Изменить стиль страницы

— А ты куда пропал? Мне тут Леха чешет, что ты с няней уехал. Он перепил или ты спятил? — громко вещал голос Тихомировой в трубке.

— Я не спятил, Лер, а просто подвез Динару домой. Она не знала, как отделаться от настойчивого кавалера.

— Ты серьезно?

— Серьезней некуда. А что? Ты меня потеряла? Как же тот смазливый бармен?

— На хрен его. Леша еще сказал, что вы целовались? Ему померещилось?

— Конечно. — не моргнув, соврал я. — У него от водки и ревности крышу снесло.

— Слава богу. А то я хотела психушку вызывать. Ты дома? Я сейчас приеду. — в голосе собеседницы послышались многообещающие нотки.

— Не нужно, Лер. Я уже сплю. — продолжаю выкручиваться. — Голова разболелась. И тошнит немного.

— Фу, как банально. Обычно такими уловками пользуются жены, когда хотят избавиться от домогательств мужа. — обиженно проговорила Лера. — Я не помешаю, Влад. И домогаться не буду.

— Лера, я сплю. Мне не нужна компания.

— Ты врешь, Владик. — холодно звучит ответ. Вот ведь зараза. Как догадалась?

— С чего ты взяла?

— А с того, что я стою возле твоего дома, и тебя там явно нет….

Какое-то время мы оба молчим. Я судорожно соображаю, чтобы такое придумать, правдоподобное. И не могу.

— Так что? Решил внести разнообразие в рацион? Надоели красивые ухоженные женщины, знающие себе цену. Потянуло на экстрим? Экзотики захотелось?

— О чем ты говоришь? Я не понимаю.

— Оставь девочку в покое, Влад. И возвращайся туда, где твое место.

— А где мое место, Лера? — зло спрашиваю я. — Ты мне кто? Жена? Любовница? Подруга? Я должен сейчас разговаривать с тобой и оправдываться? Или ты совсем перепутала, девочка. — я подчеркнул последнее слово. Но Лера не обиделась.

— Это ты все на свете перепутал. Она же никто. Пустое место. И, когда ты это поймешь, твой сын лишиться хорошей и заботливой няни. А она — своего рабочего места. Если тебе так хочется девушку из рабочего класса, я с удовольствием сыграю для тебя роль золушки. Только попроси.

— Лера, я не знаю, что ты напридумывала вдвоем с неудачливым кавалером Дины, но объяснять ничего не собираюсь. Я действительно подвез ее домой, и она пригласила меня на чай, который мы сейчас пьем. Все остальное плод вашего болезненного воображения. Как тебе, вообще, пришло в голову, что я могу запасть на нее? Еще могу понять горе-любовника Алексея, но ты, Лера, девушка неглупая, чтобы заподозрить меня в настолько дурном вкусе…. - я нервно развернулся, облокотившись спиной на подоконник, и осекся. В дверях кухни стояла Динара, и выражение ее лица указывало на то, что она успела услышать достаточно.

— Все, Лер, потом поговорим. — я отключил телефон, и небрежно бросил на кухонный стол. Взгляд Дины остановился на нем и замер. А я снова не знал, что сказать. Возможно, я просто не умею врать, а когда пытаюсь, случается очередная неприятность. Можно промолчать, и Динара сделает вид, что ничего не слышала, чтобы защитить уязвленное самолюбие. Или попытаться объяснить, но как?

— Прости. — взъерошив волосы, пробормотал я, не глядя в глаза девушке, которую только что сильно обидел. — Ты не должна была это услышать.

— Я все понимаю, Влад. Конечно, Леха поднял бурю, и…

— Нет, нет никакой бури. Это неправда. То, что я сказал Лере…. - я поднял голову и взглянул в бледное лицо Динары. Она из-за всех сил делала вид, что ничего неприятного для нее не произошло.

— Не обижай меня еще больше, Влад. — попросила она, обхватывая себя руками.

Я пошел к ней, а она попятилась назад. Огромные голубые глаза предательски блестели.

— Дина, ты удивительная девушка. То, что я сказал Лере, чистая ложь. Мне нужно было ее успокоить.

Я поймал ее на пороге в гостиную, но она снова вырвалась, и заняла мою прежнюю позицию, у балкона.

— Тебе не нужно успокаивать меня. — тихо произнесла она, и облегченно расправила плечи, убедившись, что я не собираюсь больше ее преследовать. — Я не обижаюсь, Влад. Я привыкла.

