—  Яблоки, поди, из Алма-Аты привезли?

Сосед изумленно воскликнул:

—  Та шо вы кажэтэ?! А ну подь сюды.

Они завернули за плетень и, пройдя немного, оказались в саду.

— Дывись. То яблоки чи шо? Ще поздоровше пошукаемо. Глянь сюды. А то ще висыт? Гарбуз? — и, подпрыгнув, сбил палкой яблоко покрупнее того, что Иван Федосеевич увидел на праздничном ковре.

Но дело, конечно, не в яблоках и не в карпах. Огромное впечатление на него произвели богатейшие почвы, на кото­рых сам бог повелел выращивать пшеницу. Пустовали миллионы гектаров плодородной земли.

Занозой с тех пор засела в голове Вальцова мысль об освоении этих земель. Конечно, не все они были однородными, те казахские земли; по сведениям, полученным позже, какая-то часть из них могла быть и непригодной для посевов колосовых, потому что была засолена, но те земли, не столь уж и значительные, не могли и не должны были влиять па решение вопроса о подъеме целины. Потом он

работал председателем райисполкома, первым секретарем райкома партии, наконец, был избран секретарем обкома и отвечал за развитие сельского хозяйства в области. И повсюду за ним шагала его «болезнь». Где возможно, а порой даже где и совсем было нельзя, он говорил о новых землях, писал о них, напоминал.

Однажды — это было перед началом войны с фашист­ской Германией, — свою заботу Вальцов высказал Михаи­лу Ивановичу Калинину. В числе награжденных — Ивана Федосеевича вызвали тогда в Кремль для вручения ордена Трудового Красного Знамени — он был приглашен па банкет. А после него Вальцов, трое секретарей обкомов и ответственный работник ЦК партии Казахстана попросили Михаила Ивановича уделить им время для беседы. У каж­дого из них накопилось много вопросов, и ни один из них Калинин не оставил без ответа — таков уж был Всесоюз­ный Староста.

Вальцов, конечно, не мог не воспользоваться благоприятным случаем. Вопрос свой Иван Федосеевич сформулировал примерно так: наша страна нуждается в значительном увеличении хлебных запасов, потому что международная обстановка весьма тревожна, но, к сожалению, на значительное увеличение сбора зерна рассчитывать в ближайшие годы не приходится. Между тем в Советском Союзе пустуют огромные залежи плодородных земель, которые в несколько лет могли бы решить эту неотложную проб­лему.

Михаил Иванович ответил не сразу. Он пощипывал свою бородку и задумчиво, хмуро рассматривал пол. По­том поднял на Вальцова грустные глаза мудрого, многознающего человека.

—  Вас Иваном Федосеевичем зовут, если не запамято­вал?

—  Именно так, Михаил Иваныч.

—  Не буду, Иван Федосеевич, скрывать того, что, впро­чем, и для вас лично, как и для всех, здесь присутствующих, не является особым секретом. Не следует нам преумень­шать военной опасности, которая ныне сложилась в мире. Страна наша, уважаемый Иван Федосеевич, в не меньшей мере, чем в хлебе, нуждается в танках, хотя нам очень нужны и трактора.

Слово «очень» Калинин произнес с нажимом.

—  Да. Очень! — почти одновременно вслед за Михаи­лом Ивановичем повторили все те, кто присутствовали в ка­бинете Калинина.

Вальцов в ответ вздохнул.

—  Кто о том спорит, Михаил Иваныч? Нам, работникам села, это особенно понятно.

—  Лошадкой и плугом вековой целины не взять. Сам пахал, знаю цену мужицкому поту. Ее мощным трактором, не харьковским, а челябинским, видимо, и можно взять. Согласны? — спросил Калинин.

—  Пожалуй, — угрюмо согласился Вальцов.

—  А теперь подсчитаем, сколько мы в состоянии, обо всем забыв, выставить тракторов для подъема целинных земель хотя бы в Казахской ССР?

Иван Федосеевич остановил Калинина мягким движе­нием руки.

—  Не надо, Михаил Иванович. Понимаю… Сейчас о до­полнительных землях думать время не пришло.

—  Да, да, не пришло еще время. А придет, Иван Федо­сеевич. Придет непременно. — Калинин улыбнулся, но гла­за его оставались грустными. — Боюсь, мне до той поры не дожить.

Все они тогда дружно запротестовали, сказали все то, что обычно говорят человеку, если ему вздумается намек­нуть на быстротечность жизненного пути.

А он слушал, ласково улыбался и кивал, хорошо пони­мая состояние своих гостей.

Этот разговор расширил кругозор Вальцова. Именно тогда он понял, как еще узок его взгляд на истинно госу­дарственные проблемы, хотя и не мог упрекнуть себя в том, что, думая о решении зерновой проблемы, он забыл о го­раздо более важном и грозном деле—как уберечь страну, само дело социализма от коричневого нашествия. Трактор и танк — они ведь почти братья. Производственные мощ-

ности в те годы, увы, еще не позволяли решать обе проблемы одновременно. Нужны были прежде всего танки. Хлеб, разумеется, необходим человеку, завтрашнему солдату, но если без хлеба солдат может иногда потуже под тянуть ремень и выдюжить, без танка ему не обойтись.

Вот сейчас и приспело это время, но почему же медлят?

Реакция на письмо Вальцова в ЦК КПСС оказалась та­кой, какой не мог предугадать даже многоопытный помощник секретаря Центрального Комитета.

Однажды поздно вечером Вальцова вызвал к себе в ка­бинет министр.

—      Кто вас надоумил на это письмо?

Вальцов выслушал министра сидя. Но прежде чем от­ветить, встал, хотел по привычке огладить назад гимнастерку, но, смутившись, одернул костюм. Ответил четко, будто рапортовал:

—      Я писал, как член партии. И не сожалею о своем письме. Заявляю — буду писать и впредь. Все, о чем я написал, не является тайной, это насущная государственная проблема. Проблемы надо решать, и своевременно. Готов голову сложить, но от своих слов не отступлюсь.

Министр несколько опешил от столь решительных слов, ответил уже не громким рокочущим басом, а по-домашнему, тихо:

—      Да вы садитесь, — и с досадой махнул рукой. — Че­го стоите, как солдат перед генералом?

—      Я и есть солдат.

—      Солдат… Солдат… Заварил кашу, солдат, а мне ее расхлебывать.

—      Зачем вам? Я ее заварил, мне и хлебать.

—      Эх, Иван Федосеич! В прошлом вы политработник, а дипломатичности у вас ни на грош.

— Мне надоело играть в дипломатию. Я решил по-солдатски, по-мужицки…

—      Да сядешь ли ты, наконец! — уже не на шутку рас­свирепел министр. — Мне гнать тебя приказано в три шеи. Тебе это понятно или нет?

Вальцов не сел, а рухнул в кресло. Не испугался. Поразила нелепость услышанного. И расхохотался.

У министра, казалось, глаза полезут на лоб. Человека гнать намереваются, а он хохочет. Покачал головой.

—      Поди, с ума спятил?! — заговорил совсем тихо. Он любил Вальцова, хотел сделать его одним из своих заме­– стителей. И вот такая неожиданность. — Доктора звать или коньяком отпаивать?

—  Предпочитаю последнее.

Министр вышел в заднюю комнату и сам вынес оттуда два бокала с коньяком и под мышкой бутылку «боржоми».