Вот, собственно, и вся разница. К плохо организованным государство автоматически относит любые нестандартные финансовые структуры (например, МММ). Не потому, что они действительно «плохие» (это-то как раз никому заранее не известно), а просто потому, что в отличие, скажем, от тех же банков — тоже финансовых пирамид, но с многовековой историей, а потому тщательно уже изученных и полностью предсказуемых — эти новообразования — совершеннейшая terra incognita (земля неизвестная). Они абсолютно не изучены, их поведение, время жизни и вообще влияние на социум совершенно непредсказуемы. Это какие-то новые, неизвестные еще мутации старых, добрых, давно известных и хорошо знакомых вирусов финансовых пирамид: банков, сберегательных касс, инвестиционных фондов и пр. Возможно, для организма, для всего общества в целом, они не только не вредны, но наоборот, очень даже полезны. (Как это было в случае с МММ.)

Возможно. Но лучше все же не рисковать. Государство и не рискует.

25 июня, среда

День полон событий. Главное, конечно, — это свидание с тобой.

Все-таки, что ни говори, а эмоциональная встряска колоссальная. У тебя, там, на воле, это, наверное, чувствуется гораздо слабее, но здесь, в тюрьме — очень остро. Заряд бодрости, в общем. Глоток свежего воздуха. Непосредственно перед свиданием вдруг заказали «с вещами» Колю и Юру. То есть переводят либо в другую камеру, либо вообще в другую тюрьму. Юру-то, похоже, именно в другую тюрьму. В пятый изолятор. По крайней мере, следователь ему именно это обещал недели две назад. Поймал себя на мысли, что стал относиться ко всем этим маленьким тюремным трагедиям гораздо спокойнее, чем поначалу.

Почти равнодушно. Ну, перевели — и перевели. Завтра же новых подселят. А то даже и сегодня. И привыкли уж друг к другу вроде, и ребята хорошие — а все равно. Какая-то душевная черствость с течением времени здесь развивается. Равнодушие ко всему, и к окружающим в том числе. Собственно, даже и не совсем понятно, почему? Отупение какое-то. Каждый занят только своими личными проблемами. Вечером уже подсадили новенького. Пока только одного.

Вторая из освободившихся шконок по-прежнему пустует. Седой, пожилой мужчина пятидесяти шести лет. По внешности и разговору — типичный московский интеллигент. Антиквар и коллекционер русской живописи XVIII–XIX веков и старинного холодного оружия. Статья — нанесение тяжких телесных повреждений. Нес домой старинную шашку в дорогих ножнах с полудрагоценными камнями, в подъезде напали двое кавказцев.

Защищаясь, одного тяжело ранил шашкой. Семь лет общего режима.

Сейчас пишет какие-то бесконечные жалобы и ходатайства во все инстанции. (Кажется, совершенно безуспешно.) До суда ходил под подпиской, потом попал в Бутырку на общак (девяносто пять человек в камере на тридцать с чем-то шконок). Как и почему оказался здесь — не совсем понятно. Какая-то сложная история. Выясню со временем — напишу поподробнее. Хотя впрочем — да какая разница! Р.S. Уезжая, Коля посоветовал мне быть повнимательнее с сокамерниками. Не слишком откровенничать. «Я вот, Сергей сам врач, психологию изучал. Да и вообще по роду своей деятельности в людях очень хорошо разбираюсь.

Ты слишком уж доверчивый. Так здесь нельзя». И это, блядь, говорят главному мошеннику страны! Каково?

26 июня, четверг

Новые рассказы Толи. По-прежнему никаких комментариев! Только голые факты. — Стоим с Глебом, царство ему небесное, у себя в Одинцово на заправке. Глеб за рулем, я рядом сижу. Ну, первые уже стоим. И вдруг откуда-то сбоку вылетает новая БМВ — вж-ж-ж!.. — семерка с темными тонированными стеклами — я даже не увидел, откуда она взялась — и прямо перед нами становится. Внаглую. Ну, Глеб такой человек был, внешне всегда совершенно спокойный, что бы ни происходило. Он, ни слова не говоря, просто включает передачу и ударяет сзади эту БМВ. Ее бросает вперед прямо на бордюр. Там ограждения впереди нет, просто бордюр очень высокий — сантиметров пятнадцать-двадцать. И ее прямо на этот бордюр бросает…

Открываются двери, и оттуда четверо азербайджанцев каких-то выскакивают. Или грузин — я их всех азербайджанцами называю.

Выскакивают и прямо на нас смотрят. С таким видом причем, как будто нас сейчас в клочья собираются разорвать. Ну, мы тоже выходим. Глеб вышел, встал около машины, и я с другой стороны с автоматом в руках наперевес. Те смотрят на нас, видят — что-то не то. А мне Глеб сказал: «Если что, стреляй сразу, без раздумий!» — Я говорю: «Да, хорошо». Стою, смотрю на них — что они делать будут? Те постояли, посмотрели, сели в свою БМВ и уехали. А мы потом едем, думаем, что это за азеры? Откуда они здесь взялись? А их уж, оказывается, целая куча к нам к тому времени понаехала, человек двадцать. Они там в общежитии каком-то поселились. И прикинь, у нас, на нашей территории какие-то свои порядки стали пытаться наводить! Ну, в общем, уже через месяц у них там двух человек взорвали. А за следующие полгода все они погибли геройской смертью на полях славного города Одинцово.