— Ты лучше, чем все женщины, которых я знал. — выдохнул я. Скептически улыбнувшись, Измайлова холодно посмотрела на меня, застывшего на двух метрах от нее.

— Спасибо, конечно. Но я же объяснила, что не нуждаюсь ни в твоих объяснениях, ни в извинениях, ни жалости. Мне все равно, что ты обо мне думаешь. И то, что я — дурной вкус для тебя, меня только радует. Открою тебе секрет, Влад. Ты тоже далеко не подарок. И меньше всего я бы хотела нравиться тебе. Поверь.

— Ты лжешь. — уверенно заявил я. Этого просто не может быть. Я не глупец, и не слепой. И в этот момент в Дине говорит чисто женская обида.

— Думай, как хочешь. — равнодушно пожала плечами Дина.

— Я хочу думать, что тебе не безразлично мое мнение. — искренне признался я.

— Думай. — ледяное пренебрежение в голубых глазах всколыхнуло во мне не самые лучшие качества и порывы. Я не люблю, когда со мной играют. Играют бездарно…

— Мы не в театре, Дин. — говорю я, в одно мгновение пересекая разделяющее нас расстояние. Короткое противостояние, возмущенный всхлип, и ее тонкие кисти оказываются зажатыми за спиной одной моей ладонью, а другой, свободной, я с силой сжимаю лицо девушки так, что завтра на ее щеках могут выступить синяки от моих пальцев. Я, наверно, очень груб, а она сильно напугана, и, быть может, пожалею о своей несдержанности…. Я целую ее в плотно сжатые губы неистово и яростно, демонстрируя всю свою силу и превосходство. Гордиться нечем, веду себя, как последний мудак. Она сопротивляется, как умеет, пытаясь пнуть меня и отпихнуть от себя, но я полностью обездвиживаю несчастную, перепуганную до смерти девушку, распластав по балконной двери, и всем весом наваливаюсь на нее. Господи, какие огромные глаза, полные ужаса и обиды. Мне больно, так больно и стыдно смотреть в них, но ей сейчас куда больнее, чем мне. Ее дыхание с хрипом вырывается и легких, в груди, плотно прижатой ко мне, быстро-быстро колотится сердечко. Маленькая птичка все-таки угодила в лапы хитрого кота.

— Поцелуй меня, просто поцелуй меня. И я тебя отпущу. — почти с отчаяньем шепчу я. Мои пальцы, держащие, как в тисках лицо Дины, смягчаются. Я стараюсь передать ей взглядом все, что чувствую сейчас. Болезненное желание, нежность, гнев на самого себя, стыд и страх. Мне тоже страшно, Дина. Но я не признаюсь ей в этом. Никогда не признаюсь. Я нежно провожу кончиками пальцев по ее щеке и дрожащим в страхе губам, давая ей время успокоиться, смириться. Наши лица так близко друг к другу, дыхание смешалось, она больше не бьется, а только продолжает смотреть на меня затравленным взглядом, в котором мешается недоумение и что-то еще. Что-то неуловимое, хрупкое, как она сама. Длинные подкрашенные ресницы опускаются, когда я легонько касаюсь губами ее рта. Она больше не бьется, не сопротивляется. Я отпускаю ее руки и зарываюсь ладонями в шелковистое золото волос, растекающихся по обнаженным плечам. Если бы я был мечтателем и романтиком, то обязательно написал бы стихи об этом моменте. Я целовал женщину, которую люблю, и она мне отвечала. Вся ярость растаяла в этом бесконечном поцелуе, в который я вложил все, что еще жило и трепетало в моей душе.

— Ты лучше, чем все женщины, которых я знал, потому что не похожа ни на одну из них. — оторвавшись от влажных и теплых губ, прошептал я, ласково поглаживая ее лицо. Неужели это я сказал? Наверно, кто-то наверху решил зло подшутить, устроив мне настоящий накал чувств, и я… Я просто потрясен.

— Конечно, верю. — тихо отозвалась Дина. Взгляд ее прояснился, и она положила ладони на мою грудь… отталкивая. — Как я могу быть похожа на них?

Два озера, полных грусти печали теперь смотрели на меня с укоризной.

— Ты обещал, что отпустишь. — напомнила она, когда я снова потянулся к ней.

— Я не могу.

— Можешь. — уверенно заявила Дина, решительно отстраняясь. — Это я не могу позволить ничего большего. Ни тебе, ни себе.

— Ну, почему! — раздраженно бросил я. Разгоряченное тело болело и требовало продолжения, и она не могла не понимать, не чувствовать, какие страсти разбудила во мне.