- Костя, моя помощь требуется?

За спиной раздалось деликатное покашливание.

- Да… Кровотечение, - он понизил голос, - вероятней всего изнасилование…

Женщина поджала губы и, осторожно взяв меня под локоть, повела к двери.

- Девочка, придется потерпеть. Я буду острожной. Но осмотр необходим. Он позволит выяснить, есть ли внутренние повреждения.

Меня затрясло. Вцепившись в халат, я попыталась развернуть ее к себе. Слова не шли с языка. Я балансировала на грани сознания, ощущая, как боль скручивает низ живота, жаркими волнами разливаясь по телу.

- Ну что? – врач завела меня в темный коридор и усадила на низкую лавочку, стоявшую прямо у входа.

- Я… беременна… - голос настолько слабый, что я поразилась тому, что она вообще услышала.

Ее лицо расплывалось перед глазами, превращаясь в размытое пятно.

-Пожалуйста…

Гулкий звук шагов удалялся от меня.

- Марин, быстро готовь смотровую и позови Глебову, нужно сделать узи.

Меня потрясли за плечи.

- Так, девочка, если хочешь, чтобы все было хорошо, слушаешься меня беспрекословно, поняла? – тоном, не терпящим возражения. – Я сделаю все, что могу.

Минуты опять растянулись в часы. Я терпела, превозмогая боль, кусая в кровь губы. Заставляла себя не думать, не чувствовать. Холодный свет неоновых ламп, приглушенные голоса врачей, решавших мою судьбу. Их равнодушно-отстраненные лица и бесконечные вопросы, на которые я не знала ответов. И слова, прозвучавшие как приговор:

-Женя, шансов сохранить беременность практически нет. Начавшийся самопроизвольный аборт…, - врач пожала плечами, видимо, выражая сочувствие, и продолжила: - Ты еще родишь… молодая… требуется операция по извлечению плодного яйца, чтобы остановить кровотечение…

Я с трудом разбирала слова, потонувшие в какофонии звуков, наполнивших мою голову. Неистовое биение пульса, прерывистое дыхание, голоса, звучавшие как сквозь вату. Я сбросила чьи-то руки, порываясь встать. Кажется, я кричала. Выла, как раненый зверь, которого загнали в угол. Липкий холодный пот бежал по спине, глаза застилали слезы.

- Нет… нет… нет…

Я замотала головой, не в силах поверить в то, что мне говорили. Перед глазами встало искаженное от удовольствия лицо и кривая ухмылка Круглова.

-Тебе ведь хорошо, Женя…хорошо… - казалось, я слышу его свистящий шепот, горячим дыханием обжигавший мою шею.

Я закрыла руками лицо и сжалась в комок, подтянув колени к подбородку. Вина и отчаяние соединились в адском коктейле, затопившем меня. Я стала сплошным сгустком боли. Черной, ядовитой. Она разъедала душу, разрывая ее на лоскуты. Ничего больше не имело значения, ни удерживавшие меня руки, ни холодный, размеренный голос, звучавший прямо надо мной. По щекам побежали слезы. Я попыталась отодвинуться, когда цепкие пальцы обхватили запястье, отнимая руку от лица.

-Женя, через двадцать минут все будет готово для операции.

-Нет…

-Твой отказ ничего не решит.

-Нет.., - затуманившимся от слез взглядом я посмотрела на врача.

Она хмурилась. Тонкие губы поджаты, между бровей залегла морщинка.

- Я понимаю, что тебе тяжело. Но я должна спасти твою жизнь, хочешь ты этого, или нет.

Она смахнула с халата невидимые соринки.

- К тебе придет медсестра, чтобы подготовить. Аллергия на лекарства есть?

