Они с Эдди провели тогда век в чистилище.

Веселье, да и только.

Но поведение Джима все еще достигало верхов по шкале «Пошел Нахрен».

– Моя собственность, верно? Они – мои… ты сам это сказал. Значит, я могу…

Эд поморщился при звуке донесшейся через открытую дверь пощечины.

– Первый раз – бесплатно, – прорычал Джим. – Повторишь подобное? Я убью тебя.

– Я – не живой, бестолочь. А ты ставишь все под угрозу.

– Откуда ты узнал, что я собираюсь сделать с гребаным флагом?

– Ты отдаешь его ей. Причина мне неведома. В действительности, я не могу представить, что может быть ценнее, ведь ты стоишь всего в шаге от победы.

Эдриан переместил вес с больной ноги и покачал головой. Окееей. Он не знал, что Джим мухлевал по-крупному. Но догадывался, в чем причина.

Сисси Бартен.

– Дерьмо, – пробормотал Эд, сложив два плюс два. – Вот же дерьмо.

– Найджел, добро пожаловать в реальность, – выплюнул Джим. – Ты здесь ничего не решаешь.

– Ты совсем не думаешь о своей матери!

Секунда молчания.

– Это, по-твоему, твой туз в рукаве? Поводок, чтобы вернуть меня назад в гнездо?

– Прости меня за мое опрометчивое предположение, что тебя волнует ее вечное спасение.

Пока они продолжали спорить, обмениваясь оскорблениями и распаляясь еще хлеще, напольные часы на лестничной площадке начали бить.

Но, они же уже били?

Раз, два, три…

От этой штуковины у него мороз по коже.

… четыре, пять, шесть…

Раздавались крайне враждебные голоса, эти двое напоминали пару кружащих волков. И, тем временем, где-то в Колдвелле, была душа, стоявшая на кону… и Девина знала, кто это.

А Джим – нет.

Эдриан потер глаза и попытался сфокусировать их. Ему еще предстояло привыкнуть к одной второй зрения, плоский ландшафт бесил его глубинное восприятие, его ощущение того, где он находился в пространстве, положение своих конечностей.

… семь, восемь, девять…

Эта фигня с флагом – дело гнилое: Джим снял палку со стены без разрешения Найджела? Этому может быть только одна причина… парень собирался обменять его на душу Сисси.

Все вышло из-под контроля. Абсолютно все.

… десять, одиннадцать, двенадцать…

Эдриан посмотрел на площадку второго этажа, на старые напольные часы.

– Давай же, продолжай, сделай это, паскудный…

Часы ударили в тринадцатый раз, будто показывая ему средний палец. И когда угрюмый звук затих, спор вспыхнул с новой силой, Найджел и Джим говорили на эмоциях, не прислушиваясь друг к другу.

И пока они тратили понапрасну свои силы, битва продолжалась: несмотря на проводимые с футболом параллели, не было тайм-аутов в этой игре между добром и злом на семь раундов. И судя по тому, как все развивалось в комнате Джима? Спаситель не уступал, не видел проблемы; он просто собирался сделать то, что ему хотелось.

Не война была для него приоритетом, а Сисси… и это не изменится.

А намерением Найджела? Он хотел выбить из Джима все дерьмо.

Девина же, без сомнений, продвигалась вперед, окружала жертву, хотя не имела на это право…

Посетившее Эда решение было радикальным и маловероятно, что успешным, но что еще ему оставалось?

Два крупных игрока вцепились друг другу в глотки… и нет лучше предвестника успеха врага, чем подобное отвлечение внимания.

Зайдя в свою комнату, он натянул кое-что из своей одежды, сел на кровать и обхватил колени. Закрыв глаз, он послал прошение, паранормальный эквивалент бумажного заявления.

Через две секунды он получил ожидаемый вызов.

Значит, архангел Колин знал, зачем именно Найджел отправился на Землю… и был этому рад не больше Эда.

Глава 3

Виктория Бекхем[19].

Вот, кого напоминал ей стилист, думала Кейт, пока Пабло смывал краску с ее волос. И это не оскорбление. Дело в черных волосах парня, выступающих скулах и тоненьких ножках. И в наигранно выдвинутом бедре.

