— Может быть, ему в голову и закрались какие-либо подозрения, но со временем они уйдут.
— Что ж, надо продолжать работать в этом направлении. Будем работать с удвоенной энергией: лично регент следит за успехами нашей работы! Вам выпала огромная честь!
— Благодарю, но я просто исполняю свой долг, Сергей Васильевич…
Глава 28
Солдаты были только-только от котла. Поев чечевицы и немного селёдки, вспоминая с некоторым вожделением "сытное былое" — гречневую кашу с мясом — построились в шеренги. Правда, со стороны этот строй уже не производил прежнего впечатления, одежда поношенная, сапоги просили каши, сумрачное выражение на лицах. Да и грязь повсюду…
Да-с, такой была вторая стрелковая бригада Северного фронта. Великий князь Николай Николаевич, скорее всего, пришёл в ярость при виде этого, пожелал бы дать по морде кому-нибудь из солдат, обругать начальника, заодно обкостерив офицеров. Но сейчас перед этим строем стоял не Николай Николаевич, и не Рузский — сейчас перед ними стоял Лавр Георгиевич Корнилов. Это было второе его выступление перед солдатами.
— Я сомневаюсь, что ещё кто-то не знает о подавлении мятежа в Кронштадте. Предавшие долг и честь Родины, матросы, не нюхавшие пороха, не ходившие в атаку на германские окопы, не бившие немца — отказались воевать. Да они вообще, воевали? Нет! Но пока вы все проливали кровь во имя своей страны и своих семей, эти изменники убивали своих офицеров — и понесли должное наказание. Весь мир узнает о том, как низко пали матросы Кронштадта, уподобившись зверям! С ними спелись и запасники батальонов столичного гарнизона. Они тоже не захотели воевать, ни разу не увидев вражеских окопов! Им плевать, как вам, русские люди, здесь тяжело! Они хуже немцев, они хуже изменников, они хуже людей! С такими у нас разговор короткий! — командным голосом вещал Корнилов, глядя на построившихся стрелков.
Позади Корнилова как раз затравленно озирались по сторонам окружённые караульными люди, человек сто. Некоторые из них, правда, с усмешкой, а то и с ненавистью смотрели на вещавшего Корнилова, на солдат, на свою стражу.
— Теперь всех трусов, дезертиров, предателей, которым захочется бросить своих фронтовых товарищей, предать царя и отечество, дорога в штрафной батальон. Такие люди будут искупать свою измену кровью. Германской. Или своей, — Корнилов особо выделил последнее. — И уж можете поверить, пощады к таким людям не будет никакой.
Гробовое молчание. Солдаты осознавали смысл нововведения. Начальство, похоже, хотело взять за горло фронтовиков. Только вот и тыловых надо было бы приструнить…
По этому поводу Лавр Георгиевич по прямому проводу сообщался с Великим князем Кириллом. Операторы "Бодо" волновались, но всё-таки отбивали сообщения с невероятной скоростью. Ещё бы, такое начиналось-то!
"Северный фронт узнал о введении штрафных батальонов. Как предлагаете их использовать?" — выбивал в Пскове телеграфист.
"Посылать в авангарде. Позади необходимо оставлять нескольких пулемётчиков и надёжные части. Любую опасность перемёта на германскую сторону или бегства — пресекать. Штрафники должны понимать, что их единственная надежда — победить. Сейчас нужны жёсткие меры" — последовало в ответ.
"Тыл необходимо менять. Ужасное состояние. Солдаты без сапог, проблемы с огнеприпасами и продовольствием. Овса и сена коням не хватает. Перебои с поставками топлива"
"Уже вечером по фронтам разойдётся приказ о перемещении на должности снабженцев фронтовиков. В первую очередь — надолго потерявших боеспособность из-за ранений, но готовых работать на благо страны. Нужны стойкие люди, которые бы не поддались быстрому растлению тыла. Привлекайте беженцев для разгрузок эшелонов и доставки грузов. Вскоре будут вновь призваны на службу сотрудники министерства внутренних дел и пограничной стражи, вышедшие на пенсию. Некоторое число будет направлено и для нормализации работы тыловых служб. Поддерживайте жёсткую дисциплину везде. Особенно жёстко относитесь к дезертирам и отказывающимся воевать, желающим замириться. К Вам уже выехал для военной агитации Николай Степанович Гумилёв. Вместе с ним будет несколько не менее ценных сотрудников Службу Имперской Безопасности. Окажите всяческое содействие. Верховный Главнокомандующий Кирилл Романов".
