Приступы смертельного страха, подобно отголоскам землетрясения, повторялись с большей или меньшей силой, и всякий раз мне казалось: этот — последний. Это — конец.
К счастью, я попал в руки очень компетентного врача, который помог мне побороть страх смерти. Поначалу с помощью лекарств, а затем — усилием воли. Процесс постепенно облегчался сознанием того, что симптомы те же самые, которые мне неоднократно удавалось преодолевать, и я научился купировать чувство беспокойства и тревоги, перераставшее в страх смерти. Иными словами, понял, как вырваться из этого чудовищного заколдованного круга.
Я довольно долго и основательно наблюдал этот процесс, так что у меня не осталось сомнений: в мозгу существует некий центр или, вернее, «круговорот» (neuronal circuit), который при нормальных обстоятельствах активизируется — выделяет различные «гормоны стресса» — лишь в том случае, если информацию, поступающую от органов чувств, мозг воспринимает как смертельно опасную ситуацию.
Мне довелось пережить и смертельно опасные ситуации: в детстве, когда во время осады Будапешта дом сотрясало от прямых попаданий, и в годы принудительной воинской службы в угольных рудниках, где крепления трещали над головой, грозя рухнуть. Однако с подобными опасностями можно свыкнуться. Разумеется, и здесь помогает примирение с мыслью о смерти, то есть преодоление страха перед нею, и самовнушение: нет, не рухнут на голову ни крыша, ни крепления в шахте. Против внешних опасностей подобные доводы рассудка оказываются действенными. Гораздо труднее оказалось десятилетия спустя побороть зародившийся в собственном мозгу беспричинный страх.
Я говорю «беспричинный», поскольку возникавшие во время разработки препарата обычные, повседневные производственные конфликты никак нельзя причислить к опасным для жизни. Куда им до схваток наших далеких предков с саблезубыми тиграми! Людям приходилось напрягать все силы, чтобы избежать гибели, а вот от ментальных, психологических стрессов, все чаще поражающих нас в последние столетия, не способны защитить ни физическая выдержка, ни попытки уклониться, спрятаться от этих незримых ударов. Оно и понятно: за столь короткое время не успел произойти процесс отсева древних стрессовых механизмов и отбора физиологических реакций, способных противостоять стрессам новых времен. За отсутствием естественных защитных механизмов страх смерти взвинчивает, наращивает свое воздействие. Это как в усилителе: когда даешь слишком громкий звук или же микрофон оказывается слишком близко к динамику, то система выходит из равновесия. Только ведь в мозг не проникнуть с такой легкостью, с какой поворачиваешь рычажок усилителя или отодвигаешь микрофон подальше.
По моему убеждению, одолеть иррациональный страх можно, лишь «примирясь» со смертью: для меня первым и важнейшим шагом на этом пути было отринуть укоренившуюся в нашем сознании ошибочную мысль о смерти как Божьей каре. Впрочем, общего, единого для всех рецепта не существует. Каждый сам должен заключить мир со смертью, чтобы страх перед ней не омрачал жизнь. Мы же можем лишь оказать помощь.
Почему нам необходимо сознание законности и доступности легкой смерти?
Если, исходя из нашей духовной, умственной и эмоциональной сути, считать ценнейшим даром человеку и его целью счастливую и благополучную жизнь в этом мире (к чему должен стремиться каждый из нас, покуда не настанет Царствие Божьей любви), то каждому из нас ради достижения благой смерти следует выработать не только собственный верный подход к жизни, мировосприятие и представление о Боге. Помимо этого каждый из нас обязан сделать все возможное, чтобы общество в целом как можно скорее избавилось от страха дурной, тяжелой смерти. Тогда и жизнь предстанет перед нами дивным сокровищем, которое никто не позволит принести в жертву ни Мамоне, ни богу войны.
Мы уже говорили о том, что с точки зрения биоэволюции необходимо различать страх перед внезапной смертью, обрывающей жизнь в расцвете лет, и естественной кончиной, неизбежно ожидающей нас по завершении жизненного пути. Первый из них является частью наследственной защитной системы организма, Божьим даром человеку. Он охраняет нас от опасностей, активизирует запасы энергии, обостряет реакции, чтобы одолеть угрозу для жизни или спастись бегством. Этот «рациональный» страх смерти в репродуктивный период жизни является важным фактором естественного отбора, направленным на продолжение и сохранение рода. А вот иррациональный ужас перед неизбежной естественной кончиной на закате жизни (особенно характерный для западной цивилизации) вряд ли можно считать дарованным свыше. Напротив! Нам на долю выпадает ограниченная во времени жизнь, лишь песчинка в вечном круговороте жизни, и даже эту короткую жизнь способны омрачить два чудовища, подстерегающие нас на старости лет: унизительное страдание перед концом и страх перед неотвратимой кончиной.
Что касается страха физических мучений в последние часы жизни, то лишь мазохисты не страшатся боли, которую каждому из нас в той или иной степени доводится испытать. А если подумать о наших предках… Камень в почке или воспаленный зуб могут причинять неимоверные страдания, которые не каждый из них способен был пережить. В наше время камень дробят или удаляют под наркозом, абсцесс надкостницы вскрывают под местной анестезией или же вырывают больной зуб. Несмотря на это многие испытывают страх перед визитом к хирургу или стоматологу, хотя и знают, что предстоящая процедура, пусть и неприятная, избавит от боли и позволит жить дальше как ни в чем не бывало.
Но муки последней, роковой болезни становятся невыносимыми именно в силу их бессмысленности: ведь сколько бы мы ни старались, сколько бы ни вынесли страданий, к полноценной жизни возврата нет. Смириться с пыткой агонии особенно тяжко тем из нас, кому не дана вера в то, что отпущенные судьбой страдания будут вознаграждены в мире ином.
Страх перед болезненным и унизительным концом, возрастающий по мере старения, может смягчить, ослабить лишь осознание того, что родные и близкие не допустят напрасных страданий и придут нам на помощь, когда, пользуясь правом распорядиться собственной судьбой, мы решим уйти из бытия, уже не совместимого с понятием разумной жизни.
Огромное облегчение — сознавать, что врачи не станут продлевать страдания больного до бесконечности лишь потому, что современная фармакология и биотехнологии делают это возможным. А сестры и сиделки, когда сами будут не в силах наблюдать боль и унижение умирающего, — украдкой, под покровом ночи, в обход закона, — не дадут ему ту самую, желанную дозу морфия. Эта словно в издевку именуемая пассивной эвтаназией доза, кладущая конец не только боли, но и жизни, не намного гуманней процедуры усыпления собаки. Скорее наоборот: животное держит на руках любящий хозяин, тогда как запрещенная законом эвтаназия применительно к человеку неизбежно осуществляется втайне, без свидетелей.
Поэтому необходимы институты эвтелии и утвержденное законом право на эвтаназию. Тогда, если придется выбирать не между жизнью и смертью, а только лишь между легкой и мучительной смертью, у нас будет надежда и даже уверенность, что с помощью милосердных ближних мы удостоимся хорошей смерти; в последний час окажется рядом человек, который с состраданием и должным профессионализмом поможет переступить роковой порог. А закон — обеспечив максимальную защиту от злоупотреблений — гарантирует каждому желающему это элементарное право.
Помощь… помощь в смерти! Звучит по-христиански благостно. Эвфемизм впечатляет. Однако попытаемся ответить на вопрос, который неизбежно задают противники легализации эвтаназии, ссылающиеся на церковное учение, в сущности ими не продуманное: не является ли эвтаназия убийством?
Вновь обратимся за ответом к Библии, к первым ее страницам, а именно истории первого человекоубийства. «Где Авель, брат твой?» — вопросил Господь Каина. А после того, как братоубийца попытался оправдаться, Господь сказал так: «…что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли» (Быт. 4:9 — 10). Пролитая кровь взывала к Господу о справедливости, ибо Авель не собирался умирать. Напротив, он явно хотел жить: ведь именно перед гибелью своей принес он дар Богу, и дар его был принят. С какой стати стремиться к смерти Божию избраннику!