– Окей, сядь павыше.

Кейт выполнила указание, поднимая голову из раковины. Все мокрое мгновенно завернули в полотенце, а потом она встала, направляясь назад к креслу.

– Тибе панравица, – заявил Пабло, когда она села.

Кажется, он сказал, что ей понравится?

Самое странное в его акценте – что он менялся, искажая разные гласные и согласные разным образом, нехватка постоянства намекала, что Пабло либо притворяется, либо страдает скачкообразным заиканием.

А что до ее мнения насчет…

Он раскрутил полотенце, и копна волос упала на ее плечи.

Было сложно различить где-что. Конечно, были пряди посветлее, но с учетом тонны фольги, которой он обмотал ее голову, Кейт ожидала намного большего.

Пабло выдвинул верхний ящик шкафа у зеркала и достал квадратную щетку размером с разделочную доску. Схватив фен, он начал вытягивать пряди, направляя горячий воздух на корни.

– Сперва всушим, а потом стричь, стричь, стричь …

Блин, его глаза были темными. Не столько карими, сколько черными.

Смотря в зеркало, она поежилась. Такая глупая идея: три тюбика краски с разными кисточками? С тем же успехом ее волосы в итоге могли выйти красно-бело-синими. А час, который он убил, раскручивая фольгу и делая из нее оригами на ее голове? Потерянное время уже не вернешь. А цена… четыреста долларов?

Может, она больше походила на своих родителей, чем твердило ее хроническое бунтарство? Потому как этот экскурс в тщеславие казался пустой тратой, во стольких смыслах.

К тому же, ей придется подкрашивать корни…

– Ой… вау, – выдохнула она, повернув голову.

Сторона, над которой он работал, была… на самом деле красивой. Сейчас высушенные и выпрямленные, ее волосы стали того же цвета, что и были в детстве, сочетая сотни различных оттенков блонда, уложенного густыми, блестящими волнами.

– Я же грил, – сказал Пабло. Или что-то в этом духе.

Затем он еще подсушил ее волосы, делая прическу лучше… но после в его руках появились ножницы?

– Вы уверены, что нам стоит что-то делать? – спросила она, когда лезвия сверкнули в свете ламп над их головой.

– О, даааа.

Мда, она не могла определить происхождение его акцента.

В этот момент волосы полетели в стороны, его руки порхали вокруг ее головы, острые ножницы срезали пряди, которые падали на пол, словно перья напуганных птиц. Казалось, что он выстригал ее волосы слоями… о, Боже, челка… сейчас у нее есть челка…

Кейт закрыла глаза. Цвет можно исправить дома, «Клеролом»[20]. Но это? Уйдет год, чтобы отрастит все заново. Беда в том, что она уже запрыгнула на поезд… и на американских горках не сойдешь на половине пути.

Что она натворила с собой…?

Защекотало руку, и она открыла веки. Прядь волос упала на ее запястье, трех дюймовый локон, слегка вьющийся на конце. Взяв его пальцами, она потерла гладкие волосы.

Белокурые. Весьма.

Когда Пабло что-то сказал, она могла лишь кивнуть, эмоции нарастали в груди, отгораживая ее от внешнего мира. Отчаяние, сквозившее в этом преображении, она не могла игнорировать, не сейчас, когда ее превращали в Веронику Лейк[21]. Не когда она платила столько денег за внешнюю мишуру.

К несчастью, смысл в том, что исправить недостатки во внешности, машине и квартире намного легче, чем глубоко копнуть и пристально посмотреть на принятые тобою решения, ошибки… неудачи.

Ну, вот пример: осторожничая по жизни, она сама загнала себя в тюрьму.

Песня внезапно прервалась, будто колонки отказывались работать по ночам, и в молчании, Пабло сменил лезвия на что-то вроде утюжка для локонов, но с двумя пластинами?

Выпрямитель, так, кажется, называлось устройство. И тот факт, что она не была наверняка уверена в названии, только усилил ее чувство изоляции от мира.