На рассвете с нашего аэродрома поднялся в воздух маленький По-2. Удивительная это машина. Вероятно, никто не ожидал, что учебный самолет, сконструированный несколько лет назад для начального обучения летчиков, окажется таким ценным оружием на войне. На нем выполнялись задания по связи, разведке погоды, разведке войск врага, а потом он стал и… бомбардировщиком. Немцы боялись надоедливого «кукурузника», этого «рус-фанер», который не давал им спать по ночам. Командование гитлеровцев за каждый сбитый По-2 платило деньгами и награждало железным крестом.

Вот на таком чудесном самолете полетел в разведку лейтенант Парахин. Позади остались Валуйки. Под самолетом появились села с белыми хатами. Среди них темнели пожарища. Совсем недавно здесь проходил фронт. Парахин внимательно осматривал зеленеющие поля. Где-то здесь и должно быть место приземления нашего бомбардировщика. Парахин искал Ил-4, летая по кругу, постепенно увеличивая его радиус. На третьем заходе он заметил машину, которая, словно птица, лежала на земле с раскинутыми крыльями. Подлетел ближе. С земли члены экипажа машут руками, подбрасывают вверх шлемофоны, радостно встречают однополчанина.

Парахин отметил на карте место приземления бомбардировщика и стал выбирать площадку для посадки. Вокруг овраги, дороги и кусты. Увлекся поисками площадки и не заметил, как два самолета с большой скоростью пролетели мимо. Парахин еле успел заметить кресты на фюзеляжах. Самолеты вдруг развернулись и стремительно помчались [130] и маленькому невооруженному По-2. Начался неравный бой. Истребители пытались зайти Парахину с двух сторон, взять его в «клещи». Но летчик разгадал намерение врага, он энергично отдал ручку от себя и с большим углом пошел к земле, перевел самолет на бреющий полет. Используя глубокие овраги, балки, отдельные деревья, кустарник, летчик начал маневрировать. Временами он уменьшал газ и, казалось, шел на посадку. Потом, взмыв вверх, имитировал падение. Из-под шлемофона ручьем бежал пот, он попадал в глаза, мешал наблюдению. А вражеские истребители, словно хищники, кружили и стреляли, предвкушая легкую победу. Парахин потерял счет времени и ориентировку. А борьба все продолжалась. Трасса пронзила воздух, [131] и один из снарядов попал в пропеллер. Самолет вздрогнул. Летчик выключил зажигание и пошел на посадку прямо перед собой. Колеса коснулись земли, самолет побежал улицей какого-то села. Стервятники, считая, что «рус-фанер» сбили, скрылись за горизонтом.

Подбежали колхозники, помогли Парахину спрятать машину в саду, замаскировать ее сеном. На другой день Ефим Парахин начал ремонт самолета. Это оказалось сложным делом. Не было инструмента. Еле нашли пилу, чтобы обрезать поврежденные концы пропеллера. Завели двигатель. Но как он будет тянуть? Ведь лопасти пропеллера стали короче…

Тепло простившись с помощниками, Парахин начал взлет. Долго разбегался По-2 улицей села, набирая нужную скорость. С большим трудом поднялся в воздух, сделал круг и, едва не касаясь колесами деревьев, полетел на север - к своему аэродрому.

После этого полета на мужественном лице Ефима появилась еще одна морщинка. Смерть заглянула в глаза летчика и оставила свой след…

* * *

14 апреля мы опять бомбили Кенигсберг, а через два дня 19 экипажей нашего полка вместе с экипажами других частей АДД вылетели на бомбардирование города и порта Данциг. Погода на маршруте оказалась значительно сложнее, чем предсказывали синоптики. На запад от Калинина под самолетом промелькнуло какое-то озеро, а затем землю укрыли облака. Некоторое время над головой еще виднелись звезды, но вскоре исчезли и они. Серые, как дым, облака окутали самолет. Они становились все более плотными. Вот уже видна только половина [132] крыла, затем полоска, и, наконец, оно совсем исчезло в непроглядной тьме. Продолжаем набор высоты. Началась болтанка, а за ней - обледенение. Стекло кабины помутнело, еле видны капоты двигателей. Самолет покрывается льдом, становится тяжелым, ухудшается его аэродинамика. Все труднее управлять кораблем. Василий крепко держит штурвал в своих могучих руках, неотрывно следит за многочисленными приборами, стрелки которых показывают обороты моторов, давление масла, температуру головок цилиндров, расход горючего, немедленно реагирует рулями на наименьшие отклонения, старается точнее выдержать курс, скорость, продолжает набор высоты.