А с машиной этой, с БМВ-эшкой, потом еще забавная история была. Едем мы с приятелем к девкам. Ночь, дороги пустые. Проезжаем мимо какого-то двора, смотрю: эта БМВ стоит! Я говорю приятелю: «Ну-ка стой!» Останавливаемся, я подхожу, осматриваю, точно, та! Вот сзади след от нашего удара, когда Глеб ее на заправке сзади ударил, спереди вмятины и царапины от бордюра — ну, она, в общем! Я говорю приятелю: «Слушай, вась, это же та самая БМВ!» — Он мне говорит:

«Давай ее сожжем!» — «Давай!» Мы идем, достаем из нашего багажника две канистры — с бензином и соляркой, ищем какую-нибудь монтировку.

Ну, чтобы стекло разбить. А потом туда, внутрь, льешь бензин с соляркой — солярку, чтобы дольше вся эта смесь горела — и факел кидаешь. И машина полностью выгорает. Мы уже сто раз до этого все это делали, так что все хорошо знали. Что и как. Монтировки в багажнике нет. Тогда мой приятель находит какой-то большой камень, поднимает его и идет к машине. А за ним я с канистрами. А двор весь темный, только один фонарь горит, и как раз под ним эта БМВ и стоит.

Я поднимаю глаза и вижу, что вверху, на балконе, какой-то мужик стоит и курит. И на нас смотрит. Что мы собираемся делать? Я говорю приятелю: «Смотри, вась, может, подождем, пока он уйдет?» — «Да ты охуел! Ждать еще! Времени и так много! Если даже он ментов вызовет, мы все равно сто раз уехать успеем!» Приятель берет камень и кидает в лобовое стекло. Стекло покрывается трещинами, но не разбивается.

Камень рикошетит и отлетает в приятеля. Тот еле уворачивается. Звон!

Грохот! Сигнализация включилась, воет! Я поднимаю глаза — мужчина уже не курит, а чуть ли ни весь через перила перевесился, смотрит, что мы делаем. Думает, наверное: «Ну и пакость!» Приятель мне кричит: «Давай я сейчас другой камень найду!» — «Да где ты его найдешь в темноте! Пока ты его искать будешь, мусора приедут!» Тогда он подбегает к машине и начинает кулаком в стекло бить. Ударил несколько раз — стекло внутрь просело. Я подхожу с канистрами, лью в эту щель бензин и солярку и кидаю факел. Все там вспыхивает, мы садимся в свою машину и уезжаем. Приятель трясет рукой и кричит мне:

«У меня весь кулак в осколках, поехали в больницу!» — «Да в какую больницу! Поехали сейчас к девкам! А в больницу завтра днем съездишь». Но самое смешное потом было. Проходит месяца полтора. Мы уже про эту историю думать забыли. И прикинь, трахаю я какую-то телку, и она мне рассказывает. Что у нее азер был, и он при ней звонил кому-то и ругался: «Вай! Только новую хорошую машину купил БМВ седьмую, как какие-то подонки ее сожгли!» Очень, в общем, недоволен был! А они, оказывается, ехали на этой БМВ, и она у них сломалась. Ну, они ее поставили в первом попавшемся дворе и уехали.

Чтобы на следующее утро забрать. А ночью мы ехали, случайно увидели — и сожгли. Мы потом с приятелем так смеялись, когда я ему все это рассказал. А вообще я сейчас вспоминаю ту свою жизнь — чего ни вспомнишь, один криминал! Такие ужасы были — как будто не со мной происходили. Я седеть в девятнадцать лет начал. Смотрю в зеркало — волос седой в брови появился. Я зову Машу: «Маш! Это у меня волос седой, что ли?» — Она посмотрела и говорит: «Сколько же видели эти глаза!.. Давай его вырвем!» Прикинь, сижу я на съемной квартире с Машей и с приятелем одним. А только что Глеба убили, я был в таком состоянии, спать совершенно не мог, на сонниках сидел. Ну вот, ночь, полчетвертого, и вдруг домофон звонит: дзи-и-инь! Я спросонья подхожу: «Да?» Слышу, знакомый: «Толь, открой!» Я понимаю, что это за мной приехали. Глеба убрали, теперь моя очередь. Мы же с ним вместе были. Ну, я нажимаю кнопку в домофоне, открываю дверь в подъезд, а сам быстро бужу приятеля и Машу. Маше говорю: «Срочно одевайся, ложись одетой под одеяло, как будто спишь, и лежи там, что бы ни происходило». А сам понимаю, если что, ее ведь тоже не пощадят. В живых не оставят. Потом бужу своего приятеля, он на диване спал. А приятель этот, кликуха у него Боксер была — мастер спорта по боксу был — так вот, у него мозгов вообще не было! В голове большой таракан шевелится. Ему что скажешь, то он и будет делать. Направишь на стенку, он стенку головой прошибет. Главное, направить его. А в диване, на котором он спал, у нас целый склад оружия был. Автоматов одних семь штук. Но об этом никто не знал, кроме меня, Боксера и Глеба. Я, значит, бужу Боксера и говорю ему: