А с Малой Дворянской послышался рокот моторов: на грузовиках прибыло подкрепление. Чуть отставала от них конная сотня с…пушкой! Точно! Артиллерия прибыла!

— Вперёд! Наступаем! — радостно воскликнул подпоручик, позабыв об усталости. Словно крылья выросли у него на спине!

Солдаты и городовые обогнули с ним Большую Посадскую, на которой шла вялая перестрелка: обменивались не только пулями, но ещё и матом. Один лишь вид наступавших кирилловцев заставил рабочих и запасников бросить оружие. Похоже, противник просто выдохся при наступлении на баррикады, на что и надеялись Сизов с Кутеповым.

Аксёнов думал, что если бы и на германском фронте так же легко можно было бы опрокидывать противника…

На Монетной улице почти никого и не встретили. Обошли Императора Александра лицей и по Большой Монетной вышли на казармы Лейб-гвардии Гренадерского полка.

Вот здесь пришлось охладить пыл: запасники заняли казармы и приготовились дать отпор. Похоже, Совет обещал, что пришлёт помощь и вот-вот отобьют напор кирилловцев.

"Подкрепление" и вправду подошло: "соседи" Аксёнова гнали прямо на него отступающих восставших, около сотни или двух. Те, едва выйдя к казармам и наткнувшись на совершенно неожиданный здесь огонь, сперва остановились, а затем стали бросать оружие и поднимать руки.

— Господа, может, предложим этим сдаться? — предложил штабс-капитан, кажется, из "румынцев".

Все офицеры собрались на импровизированный совет на виду у здания казарм, запыхавшиеся, мокрые, хмурые. Радости, конечно, было маловато от измотавшего противника боя за баррикады и блестящего прорыва к одному из вражеских центров: всё-таки били не германца, не турка, не мадьяра, не австрийца — своих били…

— Предложить можно. Но кто там сейчас? Убивавшие своих командиров звери? Поднявшие руку на власть? Не подчинившиеся приказам? Там революционеры и бунтовщики. Такие если и сдаются, то норовят метнуть бомбу при этом. Нет, господа, я, конечно, согласен, что надо дать им возможность сложить оружие, — вздохнул Аксёнов. — Однако вот-вот должны подойти артиллерия и пулемётчики. Я предлагаю, если они откажутся сдаться, открыть огонь по этим казармам.

— То есть Вы… — это уже шатен-поручик, тоже "румынец". Он командовал кирилловцами, которые гнали к казармам, на солдат Аксёнова, восставших.

— То есть я предлагаю расстрелять ко всем чертям это здание. Из пушек и пулемётов. Никакой пощады убийцам и бунтовщикам. Великий князь Кирилл правильно говорил об этом. Мне уже рассказывали о том, что творилось в Кронштадте и Гельсингфорсе. Я думаю, что со своими офицерами запасники поступили едва ли лучше. Особенно на второй день боёв против правительства.

— Что ж, господа, сперва предложим гренадерам сдаться. А потом — по обстановке, — заключил седовласый штабс-капитан.

Предложили. В ответ — лишь выстрелы да пару особо заковыристых ругательств. Похоже, в казармах собрались самые бедовые.

Прибыла артиллерия…

— Господа, мне жаль, что приходится стрелять по своим же, но иного выхода я просто не вижу, — Аксёнов вздохнул.

Заряжали целую вечность. Вот снаряд в казённой части, секунда…

Огромный цветок из кирпича, дерева и щебня расцвёл на воротах казармы. В оседавших клубах пыли можно было разглядеть тела, валявшиеся на полу казармы.

— Ещё залп! Пять метрами правее! — что-то нашло на Аксёнова.

— Это уже чересчур! — одёрнул штабс-капитан. — Снова предложим сложить оружие, не хочется бросать солдат на штурм, под пули. Они же там совсем озверели!

На этот раз в ответ на предложение сдаться выстрелов не последовало. Просто начали выходить люди, бросавшие оружие. Многие — грязные, в крови, это были те, кого задело выстрелом из пушки.

