Над целью вспыхнули осветительные бомбы. И тут же по небу заметались лучи вражеских прожекторов, открыли огонь зенитки. Нажимаю на кнопку, и тысячекилограммовая бомба вместе с бомбами моих товарищей рушит вражеские укрепления, уничтожает захватчиков. Вот над объектом взметнулся огромный столб огня. Видимо, одна из бомб угодила в склад боеприпасов.
- Как думаешь, Леша, гостинец весом в одну тонну пробьет перекрытие немецкого блиндажа? - спрашивает командир.
- Конечно, пробьет! Шутка ли: тысяча килограммов. Главное, чтобы попала куда надо.
- А куда ей деваться? Товарищи хорошо осветили цель. Да и наземные прожекторы наведения здорово помогают, - замечает Василий.
Глубоко зарылись в землю гитлеровцы под самым Ленинградом. Мощные железобетонные укрепления не смогли разрушить ни артиллерийские снаряды, ни бомбы малых калибров. И вот теперь [162] мы применяем тонные бомбы, впервые в этой войне.
Мощные облака преградили нам путь к аэродрому. Все чаще сверкает молния, усиливается дождь. Самолет бросает то вниз, то вверх. Пробуем снизиться под облака, но они все ниже прижимают нас к земле, мы попадаем в ливень. Вода, словно из ведра, течет по стеклам кабины, ничего не видно. Полет действительно слепой. Решаем обходить грозу. Отклоняясь все время влево, мы достигли района Рыбинска и уже оттуда возвращались домой, израсходовав почти все горючее.
Трудной оказалась эта ночь. Она запомнилась многим из нас на долгие годы. Из вылета не вернулись домой два наших экипажа. Что с ними? Где они?…
Почти год летали вместе летчик Илья Мусатов, штурман Артем Торопов, стрелок-радист Малик Чариев. Они стали настоящими мастерами бомбовых ударов. Мусатов - отличный летчик, отважный волевой командир. Торопов хорошо владел всеми средствами ориентировки, всегда точно поражал цель. Артем - из тех людей, которые при первой же встрече внушают доверие, становятся близкими. Чариев - классный радист, уже сбил несколько истребителей врага, неоднократно был ранен, признавался негодным к летному делу, но продолжал летать.
На подходе к Ладожскому озеру Чариев заметил истребитель Ме-110, который тут же открыл огонь. Трасса пуль прошла через кабину радиста, ранила Малика в плечо. При повторной атаке были ранены летчик и штурман, поврежден самолет. Превозмогая боль, Чариев первой же очередью послал к земле истребитель. Когда Торопов сбросил бомбу, самолет обстреляли зенитки. Яркая вспышка ослепила [163] экипаж. Самолет осветили прожекторы. Вскоре повторилась атака. Один из снарядов попал в крыло, осколки другого повредили фюзеляж. Машина загорелась. Скольжением до высоты 1000 метров летчику удалось сбить пламя. Но многие приборы, компас штурмана были разбиты, не стало связи. Мусатов, раненный в руку и плечо, из последних сил вел корабль. Торопов движениями рук показывал направление на запасной аэродром, давал сигналы бедствия красными ракетами. Наконец, появился аэродром Пороги, на нем еле виднелось «Т», обозначенное кострами. Штурман израсходовал все ракеты, а посадочный прожектор все не включали (он оказался неисправным), Мусатов приземлился в полной темноте. В конце пробега самолет встал на нос. Захлестали из поврежденных баков горючее и масло. К счастью, машина не загорелась. Работники БАО помогли экипажу выбраться из самолета. Первую помощь раненым оказали в лазарете.
Днем прилетел замполит полка майор А. Я. Яремчук и отвез экипаж в Калинин. В госпитале авиаторам сделали операции, стали лечить, но больные оказались «неблагодарными» - через неделю мы улетали в Липецк, и, чтобы не отстать от товарищей, экипаж сбежал из госпиталя…
Большой выдержкой, мужеством, мастерством и скромностью отличался лейтенант Душкин. В полете, в любой ситуации, он всегда оставался спокойным. Вместе со штурманом Михаилом Сухаревым и радистом Петром Колесниченко он успешно выполнял боевые задания. В этом полете, кроме основных членов экипажа, в самолете находился и техник А. В. Розживин. Он испытывал специальное оборудование. Уже трижды приходилось Душкину оставлять подбитый зенитным огнем или разрушенный [164] стихией самолет, пробиваться через фронт на свою землю. Возвращаясь в полк, Иван отказывался от отдыха, снова рвался в бой. Ни в какую судьбу он не верил. «Судьба - это пустое слово, - любил говорить он. - Человек свою судьбу делает сам». И вот четвертый случай.
