней? Ничего ровным счётом.

А через неделю он въедет к Матвею на белом коне! Интересно, что скажет тогда Кремнева про верхоглядов журналистов?

Часы показывали три минуты двенадцатого. Шум моторов перёшел в плотный, почти осязаемый рев. Спинка кресла прижалась к плечам Серёгина, и красные огни взлетной полосы понеслись мимо, сливаясь в сплошную черту.

Глава четвертая

ПО ОДНОМУ ПРОЕКТУ

Костёр бросал колеблющиеся оранжевые блики на острую грань пирамиды, уходящую в черноту неба.

— На белом коне я уже никуда не въеду, — прошептал Серегин, наклоняясь к Тарасюку. — Но войди в мое репортерское положение — хоть командировочные-то я должен отработать? Мне же завтра вылетать!

— Должен, должен! — рассмеялся Григорий. — Слушай и наматывай на ус…

Серёгин рассеянно вслушивался в то, что говорил Белов, и перелистывал в свой корреспондентский блокнот.

…Шел седьмой вечер — седьмой с того самого дня, когда Серёгин впервые вступил на берег Перламутрового озера и увидел таинственную гранитную пирамиду, у подножия которой мирно спал… Тарасюк. Вскоре сюда прилетели Матвей Белов и Майя.

Каждый день прошедшей недели был наполнен радостями открытий и горестями разочарований.

О первом открытии Серёгин узнал спустя десять минут после того, как вылез из вертолёта. Григорий притащил его и пилота к пирамиде, ткнул в неё ногой и гордо сообщил:

— Сторона основания равна двадцати пяти метрам.

— Как в Хирбете? — воскликнул Серёгин.

— Так точно! Строили по одному проекту! — Тарасюк щелкнул каблуками. — Но, чтобы доказать это окончательно, нужно ещё измерить ребро… С вашей помощью, товарищ пилот!

Через полчаса Григорий спустился по верёвочной лестнице с вертолёта, повисшего над пирамидой, прямо на её вершину. Закрепил на ней конец тонкого телефонного кабеля, а весь моток бросил вниз — Серёгину.

— Натягивай! — крикнул он. — Ещё сильней! Так, хорошо… Теперь завяжи узел!… Готово?

— Готово!

Тарасюк смотал кабель и обеими руками ухватился за верёвочную лестницу.

Огромная зелёная стрекоза тронулась с места, повисла прямо над головой Леонида и начала медленно опускаться. Чуть не задев приятеля каблуком, Григорий спрыгнул на землю и приветственно замахал рукой. Стрекоза взмыла вверх.

— А ну-ка держи! — сказал Тарасюк, протягивая Леониду конец кабеля с узлом.

Леонид прижал узелок к углу пирамиды у самой земли, а Григорий побежал к другому углу и натянул кабель.

— Двадцать пять! — крикнул Григорий. — Тетраэдр! Я ж говорил — по одному проекту!

…Второе открытие сделал Белов. Вернее, он первым установил факт, которому не придал никакого значения.

Выйдя из вертолёта ровно в полдень и поглядев на пирамиду, он пробормотал:

— Между прочим, высота основания этого сооружения не лежит в плоскости меридиана.

Леонид, который стоял рядом с ним, ничего не понял, и, может быть, именно поэтому фраза Матвея намертво вошла ему в память. При первом же удобном случае он решил поразить Тарасюка. Случай представился за ужином.

Григорий чуть не поперхнулся, когда Леонид небрежно произнес эту великолепную фразу.

Бросив недопитый чай, Тарасюк помчался к пирамиде. Белов, Сёрегин и Майя с недоумением поглядели друг на друга.

Недоумение прошло довольно быстро.

— Все храмы богов и усыпальницы правителей, — разъяснил, вернувшись, Григорий, — все пирамиды, и мавзолеи, и просто могилы обычных смертных древние строили всегда «по компасу». Чаще всего главным входом к востоку. Туда, откуда восходит солнце, откуда боги посылают людям свет и тепло.

Точно так было и с Хирбетской пирамидой, хотя она и не имела входа. Одно ребро каменного исполина было обращено точно на север, а противоположная сторона основания ориентирована строго по параллели восток — запад.

А здешняя пирамида действительно не отдает никакого «предпочтения» ни одной из сторон света!

Только захоронения синантропов, живших триста тысяч лет назад, были совершенно безразличны к странам света. Кстати, это абсолютное доказательство того, что синантропы еще не успели придумать себе бога. В то время религии на Земле не было. Как только боги «появились», могилы стали немедленно поворачиваться к солнцу. Так что если святая церковь признает синантропа человеком, то дела её плохи, — он и есть тот самый человек, который понятия не имел о своем «творце»…

И в самых древних наскальных рисунках, — продолжал Григорий, — тоже нет ни одного «божественного» сюжета — ничего, кроме людей, животных да ещё…

Он вопросительно посмотрел на Майю.

Девушка улыбнулась.

— Вернемся к нашим баранам, дорогой Григорий. Уж не хочешь ли ты сказать, что и пирамиду, у которой мы сидим, соорудили синантропы?

Тарасюк задрал голову и посмотрел наверх — туда, где в невидимой сейчас точке безукоризненно точно сходились три каменных ребра монумента.

— Вряд ли. — Он с сомнением покачал головой. — Где им!

Третье открытие сделал опять-таки Матвей. И даже не сам — только сегодня утром прилетевший вместе с ним лаборант закончил стандартный цикл анализов по методике Белова. Взяли двенадцать проб. И все они, как одна, ответили: пирамида вырублена сто девяносто пять веков назад плюс-минус двести пятьдесят лет. Те же двадцать тысяч лет назад, когда в пустыне образовались таинственные камни — саммилиты…

Как ни велика была радость Леонида по поводу всех этих открытий, огорчения были, пожалуй, ещё больше.