Оператор "Бодо" в Ставке отёр пот со лба. Да, интересно развивались события! Этот же телеграфист выбивал сообщения главнокомандующим фронтами перед отречением Николая.
— Ваше Высочество, Псков ответил: "Всё будет сделано. Обещаю, дисциплину восстановим. Всеми мерами. Жду Гумилёва и жандармов. Главнокомандующий Северным фронтом Лавр Корнилов".
— Хорошо, — Кирилл кивнул. Он надеялся, что штрафбатов будет создано не так много. Пока что туда попали только кронштадцы и некоторые запасники гвардейских батальонов. Нужно было показать, что ждёт всякого, кто пойдёт против командира и царя, чтобы не допустить падения дисциплины. Конечно, без нормального снабжения и при бесконечном сидении в окопах боевой дух на должном уровне держать нельзя. Но что оставалось делать? Эту войну надо было закончить с победой. Иначе к чему миллионы погибших, раненых и пленных, которых в известной Сизову истории просто постарались забыть, обозвав эту войну "империалистической"…
Вечером прошлого дня Николай Степанович Гумилёв попросил Главковерха его принять.
Поэт был сильно взволнован, на его лице угадывалась напряжённая работа мысли: сомнения, размышления, надежда, боязнь, стеснительность и многое, многое другое
— Николай Степанович, судя по всему, Вы пришли проситься не назначать Вас главой Осведомительного агентства? — иных причин для столь странного визита и усталого вида Гумилёва Сизов придумать просто не мог.
— Да, Вы угадали. Я думаю, что мне не справиться с работой. Мне не хочется сидеть где-то в Петрограде на крыше напротив Таврического дворца, зачитывая "Незнакомку" снова и снова, когда вокруг кипит, бурлит жизнь! Для меня более привлекательна работа в какой-нибудь дивизии или полку. На передовой. Именно там, а не в кабинетах, жизнь, я могу ощутить её биение, я там нужен. А не в качестве главы аппарата чиновников, которым не под силу стать поэтами, и поэтов, которым ненавистна мысль стать чиновниками.
— Что же, — Кирилл на мгновенье задумался. — Вы не против назначения Вас в качестве одного из сотрудников Осведомительного агентства Северного фронта? Именно там наихудшая обстановка с дисциплиной. Вы там будете на своём месте, Николай Степанович. Готовы приступить к работе?
— Есть, Ваше Высочество! — Гумилёв подобрался. Ну вот, наконец-то более или менее военный вид! Таким, наверное, его видели немцы и австрийцы.
А потом наконец-то доложили информацию о взрыве у дома Николая Александровича.
Личность бомбиста удалось установить: Зимин Сергей Михайлович, из разночинцев, служил чиновником при отделе снабжения. В подозрительных компаниях не замечали, во всяком случае, иного пока что никто не сообщил. В карты не играл, бывало, пил, но запоями не страдал. На работу в Ставку перешёл в декабре прошлого года, шёл на повышение. Наружного наблюдения за ним никто не устанавливал: Зимин в связях с вражеской разведкой не подозревался, сведений о его сотрудничестве со спецслужбами союзников тоже ничего не было известно.
— Маленький человек, прямо-таки Акакий Акакиевич, — невесело усмехнулся Кирилл.
— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! Гоголь будто бы с него свою "Шинель" писал, — ответствовал докладчик из Службы. Да вот только не может человек в Ставке быть из ниоткуда. Мы пока что поднимаем причины его перевода в Могилёв, связи с политическими кругами и прочим. Но на это нужно больше времени. Пока что мы имеем только это немногое. Слава Богу, мы его хотя бы смогли опознать. В отделе снабжения не могли найти пропавшего сотрудника, об этом сообщили ещё вечером того дня, когда было совершено покушение. Опознали же по примете: Зимин никогда не расставался с маленьким, доставшимся от родителей серебряным крестиком. На шее трупа как раз висел он, взрыв его практически не тронул, только от гари пришлось отчищать.