…Самолет на боевом курсе. Сотни зенитных снарядов кромсали небо, рвались вокруг. Штурман Сухарев сбросил бомбу, тысячекилограммовую. И вдруг рядом, ослепительно сверкнув, с глухим треском разорвался снаряд, затем второй, третий. Одним из них повредило мотор, он стал давать перебои. Со снижением полетел Душкин от цели. Уже пройдена значительная часть пути, но впереди появилась новая опасность - гроза.
В боевых вылетах нас подстерегало много разных опасностей. Могли сбить зенитки или истребители. Случались и столкновения в воздухе, отказы моторов… И вот - гроза. Яркая молния ослепила глаза. Потом самолет вошел в облака, его окутала непроглядная мгла.
Перестал работать правый двигатель бомбардировщика. Душкину пришлось снижаться, чтобы «проскочить» под облаками. Но стихия распорядилась по-своему. На высоте 600 метров огромные воздушные вихревые потоки свалили самолет на плоскость. Словно щепку в бушующем потоке воды, его бросало из стороны в сторону, прижимало все ниже и ниже, и наконец вертикальный поток большой силы швыряет бомбардировщик на землю. Катастрофа!… Погибли И. Е. Душкин, М. Н. Сухарев, А. В. Розживин. И только каким-то чудом среди обломков остался живым стрелок-радист Ф. П. Колесниченко. Случилось это в районе аэродрома Пороги. Там и похоронили храбрых воинов. Иван Душкин и его друзья по экипажу прошли [165] через трудные испытания воины. Они сделали все, что могли, сражаясь с врагом…
Да, не все возвращались на свой аэродром. Война продолжалась. Она вырывала из наших рядов все новых и новых боевых товарищей. Погибали молодые жизнерадостные парни, так мало еще познавшие радости жизни. Потери в бою неизбежны. Мы понимали это всегда. Эти потери друзей еще больше усиливали нашу ненависть к врагу, звали к мести. Мощнее становились наши удары.
14 августа мы вернулись на аэродром Липецк. В это время войска Степного и Юго-Западного фронтов вели упорные бои на подступах к Харькову. Враг создал вокруг города мощные укрепления. Два ряда дотов, насыщенных большим количеством огневых средств, преграждали путь наступающим. Бои разгорелись на фронте протяженностью в 200 километров. Действия наземных войск с воздуха поддерживали авиация фронтов и самолеты АДД. Наш полк способствовал наступлению Степного фронта. Целями для бомбовых ударов были скопление войск и техники немцев в населенных пунктах Люботин, Богодухов, Ахтырка, Валки, Рогань, Дергачи и места сосредоточения гитлеровских резервов в Полтаве, Конотопе, Ворожбе, Ромнах, Краснограде, Ромодане, Гомеле.
Летали мы каждую ночь. Преодолевая усталость, наносили сокрушительные удары по врагу. Мы радовались, что наши войска наступают, освобождают родную землю.
Нас вдохновляло обращение ЦК КП(б)У, Президиума Верховного Совета и Совета Министров Украины, зачитанное секретарем партбюро полка А. М. Юкельзоном: «Выходи на решающий бой, народ Украины! В борьбе мы не одни. Плечом к плечу с нами идут русские, белорусы, грузины, армяне [166] - сыны всех народов Советского Союза… Вперед, в наступление на врага!»
Среди летчиков царило приподнятое настроение. Слышны шутки, смех.
- Ну, Иван, начинаем гнать немцев с Украины по-настоящему. Скоро, очень скоро и твоя Полтавщина будет свободной, - говорит Владимир Борисов Ивану Доценко, высокому, стройному летчику, никогда не унывающему весельчаку родом из Диканьки.
- Полтавщина и моя родина, - вмешался в разговор Федор Василенко. - Так что радоваться будем вместе с Иваном Доценко.
- Принимайте в компанию и меня, я тоже полтавчанин, - слышим бас начальника связи нашей 2-й эскадрильи Василия Гречки.
- А вернее будет сказать, что радоваться будем мы все. Ведь Полтавщина - частица родной и дорогой всем нам советской земли, - заметил мой командир Василий Алин.