Я машинально кивнула и отвернулась к окну. На подоконнике стояли цветы. Коричневые горшочки с зеленоватой каймой. В одном из них умирала засыхающая бегония. Пожухшие листья клонились к земле, напоминая свернутые бутоны. Все имеет начало и конец. И жизни, бившейся во мне, не был дан выбор. Ее приговорили. И это сделала я сама тем апрельским вечером, когда поступившись всем, что было мне дорого, позволила себе поверить, что могу быть… любимой. Но вместо желанного тепла в тот день, я разожгла погребальный костер, в котором сгорела моя жизнь. Вина тяжелым бременем легла на плечи. Я подняла глаза, услышав, как захлопнулась дверь. Тишина звенела натянутой струной. Прижав дрожащую ладонь к животу, я закрыла глаза. Прости меня, маленький мой. Прости, что не смогла уберечь. Прости меня за все… Я встала и подошла к окну. Серый асфальт, исчерченный пятнами луж, несколько деревьев с набухшими почками чуть поодаль, и одинокая лавочка с кованой спинкой, около которой стоял мужчина. Серая куртка, наброшенная на плечи, темно-синие джинсы, тлеющая сигарета в руке. Он поднял голову и посмотрел наверх. Я узнала его. Именно он помог мне сегодня, не задав ни единого вопроса. Усадил меня на кухне, укутав в одеяло, вызвал скорую и почти двадцать минут мучительного ожидания провел рядом. И сейчас он приехал в больницу. Зачем?.. С минуту я всматривалась в его лицо. А потом отвернулась и медленно подошла к кушетке, на которой лежали мои вещи. Мелькнула мысль уйти, вот только я понимала, что это бессмысленно. Как, впрочем, и жить дальше. Боль судорогой свела живот. Я охнула и осела на кушетку. Маленький мой… Что же я наделала?..

Глава 22.

Дмитрий бросил тлеющую сигарету в урну и поднял глаза к небу. Свинцовые тучи нависали подобно тяжелому пологу, усиливая тягостное чувство внутри. Он и сам толком не понимал, какого черта щемит сердце, словно сжимают его стальными скобами. Беспокойство за незнакомую, по сути, девочку. Даже девушкой язык назвать не поворачивается. Хрупкая, тонкая, как тростиночка. Глаза огромные, светло-янтарного цвета, наполненные слезами. На скуле расплывшийся синяк, искусанные в кровь губы. Бледная, как полотно, а на шее жилка неистово бьется. Подхватил за мгновение до того, как упала. Отнес на диван, волосы от лица отвел. Девушка задышала чаще, глаза открыла и… сжалась сразу, отодвинуться попыталась, а сил, как у котенка. Глаза темные стали, радужку полностью зрачок поглотил, а в черной глубине страх и… мольба. Внутри все оборвалось. Одного взгляда хватило. Вспомнилась вчерашняя случайная знакомая. Образ мелькнул, и поначалу не верилось даже. Женя… Кто же тебя так? Руки непроизвольно в кулаки сжались. Отошел к окну. Взглядом телефон искал, а мысли друг на друга наскакивают, мечутся, как в клетке. И догадки, вопросы. Муж?.. Так какого ж черта?.. Твою мать. Она на диване так и сидит. Колени к подбородку подтянула. Руки дрожат.

-Пожалуйста…, - глаза в сторону отвела. – Скорую…

Голос хрипловатый, сорванный. Кричала. Как же не услышал? Спал так крепко, что и… не до того было. Странное чувство внутри разлилось. Горечь, противная до тошноты, и страх, и злость бессильная. Телефон на столике обнаружил. Зарядка села. Да твою ж ты… И городского нет. Поискал зарядник. В комнате не нашел. На кухне? Вышел. Курить захотелось так, что скулы свело. Позже. Зарядник на коробке из-под пиццы, что вчера заказывал. Как он тут оказался? Неважно уже. Поставил телефон «на розетку», включил. Вызов… Длинные гудки. Приятный женский голос.

-Скорая.

И что сказать?..

- Девушке плохо… , - тишина в трубке, - примите вызов.

-Что случилось?

А что случилось-то? Кто ж его знает-то?

- Скорее всего, избили… - а внутри полыхнула злость.

Вспомнилось другое лицо, и в кровь разбитые губы и серо-зеленые глаза, в которых застыла пустота. Отчаяние накатило, черное, жгучее. Дыхание от боли перехватило.

Голос, звенящий в трубке:

-Мужчина, адрес говорите, адрес…

Машинально назвал и нажал на отбой. Рука потянулась к пачке, что лежала на подоконнике. Вынул сигарету и смял. К черту все. Потом... Вернулся в комнату. Девушка полулежала, откинувшись на спинку дивана. Подошел осторожно, боясь спугнуть.

-Чем могу помочь?

Головой покачала и, прижав ладонь к животу, застонала сквозь зубы.

- В ванную можно?.. – еле слышно.

Помог подняться и обмер. На пледе остался коричневато-красное пятно. Руки непроизвольно сжали хрупкие плечи. Девушка дернулась и замерла. Да твою ж ты… Догадка обожгла огнем. Словно окунули в бочку с кипящим маслом. Так не бывает… Не может быть…

А в памяти всплыл осенний вечер. Машина, что гнал на предельной скорости. И расплывавшееся по сидению бордовое пятно, которое он отчетливо видел даже в полутьме салона. Парализовавший тело страх и отчаянное желание спасти ту, что была для него важнее жизни…