Слепой полет… Он требует большого мастерства, а главное - выдержки. Нужно уметь ждать, ждать, пока кончатся облака, а с ними и изнурительная болтанка, опасное обледенение и чувство какой-то безысходности для экипажа и особенно для штурмана. В облаках я не могу ориентироваться, не могу пользоваться радионавигацией из-за различных помех. Остается одно: контролировать полет по приборам и… ждать. Большие трудности и у радиста Николая Кутаха. Расстояние до КП все время увеличивается, помехи в облаках большие, в любое время обледенеет антенна. Просто диву даешься, как нашему Коле удается все время поддерживать бесперебойную связь самолета с землей.

Прошло больше часа полета, а мы все еще в облаках. Высота - 5000 метров. Слоем льда покрылись кромки крыльев. Отлетавшие от винтов куски льда пробили остекление моей кабины, по самолету застучало, забарабанило, словно осколками снаряда. Василий Алин включил антиобледенительную систему, но лед продолжал нарастать снова. Моторы натужно гудели от перенапряжения, работали на [133] полных оборотах. Вскоре бессилен стал и антиобледенитель. Отяжелевший бомбардировщик уже не смог набирать высоту. Создалось критическое положение. Что делать? Но, к нашему счастью, облака стали редеть, посветлело в кабине, появились долгожданные звезды. Еще несколько минут - и мы над облаками. Над головой, далеко-далеко в бесконечной глубине Вселенной, мерцает бесчисленное количество ярких звезд. В этом сложном звездном лабиринте нахожу Большую Медведицу, Полярную, сверяю общее направление полета. Ниже нас расстилались, словно морская гладь, облака, и, казалось, самолет плывет над этой равниной, изредка касаясь крыльями верхушек высоких волн.

Облегченно вздыхает командир: он может пилотировать самолет, ориентируясь по естественному горизонту. А у меня осталась та же проблема: где находимся в данную минуту? На самом деле, где? Уже больше трех часов, как мы покинули аэродром, а земли я почти не видел. Если бы знать скорость и направление ветра, действующего на самолет, можно бы точнее узнать свое расчетное место. А так - только приблизительно определяю его. Имея в виду, что ветры в этих районах на большой высоте преимущественно встречные, считаю, что мы находимся западнее Великих Лук.

- Коля! Передай на КП: прошли линию фронта, высота - 6500 метров, под нами сплошная облачность. После этого сбрасывай листовки.

- Вас понял, товарищ штурман, - ответил радист.

Как и в прошлом году, нас выручила радиостанция, работавшая круглосуточно на территории оккупированной Латвии вблизи города Мадона. При помощи этой радиостанции я проконтролировал полет по дальности, рассчитал с определенной точностью [134] путевую скорость самолета. А это уже немало.

Впереди появились темные пятна - разрывы в облаках. Приближаемся к ним. Вижу землю и море. Узкой полоской тянется коса от Клайпеды до берегов Восточной Пруссии. Определяюсь. Мы отклонились вправо на 30 километров. Рассчитываю новый курс, и мы направляемся к Данцигу. Теперь под нами воды Балтики. И снова загустели облака. Над морем лететь еще 150 километров. В разрывах облаков темнеет море. На какое-то мгновение представил, что отказали моторы, самолет падает вниз, а там, в ночной темноте, холодная морская вода. А у нас - никаких средств спасения… Но моторы ровно и мощно гудят, и я вновь занимаюсь делом. Время тянется медленно. Левее небо осветили несколько прожекторов. Закраснели разрывы снарядов.

- Слева взрываются бомбы. Это не наша цель? - спросил командир.