А потом было посадка на грузовики и снова — бой. Брали казарм Лейб-гвардии Московского полка и несколько заводов, вокруг которых собирались вооружённые рабочие. Совет, а точнее, созданный при нём штаб восстания, не смог вовремя собрать силы для обороны Гренадерского моста — и на Выборгскую сторону начали наступать с двух сторон. А чуть позже — даже с трёх. Кутепов бросил пулемётные, инженерные бригады и юнкеров через Охтенский мост, обошедший восставшие заводы с юга и юго-востока.

А в южных кварталах города кексгольмцы и латыши вышли навстречу конному корпусу графа Келлера, чьи передовые части уже подступили к пригородам ближе к ночи. Восстание, едва не ставшее революцией, удалось подавить, утопив в крови. Закалённые в боях на фронтах Великой войны солдаты легко справлялись с запасниками, не участвовавшими в настоящих сражениях, и давили численностью рабочих, революционное воодушевление которых не могло тягаться с винтовками и пулемётами.

А пока кирилловцы восстанавливали порядок в городе, Сизов воевал за программу реформ…

Глава 17

Пока шла борьба на баррикадах, в Думе разразилась настоящая буря. Кирилл всеми способами пытался её оттянуть, даже пошёл на такой "детский" шаг, как раздать депутатам количество текстов с его проектами в десять раз меньшее, чем число думцев. Помогло, но не очень.

Зал гудел, особенно правые депутаты-октябристы и кадеты. Левые в основном помалкивали, ожидая, что же будет. Националисты безмолвно взирали безучастно на разворачивавшееся действо.

Кирилл вернулся на заседание, когда буря уже вовсю гремела. Депутаты только тут поняли, насколько сильно их обманули, заручившись поддержкой совершенно…неподходящих думцам документов. Выразителем мнения несогласных стал Гучков. Сняв пенсне, он поднялся с кресла и занял место у кафедры. Сизов же в это время сидел в первом ряду, между Коноваловым и Мануйловым.

— Это вздор, господа, сущий вздор! — Александр Иванович махал листками с основными положениями реформ Кирилла. — Как можно отдать в руки рычаги давления на работодателей? Где это видано, чтобы всякий, кто проработал более трёх месяцев на заводе, получил акции этого завода? Где видано, чтобы государство в прямом смысле заставило поголовно всех предпринимателей создать из их предприятий акционерные общества? Где видано, чтобы рабочие получили в общей сложности до сорока девяти процентов акций? Я жалею, что проголосовал за эти реформы, ослеплённый паническим настроением! Я требую, чтобы результаты голосования были аннулированы, и мы вновь проголосовали по данному вопросу! Пусть я и не являюсь членом Государственной Думы, но на правах министра я буду требовать этого! Но более всего меня поразил своё глупостью проект страхования рабочих от увольнения! Разве не вправе хозяин уволить своих рабочих по важным для него причинам? Разве должен он что-то платить, кроме выходного пособия, если пожелает? Разве где-то ещё, в какой-то стране мира хозяин будет оплачивать восемь десятых этой страховой выплаты, а две десятых будет выплачивать государство? И это за увольнение, причиной которому может быть любой случай, любое недовольство хозяина рабочим, кроме его непрофессионализма! Это же превратит миллионеров в банкротов, это же даст профсоюзам власть, рычаги давления на предпринимателей!

"Зато вот против отмены сухого закона Гучков даже не заикнулся" — с горькой усмешкой подумал Сизов.

— А вы взгляните, господа, на проект земельной реформы! Все государственные, помещичьи, церковные, монастырские земли переходят в руки земельных комитетов, чтобы затем они распределили наделы между крестьянами! Да, пусть в комитетах пополам представителей от правительства и общин, но всё же, отдавать эти земли без немедленной компенсации бывшим владельцам? А вам известно, господа, что большинство земель заложено в банках, что их владельцы должны государству огромные суммы? И всё это — пустить на ветер, господа?

Правые громко выражали одобрение словам Гучкова. Даже Родзянко, владевший огромными наделами, захлопал в ладоши. В общем-то, Сизов предполагал подобное развитие событий.

Зато немногочисленные левые, дождавшись, когда Гучков сойдёт с кафедры, поднялись и стоя зааплодировали. Не Гучкову — Сизову. Один из их представителей прорвался к кафедре.