Ежи Сосновский

ПАРТНЕТ

Помню, как я увидел их впервые. Это было на улице, по-моему, около «Маркс энд Спенсер», а может, у «Кэш энд Кэрри», во всяком случае, у входа в большой универмаг. Сначала мое внимание привлек статный мужчина в металлическом шлеме, откуда торчали какие-то провода. Он был очень оживлен, прямо-таки извергал энергию и бурно жестикулировал. Разговаривал он, наверное, со своей знакомой, но к ним присоединились еще несколько человек, и, глядя на эту небольшую группу, я понял, что передо мной не просто странный тип в экстравагантном головном уборе. Проводки тянулись за ним и соединяли его с другим субъектом в таком же шлеме; это был маленький человечек дебильного вида, лицо которого излучало неземное блаженство. Он пребывал в самом настоящем мистическом экстазе: со слезами на глазах рассматривал что-то на небе, в немом восторге полуоткрыв слюнявый рот.

Я не мог не рассказать об этом на работе и, помню, Богдан объяснил мне, что же именно я увидел. Сейчас все новое быстро входит в обиход, сказал он, не далее как на прошлой неделе я читал о такой штуке в «Internet Explorer». Называется «Партнет». Черт знает – то ли благотворительная деятельность, то ли паразитирование. Если у тебя в семье есть кто-то с низким уровнем IQ, можешь подключить его к своему мозгу – такая локальная сеть. Отсюда и название. Используешь чужой ум как приставку: твой мозг – процессор, а его – сопроцессор. У тебя на время подключения увеличивается объем памяти, скорость обработки информации и так далее, как если бы ты был гением. Ну, может, я преувеличиваю – уровень IQ у тебя возрастает на 70 % за счет потенциала партнера. Тот взамен получает поток мыслей из твоего мозга, скорее всего не вполне их понимая, но хотя бы частично участвуя в деятельности более высокого разума. Может, бедняга с этого что-то имеет, не знаю; говоришь, он выглядел счастливым?

Да, я точно помню, это было счастье; теперь я отлично представлял, как оно достигается: вторжение психологической «начинки» высшего существа в самую глубь разума ребенка, благоговейный восторг, вызванный потоком блестящих мыслей, непонятных, но зачаровывающих. С тех пор подобные пары стали встречаться все чаще: больницы, приюты, комнаты, до недавнего времени стыдливо скрываемые от мира, пустели, люди объединялись в интеллектуальные пары, поражающие ближних неожиданными ассоциациями, меткостью bon mot,[1] легкостью, с какой решались проблемы. Сайт [email protected][2] был засыпан объявлениями о работе для партнетских пар, а исследовательские центры больших предприятий практически отказались от одиночек. Слоган рекламной кампании фирмы АО «Партнет», монополиста на рынке, «Воспользуйся умственно отсталым родственником», вскоре утратил актуальность: уже не требовалось документально подтверждать родство, чтобы объединить в локальную сеть два мозга. Достаточно было согласия официальных опекунов или – в простых случаях – наиболее заинтересованного лица. В печати, правда, сообщалось о злоупотреблениях, критики открыто называли это явление разновидностью торговли живым товаром, но реклама в ответ на такие обвинения выдвигала в качестве убедительного аргумента альтруистический аспект изобретения. Несколько раз я и сам натыкался на сайты, где описывались случаи своеобразного исцеления: приводились интервью с теми, кому участие в программе «Партнет» дало возможность повысить интеллектуальный уровень и приблизиться к полноценным людям. Каждый раз, выходя из Интернета, я чувствовал омерзение – не могу точно объяснить, но мне казалось: во всем этом есть что-то нечестное и крайне неприличное.

Между тем АО «Партнет» расширяло сеть своих услуг, внимательно отслеживая спрос на рынке. А так как, несмотря ни на что, немалая часть общества высказывалась против нового слогана фирмы «Продвинь ближнего своего», была введена модель замаскированного соединения: шлем прикрывался шерстяной шапочкой, а провода тянулись из-за уха, под рубашкой или курткой, через рукав к ладони, где помещался разъем; партнет-пары стали менее заметны, издалека казалось, что люди просто держатся за руки. Когда однажды я увидел трех человек, идущих таким образом, до меня не сразу дошло, что начался новый этап кампании. Отныне к процессору подключали сразу по нескольку менее умственно развитых ближних; все рекорды побил человек, который разгуливал по улице Новый Свят с целым классом спецшколы, и я чуть не принял его за обычного учителя, куда-то ведущего своих воспитанников. Но вообще-то меня трудно было обмануть, потому что я всегда был начеку. Казалось, я окружен со всех сторон, на работу теперь почти все приходили с партнетами, в одиночку я справлялся с работой гораздо хуже них, мне уже грозили увольнением, и тем не менее я по-прежнему из этических соображений не хотел становиться электронным паразитом.

Однажды вечером я получил е-мэйл от Богдана. Это рано или поздно должно было произойти: грубо, хотя и по-дружески, он обрисовал мою ситуацию в фирме и спросил, не соглашусь ли я все-таки подключиться к локальной сети. Я понимал, что он предлагает мне это по доброте душевной, но раздражение слишком давно нарастало: я ответил ему длиннющим письмом, которое – я это отчетливо осознавал – будет распространено по всем порталам. Я апеллировал к совести, гуманности, цитировал сообщения о продаже умственно отсталых детей, а закончил тем, что не мог бы смотреть на себя в зеркало, если бы своим профессиональным уровнем был обязан использованию интеллектуального потенциала кого-то более слабого, чем я. Ответ Богдана был лаконичен: «Извини, но это недоразумение. Я не предлагал тебе стать в локальной сети процессором. Я хотел, чтобы ты подсоединился ко мне». Я не ответил.

На следующий день я получил уведомление об увольнении и потом долгие месяцы безработицы с мстительным удовлетворением наблюдал, как безумная затея с партнетами постепенно угасала. На улице все реже попадались цепочки держащихся за руки людей. У меня не было денег, чтобы оплатить подключение, я лишился Интернета, но догадывался, что, несмотря на старания партнетского лобби, в конце концов победили критики изобретения. За свое упрямство, за свою нравственную стойкость я заплатил высокую цену: лучшие годы провел на пособии и знаю, что уже никогда не догоню молодых, которые пришли на мое место. Но я чувствую, что мир освободился от страшного безумия. Нельзя так просто уничтожить христианскую этику европейца.

(Я смотрел на него с сочувствием и насмешкой. Он и впрямь полагал, что технический прогресс можно остановить? Неужели он не понимал: за эрой телеграфа всегда приходит эра беспроволочного телеграфа?

Я тряхнул головой, соединение прервалось. Открыв глаза, я резко сел на кровати.)